Превыше всего - Карен Рэнни

Она и убежала потому, что поняла это. Поняла, что его прикосновения стали не просто приятными, а необходимыми, что не могла уже прожить дня без его улыбки. Она должна была бежать, иначе бы призналась Фрэдди, что нужны ей от него совсем не деньги и украшения, а просто возможность поправить прядку его сбившихся на лоб волос и пожалеть, когда он волнуется из-за задержки курьера или извечных придирок миссис Робертс. Она могла часами сидеть неподалеку от читающего графа, наблюдая за блуждающей на его лице улыбкой и прислушиваясь, как он по привычке тихонько барабанит пальцами о стол. Услышав его посвистывание, она, забыв обо всем, мчалась к окну, чтобы посмотреть, что он делает в саду.

Глупая женщина!

Глупый мужчина!

Злость мешала ему заметить все это. И это особенно было непереносимо. А она боялась выплеснуть наружу те огромные чувства, переполнявшие ее сердце, и вела себя с ним так заносчиво и дерзко. Если бы Фрэдди спокойно подумал над их отношениями, он бы понял: будь Кэтрин к нему равнодушна, она бы вела себя по-другому и его поступки не вызывали бы в ней такое яростное сопротивление. Но они оба совершили слишком много ошибок.

Мысли Кэтрин вновь вернулись к недавним событиям. Как же он все-таки решился выкрасть детей? О чем он думал, на что надеялся? Что будет с ними?

Фрэдди не может знать, что Робби совсем не ест каш, от которых покрывается ужасной сыпью, и что его уже отняли от груди. Этот взявшийся невесть откуда папаша не может знать, что Джули должна постоянно двигаться, иначе, не израсходовав свою энергию, она не сможет спать ночью.

Надо что-то делать! Кэтрин приоткрыла дверь. Только тусклый лунный свет из далекого окна освещал коридор. Но Кэтрин его вполне хватило. Она нашла лестницу и стремительно сбежала вниз. Оказавшись в гостиной, она заметалась по ней как птица в клетке. Из своей комнаты со свечой в руке появился Петерсон. Он осторожно прошел вперед, озираясь по сторонам, и заглянул в гостиную. Заметив молодую женщину, расхаживающую в теплом халате графини, он быстро удалился.

Кончится ли когда-нибудь эта ночь! Как может мир вокруг быть столь безмолвным и безразлично спокойным в то время, когда похищены ее дети? Она должна помириться с Фрэдди? Ха! Самым большим удовольствием сейчас было бы придушить этого мерзавца! А еще лучше столкнуть его с высокой скалы и наблюдать за тем, как его тело долго кувыркается в воздухе, а затем разбивается об острые камни. Пусть лучше умрет до встречи с ней, иначе обычная смерть покажется ему счастьем! Помириться? Как бы не так!

— Не думаю, что для детей будет полезным, если ты подорвешь свои силы еще до того, как мы найдем их.

Кэтрин вздрогнула, когда вдруг услышала мягкий голос графини. Она инстинктивно запахнула халат и втянула голову в плечи, будто желая спрятаться в нем.

— Я понимаю, — согласилась Кэтрин, глядя на Мириам. Графиня медленно спускалась по лестнице. В одной руке она держала канделябр, а другой придерживала край длинной, путающейся в ногах накидки. — Но я не могу уснуть.

— Напрасно. Я знаю своего сына, Кэтрин. Он может быть до глупости упрямым, это так. Но он ни за что не допустит, чтобы с детьми случилось что-нибудь плохое. Что бы о нем ни говорили, Фрэдди — само сострадание. Он не способен намеренно причинить зло кому-либо.

— Мы говорим об одном и том же человеке? — спросила молодая женщина с сарказмом. — Неужели ваши слова относятся к графу Монкрифу?

— Теперь я окончательно уверена, что нам с тобой надо обстоятельно поговорить. Но только после того, как ты отдохнешь. Видишь ли, есть вещи, о которых тебе следует знать, прежде чем выносить ему окончательный приговор. Но сейчас ты должна поспать.

— Вы не менее упрямы, чем сам Фрэдди.

— Ничего удивительного, он мой сын, дорогая.

Она еще немного побыла с Кэтрин и, убедившись в бесполезности заставить ее уйти спать, удалилась. Ей было окончательно ясно, что в твердости характера эта молодая женщина не уступит ни одному из представителей семейства Латтиморов. Правда, Кэтрин пошла на небольшие уступки. Она не возражала, когда Мириам зажгла несколько свечей в гостиной, и позволила набросить себе на плечи шаль. Сказать матери своего врага, что лучше всякой шали ее согревает злость на него, Кэтрин не решилась. Она еще несколько минут пересчитывала шагами мраморные плиты пола холла, а затем опять вернулась в гостиную.

Примерно через час она услышала приближающий к дому стук копыт по мостовой. Еще через мгновение раздался голос, который заставил ее броситься к двери торопливо распахнуть ее. Улица была совершенно пуста и звуки, которые она никогда не расслышала бы днем, сейчас отчетливо доносились до нее. Она слышала каждое движение. Он чиркнул спичкой, сказал что-то торопливым шепотом; скрипнув сапогами, вышел из кареты.

Она сбежала по ступенькам так быстро, будто за ней гнался сам дьявол, и… очутилась в объятиях графа Монкрифа. Впрочем, сейчас ей было не до него — на руках у него был спящий младенец.

— О, Робби… Робби, — чуть слышно пробормотала она, вырывая сына у Фрэдди и прижимая к своей груди. Из глаз выкатились горячие слезы и упали на щечку малыша. Тот встревоженно попыхтел какое-то мгновение, но быстро пригрелся и, успокоенный знакомым материнским запахом, вновь мирно засопел.

На вопросительный взгляд Кэтрин граф ответил кивком головы в сторону кареты. Она, напрягая зрение, посмотрела туда, различила в темном дверном проеме заспанное личико девочки и невольно сделала шаг вперед. Джули кубарем скатилась по ступенькам экипажа, стремглав бросилась к маме и, обняв ее ногу, бросила победный взгляд на стоявшего в стороне графа.

Когда пожилая графиня во второй раз за эту ночь выбралась из своей постели и спустилась вниз, она увидела перед собой далеко не мирную картину. Кэтрин прижимала к себе Роберта и Джули и бросала на Фрэдди такие гневные взгляды, которые, казалось, могли испепелить его. Граф отвечал ей такими же. Он стоял неподвижно, протягивая руку к сыну. Оказавшаяся между ними Джули сердито смотрела на похитившего ее незнакомого мужчину, не зная, что это ее отец, и обнимала женщину, которую считала своей мамой, не подозревая, что она не ее родная мать.

Мириам решила, что если эту ситуацию придумал Господь, то ему не откажешь в чувстве юмора. Но в любом случае это устроено для того, чтобы испытать ее терпение. Она решительно прошла вперед и встала между сыном и Кэтрин. Интересно, что бы подумал Фрэдди, узнав, что симпатии матери сейчас полностью на стороне его противницы? Мириам могла бы понять Кэтрин, вонзи та сейчас кухонный нож в его сердце. Собственно, она и поспешила разделить их затем, чтобы предотвратить кровопролитие.