Легион - Уильям Блэтти

– Ну как? – осведомилась Спенсер. – Не очень туго?

– Нет, все в порядке, мисс. Спасибо. И благодарю вас за беседу. – Он поднялся. – И еще кое-что, – добавил он. – Можно вас попросить, чтобы вы никому не рассказывали об этом разговоре?

– Разумеется. И про сломанный нос тоже – ни слова.

– Как он сейчас себя чувствует?

– Все в порядке. Ему сейчас делают ЭЭГ.

– Вы потом расскажете мне о результатах?

– Да. Лейтенант...

– Я вас слушаю.

– Все это так странно... – протянула сестра. Киндерман встретил ее напряженный взгляд. Потом он еще раз поблагодарил девушку и вышел из кабинета. Лейтенант быстро миновал коридоры и вскоре очутился перед кабинетом Темпла. Дверь оказалась закрытой. Киндерман поднял было забинтованную руку, чтобы постучаться, но затем, вспомнив о своей травме, сделал это другой рукой.

– Войдите, – услышал он грубый голос Темпла и отворил дверь.

– А, это вы, – буркнул Темпл. Он сидел за столом, и его белый халат был сплошь осыпан пеплом. Темпл тут же достал новую сигару и послюнявил ее кончик. Затем указал Киндерману на стул: – Присаживайтесь. Какие у вас проблемы? Эй, а с рукой-то что случилось?

– Пустяки. Царапина, – отмахнулся следователь и плюхнулся на стул.

– Большая, должно быть, царапина, – съязвил Темпл. – Чем могу служить в этот раз, лейтенант?

– У вас есть право не отвечать, – сообщил ему Киндерман ровным голосом, повторяя давно заученную фразу. – Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на помощь адвоката и можете требовать его присутствия во время допроса. Если вы хотите прибегнуть к услугам защитника, но не имеете средств, адвокат будет назначен вам бесплатно. Вам понятно?

Темпл был потрясен.

– О чем вы говорите, черт возьми?

– Я задал вам вопрос, – рявкнул Киндерман. – Отвечайте!

– Да.

– Вам понятны ваши права? Психиатр не на шутку перепугался.

– Да, все понятно, – тихо пробормотал он.

– Вы занимались лечением мистера Подсолнуха из двенадцатой палаты в отделении для буйных больных?

– Да.

– Вы делали это в одиночестве?

– Да.

– И применяли гипноз?

– Да.

– Часто?

– Один или, может быть, два раза в неделю.

– В течение какого времени?

– Уже несколько лет подряд.

– Для чего?

– Просто, чтобы заставить его говорить, а потом выяснить его личность.

– И вам это удалось?

– Нет.

– Не удалось?

– Нет.

Киндерман замолчал. Наступила напряженная тишина. Психиатр ерзал на стуле.

– Ну, больной утверждает, будто он – убийца «Близнец», – выпалил Темпл. – Но это же безумие.

– Почему?

– Да потому что «Близнеца» убили.

– Доктор, а не могло ли так получиться, что под гипнозом вы сами внушили пациенту Подсолнуху мысль о том, будто он и является убийцей «Близнецом»?

Лицо психиатра побагровело. Он резко мотнул головой и коротко отрубил:

– Нет.

– Этого не могло случиться?

– Ни в коем случае.

– Вы рассказывали мистеру Подсолнуху, как именно убили отца Дайера?

– Нет.

– Вы называли ему мою фамилию и звание?

– Нет.

– Вы сами подделали пропуск на имя Мартины Ласло?

Темпл вспыхнул и, немного помолчав, решительно произнес:

– Нет.

– Вы в этом уверены?

– Да.

– Доктор Темпл, правда ли то, что в Сан-Франциско вы работали в полицейском участке консультантом как раз по делу «Близнеца»?

Темпл был поражен.

– Работали или нет? – повысил голос Киндерман.

– Да, я там работал, – упав духом, промямлил психиатр.

– Мистер Подсолнух обладает сведениями об убийстве женщины по имени Карен Джекобс, которое «Близнец» совершил в 1968 году. Эта информация была доступна только полицейским в участке. Вы рассказывали про убийство мистеру Подсолнуху?

– Нет.

– Не рассказывали?

– Нет, конечно, нет. Я клянусь вам.

– А могли вы путем гипноза внушить человеку из двенадцатой палаты, что он и есть убийца «Близнец»?

– Я же сказал – НЕТ!

– Вы не хотели бы сейчас изменить кое-что в своих показаниях?

– Да.

– Что именно?

– Насчет пропуска, – еле слышно выдавил из себя Темпл.

Следователь приставил руку к уху.

– Насчет пропуска, – уже громче повторил Темпл.

– Вы сами его подделали?

– Да.

– Чтобы доставить неприятности доктору Амфортасу?

– Да.

– Чтобы навлечь на него подозрение?

– Нет, не для этого.

– Тогда для чего же?

– Я его не люблю.

– Почему?

Темпл поколебался и, наконец, выложил:

– Из-за его поведения.

– Поведения?

– Он ставит себя выше других.

– И для этого вы подделали документы, доктор?

Темпл угрюмо молчал.

– Когда в среду я разговаривал с вами об отце Дайере, я упомянул о том, как действовал настоящий «Близнец». Вы оставили это без замечаний. Почему? Почему вы скрыли свое прошлое, доктор?

– Я ничего не скрывал.

– Почему вы сами ничего не рассказали?

– Я боялся.

– Вы боялись?

– Конечно, я перепугался. Ведь вы бы начали подозревать меня.

– Вы получили достаточную известность во время расследования дела «Близнеца», а потом исчезли из поля зрения. Может, вам теперь захотелось воскресить убийства «Близнеца»?

– Нет.

Киндерман сверлил психиатра немигающим, пронзительным взглядом. Он замолчал и не шевелился. Темпл побледнел как полотно, а потом неуверенно пробормотал:

– Вы ведь не арестуете меня, правда?

– Личная неприязнь, – чеканя слова, твердо заявил Киндерман, – к сожалению, не является поводом для ареста. Вы бесчестный, ужасный человек, доктор Темпл, но сейчас единственной мерой пресечения может явиться лишь изоляция вас от мистера Подсолнуха. Вы не будете ни лечить его, ни просто заходить к нему в палату до получения дальнейших инструкций. И лучше не попадайтесь мне на глаза, – добавил Киндерман. Он поднялся и, с треском хлопнув дверью, покинул кабинет.

Долгое время Киндерман бродил по коридорам, ожидая, когда же пациент из двенадцатой палаты придет, наконец, в себя. Но ждал он напрасно. Примерно в половине шестого Киндерман ушел из больницы. Мостовая блестела от воды. Лейтенант свернул с О-стрит на 36-ую улицу и направился к югу в сторону дома Амфортаса. Киндерман и звонил, и стучал в дверь, но ему никто не открыл. Тогда лейтенант поднялся по О-стрит и вскоре очутился перед университетом. Он сразу отправился в кабинет к отцу Райли. В приемной никого не оказалось – секретарша, видимо, отлучилась. Киндерман посмотрел на часы, и в этот момент из кабинета донесся знакомый мягкий голос:

– Я здесь, друг мои. Заходите. Иезуит сидел за столом, сложив руки на затылке. Он выглядел очень усталым и измученным.