Документы жизни и деятельности И. С. Баха - Ханс-Йоахим Шульце

[И. А. Киллер, предисловие к изданию органных обработок хоралов И. К. Оляя. — Лейпциг, 20.V. 1791 г.]

331 (III/859)

Кстати: хотел бы попросить прислать мне — когда будете возвращать мне рондо — 6 фуг Генделя и токкаты и фуги Эберлина. — Я каждое воскресенье в 12 часов бываю у барона ван Свитена — там играют только Генд[е]ля и Баха. —

Я сейчас как раз собираю баховские фуги. — Как Себастьяна, так и Эмануэля и Фридемана. — А еще генд[е]левские. И мне недостает только вот этих. — К тому же мне хотелось бы, чтоб барон послушал эберлиновские. —

[В. А. Моцарт — отцу (в Зальцбург). — Вена, 10.IV. 1782 г.]

332 (III/860)

Действительная причина появления на свет этой фуги[419] — моя дорогая Констанца. — Барон ван Свитен, к которому я хожу каждое воскресенье, дал мне домой — после того как я их ему проиграл — все произведения Генд[е]ля и Себастьяна Баха. — Когда Констанца услышала [эти] фуги, она в них просто влюбилась; — ничего не хочет слышать, кроме фуг, вернее — ничего, кроме [фуг] Генд[е]ля и Баха; —

…Если папа' еще не отдал в переписку сочинения Эберлина, то мне это очень по нраву: [на днях] они попали мне в руки, и — я ведь [их] не помнил — оказалось, к моему сожалению, что они слишком незначительны и поистине никак не заслуживают места между Генделем и Бахом. Честь и хвала четырехголосию Эберлина. Но его клавирные фуги — не что иное, как непомерно растянутые интерлюдии.

[В. А. Моцарт — сестре (в Зальцбург). — Вена, 20.IV. 1782 г. ] (с. 211)

333 (III/874)

[…] Луи ван Бетховен, сын вышеупомянутого [певчего-]тенора, мальчик 11 лет, с многообещающим талантом. Он очень умело — и с силою — играет на клавире, прекрасно читает с листа и, вообще говоря, большей частью играет «Хорошо темперированный клавир» Себастьяна Баха, который дал ему господин Нефе. Кто знает это собрание прелюдий и фуг во всех тональностях (которое, пожалуй, можно назвать верхом совершенства), тот поймет, что это значит… Сей юный гений заслуживает того, чтобы ему была оказана поддержка, которая позволила бы ему попутешествовать. Он определенно станет вторым Вольфгангом Амадеем Моцартом, если будет продолжать в том же духе. […]

[К. Г. Нефе (в издававшемся К. Ф. Крамером «Альманахе музыки»). — Бонн, 2.III. 1783 г. ]]

334 (III/1009)

<В 1789 году> руководимый тогдашним кантором лейпцигской школы св. Фомы, покойным Долесом, хор поразил Моцарта своим исполнением двухорного мотета «Пойте господу новую песнь»[420] патриарха немецкой музыки Себастьяна Баха. Моцарту этот Альбрехт Дюрер немецкой музыки был известен больше понаслышке: произведения его стали [к тому времени] редкостью. Едва хор пропел несколько тактов, как Моцарт насторожился. Еще несколько тактов — и он воскликнул: «Что это такое?» — Казалось, вся его душа обратилась в слух. Когда пение прекратилось, он радостно воскликнул: «Вот у кого есть чему поучиться!» — Ему рассказали, что школа эта, в которой Себастьян Бах когда-то был кантором, обладает полным собранием его мотетов и хранит их как реликвию. «Вот это да! Как славно! — воскликнул он. — Да покажите же!» — Партитур этих вокальных сочинений [в школе] не было, и Моцарт попросил дать ему выписанные голоса. — Было сущим удовольствием наблюдать, с каким рвением Моцарт разложил вокруг себя эти партии (они были у него и в той, и в другой руке, и на коленях, и на близстоящих стульях) и, забывши обо всем на свете, не встал с места, пока не просмотрел все принесенные ему сочинения Себастьяна Баха. Он упросил, чтоб ему дали копии, [всю жизнь] очень высоко их ценил, и — если я не заблуждаюсь — от того, кто хорошо знает баховские (с. 212) композиции и моцартовский «Реквием», особенно, скажем, большую фугу «Christe eleison», никак не может ускользнуть, что Моцарт, для духовных сил которого не было ничего недоступного, изучал, ценил и исчерпывающе понимал этого старого контрапунктиста.

[И. Ф. Рохлиц (во «Всеобщей музыкальной газете»). — Лейпциг, 21.XI. 1798 г.]

335 (III/1036)

Два великих художника вдохнули в [сознание] детей своей эпохи новый дух и — с почти подавляющим всемогуществом властвовали в современном им мире искусства. Возвышен, но суров, смел, а не изнежен, крепок, а не утончен был дух этих мужей и их творений. Микеланджело и Себастьян Бах — вот имена наших героев, между которыми, пожалуй, можно не только обнаружить сходство, но и провести параллель. Рафаэль познакомился с работами [Микел]Анджело, Моцарт — с сочинениями Баха, и оба были ими так захвачены, что полностью изменили свою прежнюю манеру письма. Суровость и в то же время глубина мысли обоих великих мастеров не поддавалась, однако, соединению с юношеской пламенностью [натуры Рафаэля и Моцарта]. Каждый из этих молодых художников пытался, вопреки тому, достичь такого соединения, но от этого становился шероховатым, эксцентричным, своенравным, смятенным (особенно это относится к Моцарту). Оба предприняли немало попыток создать кое-что в манере своих кумиров, не доведя, однако, эти работы до совершенства, а в большинстве случаев даже и не завершив их. До сих пор еще сохранились их произведения такого рода, например — алтарная живопись Рафаэля в церкви Святого духа в Сьене или некоторые концерты и кое-какие места в мессах Моцарта, написанных еще в Зальцбурге или же вскоре после того.

[И. Ф. Рохлиц (во «Всеобщей музыкальной газете»). — Лейпциг, 11.VI. 1800 г.]

336 (III/1023)

Один английский органист при Королевской немецкой часовне [св. Иакова в Лондоне] (тот самый <А. Ф. К. Кольман>, который теперь намеревается издать «Хорошо темперированный клавир» Йог. Себ. Баха) заказал гравюру, где в виде солнца представлены имена известных ему немецких композиторов.[421] Йог. (с. 213) Себ[аст]. Бах находится в центре; его окружают Гендель, [К. Г.] Граун и [И.] Гайдн. На лучах солнца — другие немецкие композиторы [(Моцарт, Кожелух, Ван Халль, Глюк, Рейхард, Шульц, Науман, Шваненбергер, Хиллер, Плейель, Георг Бенда, Ролле, Телеман, Эман. Бах; Абель, Фишер, Штёльцель, Пизендель, Кванц, Хассе, Альбрехтсбергер, Форкель, Фляйшер, Хеслер, Тюрк, Вольф, Диттерс, Зайдельман)…][422]

…Говорят, наш достойнейший Гайдн сам видел эту вещь, и она ему весьма понравилась, да и соседства с Генделем и Грауном он нимало не устыдился — и уж тем более не усмотрел никакой неправомерности в том, что Йог. Себ. Бах помещен в центре солнца и, стало быть, представлен как тот, от кого исходит вся истинная музыкальная мудрость.

[И. Н. Форкель (во «Всеобщей музыкальной газете»). — Лейпциг, 30.X. 1799 г.]

337 (III/1038)