Происхождение партократии - Авторханов Абдурахман

2. Резолюция Зиновьева: «Не откладывая разведочных, подготовительных шагов, считать, что никакие выступления впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов — недопустимы».

За резолюцию Ленина голосовало: за — 19, против — 2, воздержалось — 4. За резолюцию Зиновьева голосовало: за — 6, против — 15, воздержалось — 3 («Протоколы ЦК…», стр. 97-104).

Самым чудовищным преступлением в большевистской партии считается нарушение дисциплины партии безотносительно к тому, какие бы веские аргументы ее нарушитель ни приводил. При этом, чем выше стоит в иерархии партии нарушитель дисциплины, тем больше ответственности.

Поэтому даже Ленин, когда он оказывался в высшем органе партии в меньшинстве, вел закрытую полемику, но никогда открыто не выступал против решения большевистского ЦК. Если случалось, что Ленин намеревался нарушить этот принцип дисциплины, то он угрожал выходом из ЦК, чтобы как рядовой член партии получить свободу действия против ЦК и его неугодных ему решений.

Каменев и Зиновьев, проголосовав 10 и 16 октября против восстания, выступив в непартийной газете «Новая жизнь» (орган Горького и Суханова) против решения ЦК, будучи его членами, нарушили этот железный закон большевистской дисциплины. Каменев 18 октября писал: «Не только я и т. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до созыва съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом» («Протоколы ЦК…», стр. 116).

Это выступление вызвало у Ленина взрыв возмущения. До глубины души, видимо, возмутили Ленина и выступления Каменева и Зиновьева в ЦК. Ленин писал в ЦК: «Зиновьев имеет бесстыдство утверждать, что "партия не опрошена" и что такие вопросы (восстание), не решаются десятью человеками» или: «Каменев бесстыдно кричал: "ЦК провалился, ибо за неделю ничего не сделано" (опровергнуть я не мог, ибо сказать, что именно сделано, нельзя)», и Ленин категорически потребовал от ЦК: «Каменев и Зиновьев выдали Родзянко и Керенскому решение ЦК своей партии о вооруженном восстании… Ответ на это может и должен быть один: немедленное решение ЦК:…ЦК исключает обоих из партии». Ленин добавляет: «Мне нелегко писать про бывших близких товарищей, но колебания здесь я считал бы преступлением… Изменником может стать лишь свой человек» (Ленин, ПСС, т. 34, стр. 424–426). Это письмо Ленина в ЦК, датированное 19 октября, не произвело особого впечатления не только на Зиновьева и Каменева, но даже и на ЦК в целом. Правда, Каменев еще 16 октября (за три дня до письма Ленина) в ответ на новое решение ЦК о восстании подал заявление о выходе из ЦК, но оно еще не рассматривалось ЦК.

20 октября происходит новое заседание ЦК. Присутствуют — Троцкий, Сталин, Сокольников, Дзержинский, Урицкий, Иоффе, Свердлов, Милютин, Коллонтай. Отсутствуют Ленин, Каменев, Зиновьев. Но обсуждается как раз заявление Ленина о Каменеве и Зиновьеве. Вот некоторые интересные выдержки из прений:

Свердлов: «ЦК не имеет права исключать из партии… Отставка Каменева должна быть принята».

Сталин: «Предложение Ленина должно быть разрешено на пленуме и предлагает в данный момент не решать».

Милютин: «Присоединяется к мнению т. Сталина, но доказывает, что вообще ничего особенного не произошло».

Троцкий: «Считает, что отставка Каменева должна быть принята».

Сталин (второй раз): «Считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК… Считает, что исключение из партии не рецепт, предлагает оставить в ЦК».

В результате прений предложение Ленина об исключении Каменева и Зиновьева из партии отклоняется, но отставка Каменева, как члена ЦК, принимается (за — 5, против — 3) («Протоколы ЦК…», стр. 106–107).

Однако и это решение об отставке Каменева было потом пересмотрено. На последнем заседании ЦК перед переворотом — 24 октября 1917 года — Каменев принимает руководящее участие (там же, стр. 119).

Активная защита Сталиным Каменева и Зиновьева против Ленина выявилась не только в выступлениях Сталина на заседаниях ЦК, но и в том, что он в ЦО партии «Рабочий путь» без ведома своего соредактора Сокольникова поместил, во-первых, письмо в редакцию Зиновьева, в котором Зиновьев говорит, что «действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает т. Ленин» и предлагал «отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств»; во-вторых, Сталин сделал к этому заявлению следующее явно антиленинское примечание от редакции: «Мы в свою очередь выражаем надежду, что сделанным заявлением т. Зиновьева (а также заявлением т. Каменева в Совете) вопрос можно считать исчерпанным. Резкость тона статьи Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками» (там же, стр. 114, 115). Когда на заседаниях ЦК от 20 октября выяснилось, что Сталин действовал самочинно, а его соредактор Сокольников это действие считал ошибочным, как и Ленин, то Сталин заявил о своем выходе из редакции, но ЦК отставки его не принял (там же, стр. 108).

Газеты Петрограда полны сведений о предстоящем восстании большевиков. Не только из выступления Каменева и Зиновьева, но из самих статей Ленина в «Рабочем пути» совершенно ясно видно, что восстание — дело решенное, гадают только о сроке — когда же оно назначено. Максим Горький, который так близок был к Ленину, 18 октября выступил в «Новой жизни» со статьей «Нельзя молчать!». Он писал: «Всё настойчивее распространяются слухи о том, что 20-го октября предстоит "выступление большевиков"». Он предупреждал против повторения «отвратительных сцен 3–5 июля» и писал: «Вспыхнут… все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики — люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости». Он предлагал ЦК большевиков опровергнуть слухи о восстании, если этот ЦК не стал «орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков». (Н. Суханов, «Записки о революции», кн. VII, стр. 46–47). «Обезумевшим фанатиком» Горький считал Ленина.

Между тем, политическая и особенно техническая подготовка восстания шла на всех парах. 21 октября большевики созвали собрание полковых и ротных комитетов всех частей армии и флота столицы. На собрании доклад о «текущем моменте» сделал Троцкий. Результат: «21 октября Петербургский гарнизон окончательно признал единственной властью Совет, а непосредственным начальствующим органом Военно-революционный комитет» (Суханов, там же, стр. 86). Свидетель Суханов утверждает: «Уже 21 октября Временное правительство было низвергнуто, и его не существовало на территории столицы…» (там же, стр. 95). 22 октября Петроградский Совет документально подтвердил, что властью в столице является не Керенский, а Троцкий. В этот день Совет разослал по всем частям гарнизона телефонограмму, в которой говорилось: «Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, не действительны» (там же, стр. 101). Одновременно Военно-революционный комитет выпускает прокламацию и к населению Петрограда:

«В интересах защиты революции… нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждению их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, неприкосновенны» (там же, стр. 109).

Это уже было начало открытого восстания, руководимого из комнаты 18 Смольного института (там помещалась большевистская фракция Совета).

Почему же в этих условиях бездействовало правительство? Может быть, надо было много сил, чтобы изолировать обитателей комнаты 18? Суханов уверенно свидетельствует: «Хороший отряд в пятьсот человек был совершенно достаточен, чтобы ликвидировать Смольный со всем его содержанием» (там же, стр. 109). У Временного правительства, однако, не только не было воли к власти, но даже воли к жизни. Даже его вернейшая опора — Петропавловская крепость, — которая отказалась принять и признать комиссара Троцкого, после доклада Троцкого на собрании гарнизона перешла на сторону большевиков. Гарнизон Петропавловска почти единогласно принял резолюцию о советской власти и о своей готовности восстать против правительства. В крепости было около 100 тысяч винтовок. Одной речью Троцкого большевики заполучили эти 100 тысяч винтовок. Ленин был прав. Переворот в Петрограде не только созрел, но и перезрел.