ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа - Аллен Даллес

Нельзя исходить из того, что коммунистический лидер будет действовать так же, как мы, или что он всегда правильно оценит наши шаги. Нам часто трудно понять Советы, а им нас. В случае с Кубой Хрущев в октябре 1962 года самонадеянно рассчитал, что ему удастся незаметно доставить на остров свои ракеты, установить и замаскировать их, а затем, выбрав удобный момент, поставить Соединенные Штаты перед совершившимся фактом, который США вынуждены были бы признать, предпочтя это риску войны. Конечно, он допустил ошибку — так же как и кое-кто у нас, поверхностно оценив ситуацию: они утверждали, что Хрущев не решится разместить наступательное оружие прямо под нашим носом.

Роль разведки на ранней фазе кубинского кризиса в октябре 1962 года стала темой официального доклада, подготовленного согласительным подкомитетом сенатского комитета по вооруженным силам под председательством сенатора Джона Стенниса от штата Миссисипи. Главный вывод: «Ошибочная оценка создавшейся ситуации и поверхностные умозаключения руководителей разведки, увлекшихся философствованием, а не анализом конкретных фактов, привели к ошибочному решению: размещение стратегического ядерного оружия на Кубе противоречит советской политике. Однако позже выяснилось, что этот прогноз оказался совершенно неверным».

Эта критика в адрес разведки относилась к сентябрю — началу октября, то есть еще до получения качественных аэрофотоснимков. Но затем в наше распоряжение поступили данные, которые создали впечатление, что вряд ли русские доставили на Кубу ракеты среднего радиуса действия, которые могут поразить цели в глубине территории Соединенных Штатов. Но среди американских государственных и политических деятелей были и такие (упомяну хотя бы тогдашнего директора ЦРУ Маккоуна), которые высказывали серьезные сомнения в отношении такого вывода. Однако в Разведывательном совете верх взяло все же убеждение: Хрущев, мол, не рискнет сделать шаг, который означал бы прямую угрозу Соединенным Штатам. Карибский кризис явил собой пример того, что Хрущев может действовать неожиданно, необычно, шокирующе. И в то же время он уверен, что сумеет сразу же отступить, если увидит: противник настроен решительно и даст отпор. Советский лидер, кроме того, заранее рассчитал, что уступка на Кубе не нанесет существенного ущерба его собственным позициям в СССР. Полностью контролируя советские средства массовой информации, он без труда сможет убедить общественность в своей стране и во всем коммунистическом блоке, что отступление на Кубе было сделано, чтобы сохранить мир.

При подготовке оценок политики Советов и их действий всегда полезно иметь среди аналитиков одного или двоих человек, которые должны играть роль «адвокатов дьявола»: аргументировать и объяснять, почему Хрущев или какой-либо другой советский руководитель предпринял необычный, драматический, а иногда, с нашей точки зрения, даже неумный и невыгодный для собственных интересов шаг. Конечно, в большинстве случаев можно прийти к нелепым и, вероятно, даже ошибочным выводам, если исходить из предположения: все, что делает или будет делать Советский Союз, нужно рассматривать как нечто необычное или анормальное. Политикам надо время от времени напоминать, что Советы в общем действуют вполне логично и расчетливо, хотя иногда их шаги нам трудно понять и объяснить.

Если некоторые наши аналитики сделали неверный вывод из кубинской аферы Советов, то Хрущев со своими советниками допустил еще более серьезный просчет, полагая, что его грубый и дерзкий маневр не встретит энергичный и решительный отпор Вашингтона. Офицерам разведки приходится сталкиваться с возмущением общественности по поводу того, что опять, мол, «наши шпионы прохлопали». Это происходит обычно в тех случаях, когда на международной арене разыгрываются какие-то драматические события, к которым широкая публика оказалась неподготовленной. Правда, иногда обвинения бывают и справедливыми. Но в большинстве случаев разведка предвидит события и дает им правильную оценку. Но люди этого не знают, а мы не имеем права рекламировать свои успехи.

Так было, например, с вторжением в район Суэца в 1956 году. Наша разведка тогда была полностью в курсе того, что Израиль, а затем Англия и Франция намеревались предпринять. У общественности же сложилось впечатление, что разведслужба допустила промах, поскольку официальные лица США заявили с расчетом на определенный эффект, что страна не была своевременно предупреждена об этом. Официальные представители США, конечно, подразумевали под этим то, что Англия, Франция и Израиль забыли предупредить нас о своих планах. В действительности же разведка Вашингтона постоянно информировала правительство обо всем, но, как обычно, не имела права рекламировать свои успехи.

Другой пример — искусственный спутник Земли. Здесь, несмотря на повсеместно сложившееся в стране мнение, Разведывательный совет очень точно предсказал прогресс Советов в области космической технологии и приблизительное время, когда они смогут вывести свой спутник на орбиту.

В других случаях пресса и общественность впадали в ошибку относительно реальной роли разведки в конкретных ситуациях. Считая, что действия правительства должны обязательно опираться на разведывательные сводки, газеты и политики, когда у нас что-нибудь не получалось в международных делах, обвиняли в первую очередь разведслужбы даже тогда, когда на самом деле последние в подготовке таких шагов никакого участия не принимали.

Взять, например, эпизод в бухте Кочинос в 1961 году[122]. Большая часть американской прессы в то время считала, что операция потерпела неудачу из-за ошибочной оценки разведслужбы, которая утверждала: высадка вооруженных отрядов эмигрантов вряд ли вызовет народное восстание на Кубе. Те, кто работал, как это пришлось мне, с антигитлеровским подпольем за линией фронта во Франции, Италии и Германии во время Второй мировой войны, и те, кто наблюдал трагедию венгерских патриотов в 1956 году[123], должны понять: спонтанные революционные выступления невооруженного народа в современную эпоху — неэффективны и часто гибельны. Я не разбирал нигде детально кубинскую операцию 1961 года и не собираюсь делать этого здесь. Повторю лишь то, что уже сказал где-то откровенно: «Я не знаю никаких прогнозов о том, что такая высадка вызовет самопроизвольное восстание невооруженного народа Кубы».

Ясно, что наши оперативные сводки, особенно те, где речь идет о коммунистическом блоке, должны отражать не только естественное и обычное, но и необычное, жестокое и неожиданное — короче говоря, все, что там делается. Действия и намерения Советов нельзя оценивать лишь с точки зрения того, как бы мы поступили сами в том или ином случае, будь на месте Хрущева. А советский лидер не особенно соблюдает приличия, как это было в Организации Объединенных Наций, когда он даже разулся перед высоким собранием[124]. У нас часто создается впечатление, что меры советского правительства принимаются под влиянием теории Ивана Петровича Павлова, известного русского физиолога, который стимулировал определенные рефлексы у подопытных животных, а затем, резко изменяя обращение с ними, приводил их, этих животных, в состояние полного смятения. Внезапные изменения в поведении и действиях Хрущева заставляют вспомнить о теориях Павлова. Торпедирование Парижской встречи на высшем уровне в I960 году, хотя советский лидер уже несколько лет знал о разведывательных полетах над территорией СССР «У-2», неожиданное возобновление ядерных испытаний, когда в 1961 году неприсоединившиеся страны собрались в Белграде, и даже его знаменитая выходка с ботинком на трибуне ООН были рассчитаны на то, чтобы их шоковый эффект помог ему достичь желаемого результата. Советский лидер, по-видимому, надеялся, что его афера с размещением ракет на Кубе тоже потрясет США и мировое сообщество. Наши дальнейшие оценки, как Хрущев будет действовать в той или иной ситуации, должны обязательно учитывать эти особенности.