Жена самурая (СИ) - Богачева Виктория

Он сощурился, когда его клетку залил яркий свет факелов, и увидел Нобу Тайра в сопровождении солдат. Исходившая от него ярость была почти осязаемой и заставила Такеши нахмуриться. Он поднялся и встретился взглядом с Тайра. Тот непонятно дернул подбородком и сказал:

— Твой отец и жена совсем не берегут тебя, Такеши.

Минамото промолчал, хотя услышанное пробудило в нем интерес, которого он не испытывал с того момента, как оказался здесь. В последнее посещение Тайра дал ему повод думать, что отец проигрывает. Теперь же…

— Твоя жена казнила Такао Токугава, — Нобу покачал головой. — В день помолвки Нанаши и ее младшей сестры.

Такеши показалось, будто его оглушили. Он меньше всего ожидал услышать то, что услышал, и теперь это не желало укладываться в голове. Как отец, проигрывая — если верить Тайра — смог добраться до Токугава? Как смог привезти туда Наоми? Как смогла Наоми?..

— Им нет дела до того, что ты в плену. Раз они решились на это, — с притворной печалью заключил Нобу.

Такеши, к которому вернулся контроль над своими чувствами, хмыкнул.

— Ты ведь не ожидал, что они сдадутся и будут действовать с оглядкой на меня?

— Было бы славно, — Нобу велел отпереть решетку и вошел внутрь. Он подошел к Такеши почти вплотную и поднес факел к его лицу. — Тебя не узнать.

Минамото с трудом заставил себя не жмуриться, хотя глаза защипало от яркости факела. Слова Тайра вызвали у него еще одну усмешку: он знал, что оброс. Некогда короткие волосы теперь касались плеч, а подбородок покрывала борода, которую он прежде не носил.

— Я думал, как поступить с тобой последние пару дней. Знаешь, в чем главная сложность? Ты по-прежнему слишком ценный пленник, чтобы тебя убивать. Ты — мой запасной план. Что угодно может произойти.

— Запасной план на случай поражения? Я думал, ты выигрываешь, Нобу.

— Не пытайся, Такеши, — Тайра лениво махнул рукой. — Я слишком стар, чтобы повестись на такое.

Он обернулся и кивнул своим воинам, и трое из них направились в сторону Минамото. Тот скользнул по ним напряженным взглядом и шагнул назад, спиной наткнувшись на неровную поверхность стены.

Он был слаб, он был безоружен, и он был один, но и Такеши, и солдаты знали, что он не сдастся, и потому они сразу вытащили из-за поясов гибкие бамбуковые палки. Первые два удара по ребрам болью ослепили Минамото, перебили дыхание, и он рухнул на колени, в беззвучном крике открыл рот, пытаясь глотнуть воздуха.

Три пары рук пригвоздили его к земляному полу. Держали крепко — не пошевелиться, не вырваться.

Такеши смог лишь вскинуть голову, чтобы увидеть, как Нобу Тайра обнажает катану.

— Не все части твоего тела столь же ценны, как ты, — сказал он.

Минамото дернулся, когда солдаты содрали остатки кимоно с его левой руки и прижали ее к земле. Он напрягся всем телом — так, что налились кровью глаза, но не смог сдвинуться ни на сун*.

Такеши взглянул на Нобу из-под упавших на лоб волос. Он видел, как Тайра занес катану, изготавливаясь для удара, как направил лезвие вниз. Он слышал свист воздуха, рассеченного мечом, слышал шелест кимоно Тайра.

Он видел и слышал, но все равно не был готов, когда катана отсекла кисть его левой руки. Такеши взвыл, не в силах сдержаться, и неосознанно дернул руку на себя, но ему не позволили. Солдаты крепко держали его, накладывая тугой жгут на запястье и заливая края раны крепкой настойкой.

Сквозь тупую пелену боли до него откуда-то издалека донесся голос Тайра:

— Может быть, это послужит для твоего отца напоминанием.

У Богов, в которых Такеши никогда не верил, было милосердие и для него. Он почти сразу потерял сознание, провалившись в бездонную пропасть. Он уже не чувствовал, как с него сняли жгут, как наложили на рану мазь, как крепко забинтовали чистыми тряпицами. И хотя в его забытьи почти не было боли, оно не принесло ему облегчения. Такеши остро ощущал нехватку, отсутствие чего-то — в бессознательном состоянии он толком не мог понять, что именно ему не достает, но тупая, ноющая тоска не позволяла ни забыться, ни отвлечься.

Такеши очнулся спустя несколько долгих часов: открыл глаза и сразу же попытался сесть, когда приступ боли от потревоженной руки опрокинул его навзничь, заставил лежать неподвижно пару минут.

Где-то с потолка капала вода. Он слышал ритмичный стук капель, и этот звук помог притупить резкую боль. Такеши попробовал сесть снова — медленно и осторожно на этот раз. Потянулся правой — теперь единственной — рукой к кувшину, с трудом поднес его ко рту и сделал несколько жадных глотков.

Он едва не выронил кувшин, когда опускал его обратно на землю, а дернувшись его удержать, вновь потревожил раненую руку.

От собственного бессилия крепко сжал кулаки… теперь уже кулак, и почувствовал, как левая кисть отозвалась фантомной болью.

Такеши поднес ее к глазам, рассматривая повязку: та была наложена крепко и умело, чтобы не допустить заражения и потери крови. Он был нужен Тайра живым.

«Чтобы резать по кусочкам».

Прикрыв глаза, он коснулся затылком стены. Боль была ужасающей — от нее не удавалось отвлечься, про нее не удавалось забыть. Такеши едва мог терпеть ноющую, не заканчивающуюся пульсацию, а ведь он за свою жизнь привык испытывать боль. Но, кажется, только сегодня узнал ее по-настоящему.

Он кое-как поднялся и неожиданно для себя вспомнил, как падала перед ним Наоми во время их боя. А он стегал ее: «вставай».

Его жена казнила отца.

«Они хотят подчинить младшую ветвь Токугава», — Такеши сделал несколько нетвердых шагов и остановился, чтобы перевести дух. Он чувствовал себя так, словно заново учился ходить. Немудрено.

В последнее время он редко вставал со своей подстилки.

«Но Токугава не пойдут за Наоми. Она принадлежит теперь Минамото, и нет никакого смысла… никакого разумного объяснения… если только…»

У него резко зашумело в ушах, и Такеши был вынужден сесть на холодный земляной пол прямо там, где стоял.

«Невозможно».

Он потряс головой и по привычке вскинул левую руку, чтобы отбросить упавшие на лоб волосы. Осекся на половине движения и резко остановился, растревожив рану.

Наоми не могла носить его ребенка.

Такеши прищурился, вглядываясь в пляску огня в факеле, что служил единственным источником света в его клетке.

Почему же невозможно?

Он был с Наоми достаточно раз, чтобы зачать сына. Она вполне может носить сейчас их ребенка. Его ребенка.

Невозможно, потому что чудес не бывает. Его клан — клан на грани уничтожения, единственный наследник которого в плену. Идет война, и они ее проигрывают. И вдруг посреди пролитой крови, посреди убийств и страданий, посреди грязи, тягот и лишений, посреди отчаяния — ребенок? Продолжение рода. Появление союзников. Маленький Минамото, жизнь которого будет стоить смерти?

«Рядом с ней должен быть я».

Он никогда не боялся своей смерти. Никто из живущих не посмел бы назвать его трусом, а те, кто смел, уже были мертвы.

Он обменял себя на отца, зная, что плен сулит ему лишь смерть. Он сделал это без капли сожаления, не задумываясь, потому что Кенджи — глава его клана, его отец, и жизнь Такеши принадлежала ему.

Он сделал бы то, что сделал, снова, и снова, и снова, и до скончания веков. И никогда не посмел бы роптать.

Но сейчас, когда к нему пришло осознание, что Наоми может — вполне может! — носить его ребенка, он захотел оказаться не в заточении, не в каменной клетке, а рядом с женой.

Такеши облизал сухие губы. К горлу подступила тошнота, и по всему телу разлилась столь ненавистная ему слабость. Он покосился на обрубок — сил, чтобы повернуть голову, не было — и поморщился.

Безрукий калека. Кого бы он смог сейчас защитить?

Мысли стихийно перескакивали с одного на другое, и голова будто бы сделалась почти ватной, мягкой. Он закрыл глаза, будучи не в силах бороться, будучи слабым, и медленно сполз по стене на земляной пол, лишившись сознания.

Как когда-то прежде, он очнулся от негромкого детского голоса.