Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Валерий Тихомиров

Прежде всего пара голодных мужчин напала на холодильник. Продуктовый запас лег на стол, очутился в кастрюлях и на сковородке. Насыщение проходило по старинке. Без наносных условностей. С некоторым нарушением этикета и культуры застолья. Проще говоря, было сожрано все съедобное. Быстро и жадно. Частично в недоваренном виде. Частью откровенно сырым.

После еды Алик вошел в комнату, тяжело отдуваясь. Тело просило отдыха. Глаза слипались. Он собирался поздороваться с Доктором Ватсоном и упасть на диван. Ни на что большее после дальних странствий сил не оставалось.

Вдруг осоловелый взгляд зацепился за какую-то несообразность. Что-то было не так. Еще не понимая в чем дело, Алик замер. А сердце уже забилось, предвещая беду. Потрошилов нацепил очки и вздрогнул. На столе лежал перевернутый домик Доктора Ватсона. Вокруг валялся рассыпанный недельный запас корма.

Страшная истина вползла в заторможенный мозг Алика. Хомяк пропал! Его не было в перевернутом домике. Не было за коробкой со старыми газетами, которые Ватсон так мило драл на мелкие кусочки тихими семейными вечерами. Не было и на полу. Хотя из-за боязни высоты он никогда не приближался к краю стола.

Вместо друга возле домика белел конверт. Дрожащей рукой Альберт Степанович взял письмо, надеясь увидеть послание от мамы. Но слабой надежде не суждено было сбыться. Абсолютно незнакомый таинственный злоумышленник писал корявым почерком гадкие слова. Буквы плясали, как злобные маленькие человечки, крича о большой беде. Мучительный стон огласил квартиру.

— Клим! — прохрипел Потрошилов. — Ватсона украли!

Распутин примчался с кухни, дожевывая бутерброд с сосиской. Он поднял выпавшее из дрожащих рук Алика письмо и прочитал вслух: «Хомяк у нас. Готовь миллион долларов, иначе получишь его по частям. Если хоть один милиционер узнает, хомяк умрет».

Не сговариваясь, друзья посмотрели на приоткрытый шкаф. В основном гардероб Алаберта Степановича состоял из казенной серой формы с капитанскими погонами. Выходило, что один милиционер о похищении уже знает. Судьба Ватсона повисла на волоске. Алик взглянул на Распутина совершенно безумными глазами:

— Они что, обалдели?! Я же сам… Значит, уже все?!

Клим, возмущенно хохотнув, помахал в воздухе конвертом:

— Какой идиот так шутит!? Лимон за хомяка! Может, им еще твою почку подарить для пересадки?

Из конверта выпал фотоснимок, сделанный полароидом. Он спикировал прямо на крышу перевернутого домика. Глянцевая поверхность жизнерадостно блеснула, раскрашивая жизнь Альберта Степановича черной краской. Доктор Ватсон сидел толстой попой на «Комсомольской правде» трехдневной давности. Щеки уныло свисали на грудь. В маленьких бусинках глаз светилась обида и недоумение. К левому уху любимца семьи Потрошиловых был приставлен нож.

— Да что же такое происходит? — недоуменно ужаснулся Алик. — Кому пришло в голову воровать Ватсона? Почему миллион?

— Киднэппинг, — авторитетно пояснил Распутин, — похищение и вымогательство. Хочешь вернуть — платишь. А если нет — то нет.

Потрошилов сел прямо на пол. Из-за него друг попал в беду. Ватсону грозила мучительная смерть. И спасти его могли только деньги, которых у Альберта Степановича не было. Он быстро прикинул, что даже если продать квартиру и «Запорожец», нужная сумма не наберется. В кармане агента, уже неделю работающего под прикрытием, оставалось мелочи ровно на четыре дешевых батона.

— Они убьют его! — трагически всхлипнул Алик. — Потому что у меня нет миллиона!

Клим сел на диван. В принципе, ему доводилось видеть смерть. И не один раз. Люди в истребительной больнице имени Всех Святых периодически сбрасывали температуру до комнатной. Предполагаемая гибель хомяка по сравнению с этим не казалась катастрофой. Тем более за миллион долларов.

— Ты не переживай, — успокоил он Алика. — Купим нового.

Лицо Потрошилова скривилось от огромной душевной боли.

— Это друг, понимаешь?! — вдруг неожиданно громко крикнул он, вскакивая на ноги. — Друзей не предают!

— А врагов? — ехидно спросил Клим.

Голос его звучал ядовито. Но не очень уверенно. На самом деле, ему было стыдно. Ведь буквально несколько дней назад он гулял и веселился на дне рождения Ватсона. А теперь собирался вроде как предать. С этой точки зрения проблема смотрелась иначе. Клим страдальчески закряхтел:

— Ладно, Альберт, не кричи. Что-нибудь придумаем. Все равно неизвестно, где их искать.

И тут раздался телефонный звонок. Потрошилов протянул руку и, не задумываясь, схватил трубку.

— Да?!

— Байда! — по-змеиному просипел, разносясь из трубки по всей комнате, голос с блатной хрипотцой. — Завтра в семь утра жди звонка. Не будет бабок — крысе каюк!

— ТЫ-Ы!!! — заревел Распутин, бросаясь к телефону.

Но тот уже пилпл короткими гудками печальную судьбу Доктора Ватсона на мелкие кусочки.

День померк. Алик, не поднимаясь с пола, пошарил в дедуктивных закоулках мозга. Логика жалобно скрипела, отказываясь объяснять кошмарную действительность.

— Я этого не переживу, — жалобно сказал он.

Распутин думал недолго. Все же он был хирургом. И принимать решения привык быстро и радикально. Речь шла уже не столько о хомяке, сколько о дружбе. Друг его друга был его другом. И за него предстояло вступить в бой. Это было так просто. И ясно, как диагноз грыжи. Он воинственно засучил рукава и грохнул кулаком по столу:

— Еп-перный театр! Ты мент или аппендикс?! У тебя полный дом улик, а ты причитаешь, как терапевт над прыщиком! Расследуй, пока Ватсона не расчленили!

Алик на секунду прикрыл глаза. Душа колыхалась в смятении. Но мозг сам по себе вступил на путь оперативных мероприятий, не дожидаясь дополнительной команды. Потрошилов вскочил и огляделся. В орлином взоре сыщика не осталось и следа растерянности. Пронзительные глаза настоящего оперативника цепко выхватили из интерьера улики. Пальцы бережно зацепили письмо и фотографию. Ноги понесли Алика в обход следов на полу к заветному ящику стола, где лежали лупа и линейка.

Клим удовлетворенно высморкался и пошел в ванную смывать грязь лесных странствий. Пока он мылся, Альберт Степанович ползал по полу от прихожей до комнаты, вычисляя количество похитителей, размер обуви каждого, длину шага и рост.

Картина выходила несколько странная. Злоумышленников было трое. Один мастерски открыл типовой замок хлипкой потрошиловской двери и написал письмо кривыми буквами. Учитывая профессиональную ловкость и огрехи правописания, можно было предположить, что в доме орудовал махровый представитель преступного мира. Второй явно руководил операцией. Сфотографировав Ватсона, он стоял в стороне, чуть притоптывая модельными туфлями сорок второго размера. С третьим разобраться было труднее. Судя по следам, он просто вошел, попрыгал перед зеркалом и ушел.

Сделав исчерпывающие выводы, Алик изучил письмо и фотографию. Адреса на конверте не было. К сожалению. Преступники оказались матерыми. Зато фотоснимок выдал их с потрохами. На многократно увеличенном очками и лупой изображении «Комсомольской правды» четко проступила карандашная надпись.

— Эврика! — завопил Потрошилов и гордо помчался в ванную.

Клим ухал под ледяной струей, рассыпая брызги. Алик просунул в дверь нос, потом губы и сообщил таинственным шепотом:

— Он в шестьдесят четвертой квартире! Новаторов, шесть.

— Пусть хоть семь новаторов. Все равно им кирдык! — без раздумий рявкнул Распутин. — Фиг им, а не миллион!

Алик застыл на пороге ванной. Для него Доктор Ватсон был больше чем хомяк. И больше чем член семьи. Он был единственным существом в мире, забота о котором целиком лежала на плечах капитана Потрошилова. Таким образом, святое дело освобождения хомяка не терпело постороннего вмешательства.

— Клим, — твердо произнес Алик, — я не имею права подставлять тебя под пули. Я должен идти один!

Распутин громогласно ахнула

— Ты, что?! Такой экстрим, и без меня? Ну уж нет! Или идем вместе, или я сейчас звоню в милицию!

— Милиция — это я, — заявил Альберт Степанович. — И звонить мне не надо.

— Вот и договорились! — весело гаркнул хирург. — Сегодня вечером освобождаем НАШЕГО Друга!

Полведра холодной воды отразилось от его широкой спины и окатило гениальную голову Потрошилова. Как ни странно, освежающий душ остудил непримиримость Альберта Степановича.

— Интересно, каким образом? — поинтересовался он из коридора.

— Придем и закопаем под паркет! — зарычал Клим, играя буграми мышц.

Алик тоже сжал кулак и напряг бицепс. При внимательном изучении собственных физических параметров сложилось впечатление, что закапывать придется, скорее всего, Ватсона. По частям. Хвост отдельно, уши отдельно.

— Они успеют его убить! — высказал он свою точку зрения.