Творения - Лактанций

23. 1. Всякий, кто дает людям наставления в жизни и предлагает правила другим, должен ли он, я спрашиваю, сам совершать то, чему учит, или не должен? Если он этого не делает, наставления его пусты. 2. Если же правила благие, если они улучшают жизнь людей, то наставник не должен исключать себя из числа и сообщества людей, среди которых он учит. Он должен жить таким же образом, каким, как он учит, следует жить. Если же он будет жить иначе, он сам лишит наставления свои веры в них и ослабят учение свое, если обесценит своим поведением то, что стремится высоко оценить на словах. 3. Ведь каждый, кто услышит наставляющего, не захочет принять на себя необходимость подчинения, потомучто предпочитает свободу. 4. Поэтому ответит учителю следующим образом: „Я не могу совершать это, поскольку все это нереально. Ты запрещаешь мне гневаться, запрещаешь жаждать богатств, запрещаешь стремиться к удовольствиям, запрещаешь досадовать, запрещаешь бояться смерти, но это настолько противоречит природе, что все живые существа подчинены этим страстям. Если же ты считаешь, что до такой степени можно сопротивляться природе, поступай и сам так, как ты учишь, чтобы я понял, что это возможно. 5. Если же ты не поступаешь так, то странно, что ты хочешь дать свободному человеку законы, которым сам не следуешь. Прежде испробуй то, чему учишь, и прежде чем улучшать нравы других, улучши свои“. 6. Кто станет отрицать, что эти возражения справедливы? Более того, такой учитель попадет в презрение и будет посмешищем, поскольку будет казаться, что он хотел посмеяться [над другими]. 7. Итак, что же должен сделать этот наставник, если будут такие возражения? Каким образом он оправдает себя перед теми, кто отказываются следовать его учению, если не тем, что будет учить, доказывая [своими] поступками, что он учит возможному? 8. Отсюда и получается, что никто не следует наставлениям философов. Ведь люди предпочитают словам примеры, ибо говорить легче, чем следовать [сказанному]. О, если бы так много люди делали хорошего, как много говорят об этом! Кроме того, нет веры тем, кто учит, но не следует [своему учению]. И если бы это были люди, то их презирали бы как пустословов, если же Бог, то перед Ним стали бы оправдываться человеческой слабостью. 9. Получается, что слова должны подкрепляться делами, чего философы не могут делать. И вот, когда сами учителя подвержены страстям, которых, как они учат, следует избегать, они никого не могут наставить в добродетели, которую проповедуют ложно. По этой же причине они считают, что никто до сих пор не стал совершенно мудрым, т. е. тем, в ком бы соединились вся добродетель высшего учения и знания и совершенная справедливость, что в принципе верно. 10. Ведь никто после сотворения мира не был таким, кроме Христа, Который и в слове передавал мудрость, и учение Свое подтверждал добродетельным поведением.

24.1. Теперь давайте посмотрим, могли учитель, посланный с небес, не быть совершенным. Я пока не говорю о Том, Кого отвергают как посланника Бога. Представим, что кто‑то был послан с небес, чтобы устроить жизнь людей на основе добродетели и приучить людей к справедливости. 2. Ни у кого не может быть сомнений, что тот учитель, который послан небесами, осведомлен обо всех вещах и совершенен в добродетели, иначе бы не было никакой разницы между земным [наставником] и небесным. 3. Ведь в человеке не может быть [как бы] внутреннего и собственного учения. Ведь ум, заключенный в земную плоть и ограниченный бренностью тела, не может ни открыть сам по себе, ни постичь истину, если только она не будет привнесена откуда‑то со стороны. 4. И если бы даже человек мог [постичь истину], все же был бы не в состоянии достичь высшей добродетели и противостоять всем порокам, природа которых заключена во плоти. Вот почему земной учитель не может быть совершенным. 5. А вот небесный, кому божественность дала знание, а бессмертие наделило добродетелью, необходимо совершенен в наставлении, как и во всем другом. Но он этого вовсе не смог бы совершить, если бы не принял на себя смертного тела. Почему же не смог бы совершить, причина ясна. 6. Ведь если бы он пришел к людям как Бог, — да умолчу я о том, что смертные глаза не смогут увидеть и выдержать блеска Его славы, — он не мог бы научить добродетелям, ибо, не имея тела, он не совершал бы того, чему бы учил, и поэтому учение его не было бы совершенным. 7. Впрочем, если высшая добродетель состоит в том, чтобы переносить страдания ради справедливости и долга, если добродетель в том, чтобы не бояться самой смерти и стойко принять ее, когда придет время, следовало бы, чтобы тот совершенный учитель учил, предписывая все это, и подтверждал сказанное на деле. Ибо тот, кто дает наставления для жизни, должен избегать необходимости оправдывать себя. Необходимо, чтобы люди научились подчиняться, не следуя силе, а искренне, имея при этом свободу, чтобы была награда для послушных, так как они могли бы и не быть покорными, если бы захотели, и чтобы было наказание непослушным, ибо у них была бы возможность подчиниться, если бы они захотели.

8. Каким же образом этот учитель мог бы избежать необходимости оправдывать себя? Разве только если он сам, наставляя, совершал бы то, чему учил, и, как бы идущий впереди, протягивал бы руку тому, кто последует за ним. А как он мог бы совершать то, чему учит, если бы не был похож на того, кого он хочет научить? 9. Ибо если он не будет подвержен ни одной страсти, человек на его наставления может ответить следующее: „Я, право же, хочу не грешить, но я слаб; ведь я облечен в слабую и тленную плоть, и это она жаждет, она гневается, она страдает и боится смерти. И вот я, сам того не желая, следую ей и грешу, но не потому, что хочу [грешить], а потому, что принужден. Я и сам знаю, что грешен, но сила телесная толкает меня к тому, чему я не могу сопротивляться“. 10. Что ответит на это наставник в справедливости? Каким образом опровергнет и обличит человека, который ищет оправдание своим проступкам в [собственном] теле? Разве только если сам облачит себя в телесную оболочку, чтобы показать, что и тело может избрать добродетель. 11. Ведь никак иначе нельзя изобличить непокорность, кроме как примером. Ведь нельзя обрести стойкость, которой ты учишь, если прежде ты сам не обретешь ее, поскольку природа людей, склонная к порокам, хочет, чтобы казалось, будто прегрешения человека не только простительны, но и имеют основания. 12. Необходимо, чтобы учитель и наставник в добродетели был подобен человеку, чтобы, преодолев грех, он показал человеку, что и он может победить грех. 13. Если же этот [учитель] будет бессмертным, он никак не сможет дать человеку пример. Ведь найдется кто‑нибудь упрямый и скажет: „Ты, конечно, не грешишь, ибо ты свободен от этого тела. Ты не жаждешь ничего, потому что бессмертному ничего не нужно. Мне же необходимы многие вещи, чтобы сохранить эту жизнь. Ты не боишься смерти, поскольку она бессильна в отношении тебя. Ты презираешь боль, так как не можешь претерпевать никакого насилия. 14. А я смертен и боюсь и смерти, и страдания, поскольку они причиняют мне такие страшные мучения, какие не может вытерпеть слабое тело“. 15. Итак, учитель добродетели должен также отнять у людей это оправдание, чтобы никто не приписывал свой грех необходимости, а скорее бы видел в этом [прегрешении] свою вину. 16. Стало быть, если этот учитель хочет быть совершенным, следовало бы, чтобы ему ничего не мог возразить тот, кого он собирается научить. Чтобы если вдруг тот [ученик] скажет, что тот учит невозможному, [учитель] ответил бы: „Вот, видишь, я сам все это совершаю“. „Но я, — скажет ученик, — облачен в тело, чье свойство грешить“. „Так и я несу на себе такое же тело, и все же оно не властно надо мной“. 17. „Мне трудно, — скажет ученик, — пренебрегать богатством, потому что я не могу иначе выжить в этом теле“. „Смотри, и у меня есть плоть, и все же я сопротивляюсь всякой корысти“. „Я не могу, — возразит ученик, — переносить ни боль, ни смерть ради справедливости, ибо я слаб“. „Так и надо мной боль и смерть имеют власть, но я побеждаю их, которых ты боишься, чтобы и тебя сделать победителем над болью и смертью. Я первым пройду через то, что, по — твоему, нельзя вытерпеть. Если ты не можешь следовать за наставляющим тебя, последуй за идущим впереди тебя“. Таким образом, отвергается всякое оправдание. И необходимо, чтобы человек согласился, что его вина не имеет оправданий, если он не последует за учителем добродетели и таким вот вождем.

Вот видишь, насколько совершеннее смертный учитель, ибо он может быть вождем для смертного, нежели бессмертный, ибо он не может научить покорности, поскольку сам не подвержен страстям. 18. Это, конечно, не говорит о том, что я ставлю человека выше Бога. Но я хочу показать, что, с одной стороны, человек не может иметь совершенного учения, если только он одновременно не является Богом, Который с помощью небесного авторитета мог бы дать людям необходимость подчиняться. С другой стороны, я хочу показать, что и Бог не мог бы дать совершенного учения, если бы не облачился в смертное тело, чтобы, дополняя Свои наставления поступками, укрепить остальных людей в необходимости подчиняться. 19. Итак, становится ясно, что тот, кто является вождем жизни и учителем справедливости, должен обладать телом. Учение его не будет полным и совершенным, если учитель этот не будет иметь основу и фундамент и быть для людей твердым и незыблемым. Он сам должен испытывать слабость плоти и тела и хранить в себе добродетель, учителем в которой является, чтобы проповедовать ее одновременно и словом, и делом. Равным образом, он должен подвергнуться страданиям и смерти, ибо сущность добродетели состоит в том, чтобы быть терпеливым в страданиях и стойким в смерти. Все это, как я сказал, совершенный учитель должен претерпеть для того, чтобы научить людей тому, что все это можно претерпеть.