Средневековая история. Цена счастья - Галина Гончарова

– Хорошо. Давайте попробуем жить вместе. Присмотреться друг к другу, притереться… попытаемся?

Лиля улыбнулась. Пока еще робко.

– Покои графа заняла Миранда. Но она может переселиться ко мне.

– Не в детскую?

– Мири привыкла. – На этот раз Лиля улыбнулась от всей души. – И мне приятно с ней заниматься.

– А еще это лишняя защита от нежелательных ночных визитов?

В синих глазах блеснула ирония. И Лиля ответила шуткой на шутку:

– Возможно, со временем вы поменяетесь с Мирандой местами?

Джерисон рассмеялся.

– Ладно. Я согласен. В моем доме вы жить не хотите?

Но спрашивал он больше для проформы. Уже зная про Тараль, про то, сколько графиня делает для государства…

Лиля покачала головой.

– Я бы рада. Но мы там просто не поместимся…

– Я прикажу слугам перевезти вещи. Завтра. А сегодня, – в глазах Джеса опять заиграли веселые огоньки, – предлагаю вам прекратить прятаться от мира.

– Я не прячусь, – обиделась Лиля. Прозвучало это настолько по-детски, что она сама невольно фыркнула.

Смеяться вместе с мужем получалось неплохо. Получится ли все остальное?

– Просто у меня много работы.

А еще пропавший Лонс Авельс. И Ганц, который должен вернуться с докладом, и… Но об этом – молчок.

– Но я хочу сегодня пригласить вас на бал. В честь прибытия гостей из Ивернеи.

Лиля мученически вздохнула про себя.

Балы… Вот уж что ей никогда не нравилось. Но придется потерпеть.

– Тогда я должна уже сейчас начать приводить себя в порядок. Разрешите мне пока откланяться?

Джерисон развел руками.

– Как пожелаете, госпожа графиня.

Лиля вышла из гостиной и направилась в свои покои. Надо выбрать платье, сделать прическу – это надолго…

И мелькает в голове подленькая мыслишка: тянуть время? Пусть так, она именно этим и займется.

Джерисон проводил жену взглядом.

За эти дни его много раз кидало из одной крайности в другую. С одной стороны, когда выражали восхищение его женой – он автоматически надувался индюком. Да, я такой, и жена у меня такая.

С другой же… Как должен поступать муж, у которого практически не осталось рычагов воздействия на жену? А Джерисону их именно что не оставили. Чувствуешь себя загнанным в угол, разозленным и беспомощным. Разве это понравится?

И Джес тоже оттягивал встречу с женой. И тоже боялся не отыграть потом назад.

Но вроде бы все прошло неплохо?

А месяц воздержания… да еще и осмотр у докторуса…

Раздражает, да. Но мужчина должен уметь себя сдерживать. Иначе это не мужчина.

На приготовления к балу потребовалось столько времени, что успел вернуться Ганц Тримейн. И застал графиню во всей красе. Белое платье, летящие зеленые кружева, дорогие изумруды на шее, в ушах, на руках… Золотые волосы заплетены в сложную косу, которая тоже перевита кружевом и золотой нитью. Красавица. И по-другому не скажешь.

– Ганц! Наконец-то! – Лиля перехватила в зеркале серьезный взгляд. – Девочки, все выйдите…

Ганц дождался, пока закроется дверь за последней служанкой, обошел комнату, заглянул в прилегающую – и вздохнул.

– Ваше сиятельство, все плохо.

– Насколько?

– Полагаю, ни Авельса, ни ваших людей мы больше не увидим.

– Полагаешь?

– Точно сказать не смогу. Но это место было выбрано не зря. Там затопчут что угодно.

– А тела? Если бы их вывозили…

– Телега золотаря. С бочками. Тела в бочки, никто и не заглянет.

– А потом по этой дороге столько народу проехало и прошло…

– Именно. Так что…

– Это плохо, – вздохнула Лиля. – Что будем делать?

– Думать. В любом случае шлюховатая убийца на троне – не лучший подарок для страны.

Лиля кивнула.

– Кто знает, где выплывут старые грешки и кто еще возьмется за поводок. И что тогда будем делать?

– Пару дней придется подождать.

– А потом?

– А потом я что-нибудь придумаю, Лилиан.

Лиля вздохнула. Было тоскливо и тошно. Она уже теряла близких. И теперь теряет человека, который стал ее другом, ее учителем в этом мире… уже потеряла… больно.

На плечо ей опустилась сильная ладонь.

– Ты бы его не удержала.

– Знаю. Но я могла…

– Не могла. Лилиан, не считай всех глупее себя. – Дерзость, да. Но Ганц имел право и не на такое. – Если его ждали сегодня – что произошло бы потом?

– Он бы пришел. Она – нет. Он бы… отправился обратно ко мне!

– И за ним проследили бы. Смерть Лонса – это плохо. Но он спас тебя от серьезных бед и проблем.

– Но нас и так можно связать друг с другом…

– Через кого?

– Пастор…

– Печать на бумагах? Я оплавлю ее. Будет видно, что она не вскрыта, но не будет точно видно, чья она. Еще кто?

– Лонс старался не показываться, не представляться, скрывался…

– Лонс – имя распространенное. К тому же здесь он отрастил бороду, да и мало кто мог его узнать. Ты о нем не упоминала лишний раз?

– Нет.

– Лилиан, давно ты знала о его… избраннице?

– Давно. Поэтому он старался скрываться.

– Он-то понимал, чем ему это грозит. И чем все грозит тебе. Нет, с нами его не свяжут. И это хорошо.

Если Ганц говорит, что это правильно, значит, так и есть.

– Ганц, скажи, что будет, если узнают про Анелию?

– Скандал.

– Нет! В смысле – если его величество и его высочество…

– Тогда будет проще. Скорее всего помолвка расстроится. А вот далее…

– Что ждет девушку?

– Монастырь.

Лиля прикусила губу. О местных женских монастырях она была наслышана. Но…

– Поделом. А как это отразится на наших отношениях с Гардвейгом?

– Вряд ли положительно. Но договориться можно всегда. Особенно если это не афишировать.

– А у него же вроде бы и еще есть дочери?

– Да. Но они младше Анелии… старшая из них, да, где-то на два года. Через год как раз вступит в брачный возраст.

Лиля согласно опустила ресницы. Пусть так и будет.

– Когда ты отдашь письмо?

– Сегодня или завтра. А ты…

– А меня муж везет на бал.

– Желаю вам от души повеселиться, ваше сиятельство, – не удержался от поддразнивания и поклона Ганц.

Лиля скорчила рожицу. Ганц весело улыбнулся. Оба отлично знали, что графиня предпочла бы тихий вечер у камина. С дочерью, собаками, книжкой, близкими людьми… Ганц и сам любил такие вечера, когда после ужина в Иртоне все удалялись в гостиную и занимались чем хотели. Кто-то читал, кто-то разговаривал, вирманки вязали, Лиля что-то писала, отвлекаясь то на одно, то на другое, пастор спорил с Лейфом, дети играли на медвежьих шкурах со щенками, и все было уютно и спокойно… иногда шумно, иногда весело. Но какое-то внутреннее тепло не покидало его в течение всего вечера. И здесь тоже случались такие вечера, но намного реже. А жаль. Ганц тосковал по ним…