Портреты замечательных людей. Книга первая - Владимир О. Смирнов

Представьте себе, это 1979 год. Не было баз данных, не было компьютеров, но Евтушенко сделал всего один звонок, узнал фамилию начальника и подписал на его имя свою книгу. И всё, этого оказалось достаточно. Книга с автографом Евтушенко дала нам свободу.

Выветрилось у меня из памяти, как я пробилась на прием к начальнику управления, но через месяц состоялась комиссия, и нас освободили по УД О.

– Какой срок оставили?

– Три с половиной года. И я знаю десятки людей, которым Евтушенко помогал, но свою помощь никогда не афишировал, поэтому об этом мало знают. Зато всем известно, в каких пиджаках он ходил, про это говорили без конца, злословили, смеялись. Я тоже часто думала, что это все чрезмерно, что в этом было некое пижонство, но нет. Это феномен, которого никто не понял. Это была такая форма юродства. Юродивый – человек, который поборол в себе ложный стыд. Ксения Петербургская не стеснялась ходить в мужнином платье. И, я думаю, что Евтушенко тоже был в известной степени юродивый.

Все знают внешнюю сторону жизни Евгения Александровича, а я его изучила изнутри. Он сполна отдал все свои долги, вернул в русскую поэзию много десятков имён. У него никогда не было звёздной болезни. А как он учил языки! Он в совершенстве, например, владел испанским, стихи по-испански писал, но выучил язык не по учебнику, а «с воздуха», как в музыке бывает. Слух у него был просто потрясающий. Он как человек, как личность был намного больше себя как поэта. Это не в обиду говорю, у большинства наоборот: стихи вроде неплохие, а человек недоброкачественный. И ещё Евтушенко был везунчиком, но это человек не выбирает. Везение даётся или нет.

– Приведу, однако, выдержку из вашего же дневника: «Слава, конечно, иррациональна, даже слепа, но, поверьте, у громких, у поставивших на здесь и сейчас за спиной не ангел стоит». Ваши слова? Не отрекаетесь?

– Мои. Не отрекаюсь.

– К Евтушенко можно отнести ваши слова?

– Нет! Во-первых, мы не знаем про всех, кто у кого за спиной стоит. Во-вторых, Евтушенко молодой и Евтушенко на склоне дней своих – это абсолютно разные люди. Он не был воцерковленным, у него было очень своеобразное понятие о религии. Он был человеком своего времени, своей эпохи, но ни одного слова осуждения ни в чей адрес я от него не слышала. Что-то с ним произошло к старости, какое-то просветление к нему пришло и смирение такое, что он все время говорил: «Только бы никого не обидеть, только бы ни с кем не поссориться, хватит с меня».

И ещё один момент. Он десять лет рвался в Тамбов, в мой родной город. Я ему говорила: «Женя, ты был в 99 странах мира, на кой чёрт тебе Тамбов?» Он отвечал: «Нет, я должен знать, где рождаются такие монстры, как ты».

– Вы были с ним на «ты», разница в возрасте не мешала?

– Нет, у него две жены были моложе меня. Это очень важно было психологически, поэтому мы как-то быстро перешли на «ты».

– Он попал в Тамбов?

– Да. Не успокоился, пока не попал в Тамбов. В последний фактически год жизни, в декабре 2015-го.

Он выступал в областном драматическом театре, который построил Державин, потрясающее здание 18 века. Люди разве что на люстрах не висели. Выступал несколько часов, в особом «евтушенковском» формате – с разговорами и раздачей автографов до последнего зрителя. И потом о Тамбове говорил только в превосходной степени. Вот на этом мы наш жизненный сюжет и завершили.

– Всё-таки: дружить с ним было трудно или нет?

– Трудно. Слишком много отвлекающих моментов было. Слишком многие боролись за доступ к нему. Я никогда в этом не участвовала. Отходила в сторону, иногда на годы. Но в последние годы общаться было спокойно и легко. Он менялся очень ближе к смерти, был терпимым и внимательным.

– Спасибо, что открыли мне глаза. Я по-новому взглянул на Евтушенко. И ведь в молодости наизусть учил его стихи, а потом услышал кривотолки разные и принялся судить, хотя сам покрыт грехами, как коростой. Спасибо за урок, Марина Владимировна. И давайте сменим тему. Вы можете назвать свои лучшие стихи?

– Мои? (Кудимова задумалась.) Лучшие? Я думаю, что они ещё не написаны. Я сейчас пишу всё больше прозу. Пишу сразу два романа, один из них как раз о моей жизни в колонии-поселении, называется «Первоход». Работа, правда, идёт медленно. Много времени и сил отнимает у меня писательский городок Переделкино.

– Про вас, кстати, говорят, что вы начальник Переделкино…

(Кудимова смеётся, но это смех с горчинкой.)

– Над писательским посёлком Переделкино всегда висел дамоклов меч, всегда кто-то зарился на него, поэтому мы 20 лет назад создали обычную общественную организацию, орган местного самоуправления «Городок писателей Переделкино». Зачем? Затем, чтобы можно было себя защищать. Я председатель правления. Тут прошло 30 лет моей жизни, и у меня нет никакого другого жилья.

Шли годы, организация наша пребывала в полуспящем состоянии, потому что всякий раз какая-то неведомая сила отводила очередную беду. Потом, после многолетних тяжб и судебных процессов, Переделкино передали нашей общественной организации. Мы подписали с Росимуществом договор безвозмездного пользования. Это государственное, федеральное имущество. Мы не являемся его собственниками.

С тех пор прошло три с половиной года. Это три года сплошных хозяйственных проблем, а также доносов, травли, подозрений в каких-то немыслимых хищениях. Хищениях чего? Ржавых труб?

Мы начинали здесь работать даже не с нуля, а с минуса. Долги огромные, всё катастрофически изношено. Но на сегодняшний день готов проект новых водопроводных сетей, канализации. Начата реконструкция котельной, договорились о модернизации насосной станции. Ведь если она остановится, воды не будет во всём посёлке.

В прошлом году, после долгих мытарств и мучений, мы наконец открыли клубный корпус Дома творчества, где до этого было страшное место. Не буду рассказывать, что тут творилось. То, что нам досталось, ничего, кроме слёз, не вызывало, и вот в прошлом году клуб начал работать.

– Писательские организации тут могут проводить свои мероприятия?

– Конечно. Статус имущества, как и назначение Дома творчества, не изменился и не изменится! Больше скажу, подходит к финалу реконструкция гостиничного корпуса, и мы постараемся сохранить для писателей прежние цены. Крики на тему «Украли!», «Продали!» происходят, видимо, от незнания закона. Ни продать, ни купить никто здесь ничего не может. Проект исключительно благотворительный. А думаете, легко было вычистить эти авгиевы конюшни?