Приватизация по-российски - Анатолий Чубайс

Сколько нас “долбали” за залоговые аукционы! Действительно, непростая, противоречивая вещь. Но почему они устояли? А потому, что решение практически каждого аукциона прошло всю цепочку арбитража — от районного до высшего, и ни одно из них не было признано незаконным.

Но не только арбитраж укрепился за эти годы. Было разработано сложнейшее законодательство, включающее тома и тома документов по регулированию рынка, ценных бумаг. Были созданы такие важнейшие институты фондового рынка, как независимые депозитарии и реестродержатели, — очень важный шаг, ведь информация о собственности и есть сама собственность. Одним словом, с точки зрения создания нормативно-правовой базы для защиты частной собственности было сделано много.

Об эффективности этих мер можно судить даже по тому, как менялся характер нарушений прав акционеров в течение всех этих лет. Какими были типичные нарушения в первые годы? Акционеров попросту вычеркивали из реестров. Классический пример, потрясший всю мировую общественность, — Красноярский алюминиевый: директор выбросил из реестра крупнейшего акционера.

На самом деле в 1993—1994 годах подобных случаев было множество: директора продолжали вести себя как абсолютные хозяева предприятий, запросто выбрасывая из реестра неугодных акционеров, а правовых защитных механизмов выработано еще не было. И оставался наш акционер один на один с произволом. Сначала он жаловался в местный комитет имущества, потом главе администрации, потом министру, потом в правительство и в конце концов доходил до составления слезных воззваний: “Обращаюсь ко всем людям доброй воли! Прошу вернуть мне мои пять процентов акций кроватной фабрики, беззаконно у меня изъятых”. Но все плачи про беззаконие оставались пустым звуком до тех пор, пока не была наконец выстроена нормативная база по регулированию рынка ценных бумаг.

Сегодня подобные нарушения уже немыслимы. Сегодня типовая ситуация покушения на права акционеров — размывание уставного капитала. Держатель контрольного пакета осуществляет дополнительную эмиссию акций, и ваши весомые 5 процентов превращаются в абсолютно бесправные 0,5. Вот типичный пример. Потанин в “Сиданко” попробовал увеличить уставный капитал, ущемив права малых акционеров. А за малыми акционерами, оказалось, стояла крупная западная фирма. И она постаралась, чтобы эта история стала широко известной на Западе. В итоге имидж Потанина в глазах зарубежного инвестора был сильно подпорчен.

Мы с Димой Васильевым тогда основательно повздорили с Потаниным. Дима ко мне пришел со всей этой историей: надо реагировать. И я ему сказал: аннулируй эмиссию. Это была очень жесткая мера — ликвидировать дополнительную эмиссию, но Потанин понял, что перегнул палку: “Да нет, ребята, я погорячился. Давайте найдем нейтральное решение”. “Пожалуйста, найдем, уже нашли — эмиссия-то ликвидирована”. Ситуация, конечно, неприятная. Потанин тогда специально ездил на Запад к этим акционерам, объяснялся.

Короче говоря, комбинация была очень сложная, но и по таким комбинациям государство уже начинает подыскивать адекватные меры для реагирования. И тут большое значение имеет высокая квалификация Димы Васильева. Он безжалостно отметает любые попытки покушений на права акционеров.

Конечно, конфликт “директор — собственник” (другими словами, “менеджер — акционер”) всегда подспудно будет существовать. Как любит говаривать один мой знакомый, директор крупного банка, акционеры у нас жадные и глупые. “Почему жадные?” — “Потому что хотят дивиденды получить”. — “Почему глупые?” — “Потому что думают, что я им их заплачу”. Ничего не поделаешь, такой вот естественный порыв души. И не надо тешить себя иллюзиями на тот счет, что где-то в мире эта проблема решена идеально и окончательно.

В Америке года три назад произошел настоящий бунт акционеров, которые потребовали, чтобы в исходные нормативные документы было заложено перераспределение полномочий между исполнительной властью акционерных обществ и акционерами в пользу последних. Но при наличии полноценной законодательной базы всегда найдутся цивилизованные способы разрешения подобных конфликтов. Способы, принципиально отличающиеся от тактики бандитских “наездов” по праву сильного.

Подводя итоги всего вышеизложенного в этой главе, вывожу теорему: при наличии грамотного государственного регулирования рынка ценных бумаг (а таковое, на мой взгляд, в России активно выстраивается) более глубокое вовлечение в рыночные отношения создает на предприятиях типовую ситуацию, при которой нормальному директору, понимающему свои блага и реально пекущемуся об эффективности своего бизнеса, выгоднее не покушаться на права акционеров, чем покушаться на них.

Доказательство простое: любому директору нужны деньги, нужны инвестиции, нужны кредиты. А как только до этого доходит, требования всюду одни: кредитная история, прозрачность финансовых потоков, бухучет и, конечно же, правовая защищенность инвестора, акционера. Иными словами, в той среде, которая создана на сегодня нашими усилиями, расти и развиваться будут те, кто, с одной стороны, реально пекутся об эффективности своего бизнеса, а с другой — защищают интересы других акционеров, собственников. Если же ты все-таки что-то очень удачно украл сегодня, завтра перед тобой встанет стена. Ты потеряешь репутацию. Ты пойдешь за деньгами, а про тебя будут говорить:

— Да на кой черт с ним связываться?! Он не уважает своих акционеров.

Вот это — фундаментальнейшая вещь, заложенная нами в основание приватизации. Так работает тот скрытый моторчик, который будет раскручивать и раскручивать живой, здоровый, эффективный бизнес.

Анатолий ЧУБАЙС

В ПОИСКАХ СОБСТВЕННОГО ПУТИ

КТО ОТВЕТИТ: КУДА ИДЕМ?

Общественное мнение настроено категорично: люди, которые делали приватизацию, отвечают за все, что происходит в постприватизационной России. Государство не сформулировало долговременную концепцию развития? Не расставило вехи на пути продвижения страны к рынку? И в этом виноваты реформаторы.

Хочу напомнить своим критикам: все эти годы мое положение в кабинете министров было таково, что меня никто не уполномочивал делать заявления политического характера от имени всего российского правительства. У правительства был премьер, он являлся его фактическим руководителем, и право говорить от имени кабинета министров всегда оставалось его прерогативой. Но вот таких разговоров: концептуальных, идеологических Виктор Степанович не любил — это правда. Черномырдин никогда не затевал в правительстве обсуждений на тему “какой капитализм строим”, “куда идем”... Не знаю, считал ли он неправильным вести такие дискуссии или, может быть, несерьезным? Но за последний год работы, например, ни одной минуты не обсуждалась на заседаниях кабинета проблема становления олигархического капитализма. Возможно, премьер считал, что это что-то такое из области политических лозунгов и потому кабинет министров не должен заниматься подобными вещами.

И все-таки отсутствие подобного рода дискуссий вовсе не означало, что мы не имели представления о стратегии экономических преобразований в стране. Еще в гайдаровские времена, где-то в конце 1992 года, в правительстве был разработан документ под названием “Трехлетний план реформ”. И надо отдать должное Черномырдину, при нем этот документ ежегодно обновлялся и прописывался еще на один следующий год. Документ был объемный, содержательный, включал перечень абсолютно проверяемых позиций и, как ни странно, реально контролировался, в отличие от многих других решений, рожденных в недрах правительства. Другое дело — далеко не всегда выполнялся он на все сто процентов. Особенно плохо обстояли дела с осуществлением “плана реформ” в 1993—1994 годах. И это понятно: в то время правительство было по сути коалиционным и любые попытки либерального крыла сделать шаг в сторону более глубокого реформирования экономики тут же “гасились” мощнейшей антиправительственной оппозицией. Однако уже с 1995—1996 года “Трехлетний план реформ” становится абсолютно рабочим документом, в нем не только формулируется концепция дальнейших преобразований, но и записывается план конкретных действий. Скажем, “принять закон о реструктуризации естественных монополий” — такой-то срок, такой-то ответственный; “подготовить налоговую реформу” — то же самое. Причем отчет о ходе выполнения этого документа регулярно вытаскивался на правительство, и Виктор Степанович довольно лихо “наезжал” на министров, которые проваливали порученное им дело. Конечно, степень внимания к плану реформ постоянно менялась в зависимости от внутреннего расклада сил в правительстве. Дело в том, что документ делала все время наша команда, в основном люди из Рабочего центра экономических реформ под руководством Евгения Ясина и Сергея Васильева. Когда я уходил из правительства или мои позиции ослабевали, внимание к плану изменялось соответствующим образом. Но в общем с годами тенденция намечалась совершенно отчетливо: программа реформирования вызывала все больший интерес в правительстве.