Смертная чаша весов - Перри Энн

Рэтбоун подумал, что, пожалуй, и сам избрал бы такой ход в своей вступительной речи перед присяжными, будь он защитником Гизелы. В мыслях Оливер мрачно поаплодировал своему оппоненту.

– Украсть у человека его доброе имя – это больший грех, чем украсть у него дом или одежду! – продолжал Харвестер. – И то, что было сказано о моей клиентке, невозможно понять и тем более простить. Когда вы услышите ее показания, вы сами будете так же возмущены, как и я. В этом у меня нет сомнений.

Затем он быстро повернулся к судье.

– Ваша честь, я вызываю своего первого свидетеля, лорда Уэллборо.

На галерке послышался приглушенный шум. Любопытные взгляды следили за тем, как лорд вошел в зал суда. Будучи невзрачным человеком небольшого роста со стертыми чертами лица и светлыми волосами, он не произвел впечатления на публику. Но он хорошо держался, а его дорогая одежда и уверенность в себе говорили сами за себя.

Поднявшись на место свидетельских показаний, похожее на кафедру проповедника, свидетель принял присягу. Он смотрел только на адвокатов, не взглянув ни разу ни на судью, ни на сидевшую рядом с Рэтбоуном Зору фон Рюстов. Лорд был серьезен и ничуть не волновался.

– Лорд Уэллборо, – начал Харвестер; он глядел на свидетеля, поднявшись на пару ступеней и слегка запрокинув голову. – Вы знакомы с истицей и ответчицей?

– Да, сэр, – ответил аристократ.

– Вы подтверждаете, что они обе находились в вашем доме в Беркшире, когда с принцем Фридрихом произошел несчастный случай, приведший потом к его смерти?

– Да, подтверждаю.

– Виделись ли вы с истицей после того, как она покинула ваш дом?

– Нет, сэр, не виделся. Похороны принца состоялись в Уэллборо, а заупокойную молитву отслужили в Венеции, там, где принц и принцесса проживали долгое время. Однако я не смог на ней присутствовать.

– А видели ли вы после этого ответчицу? – Голос Эшли был мягок, словно он справлялся о светских новостях.

– Да, сэр, видел, и не раз, – ответил лорд, и его голос задрожал от негодования.

Публика на галерке насторожилась.

– Вы можете рассказать, что произошло при вашей первой встрече, лорд Уэллборо? – быстро спросил Харвестер. – Пожалуйста, опишите эту встречу в мельчайших подробностях и так, чтобы господа присяжные, которые, естественно, на ней не присутствовали, все же представили ее себе, но при этом не отвлеклись от главного.

– Разумеется, – согласился лорд и повернулся к присяжным.

С лица судьи не сходило выражение умеренного интереса.

– Было это на ужине у леди Истон, – начал свидетель, обращаясь к присяжным. – За столом присутствовали человек двадцать гостей. Ужин давался по весьма приятному поводу, и все были оживлены, пока кто-то – я не помню, кто именно – не заговорил о смерти принца Фридриха, со дня которой минуло полгода. Всем нам стало немного грустно. Это несчастье, которое нелегко забыть. Кто-то сказал о большом чувстве утраты, а кто-то упомянул об овдовевшей принцессе и ее неутешном горе. Многих тревожило состояние принцессы, потеря которой невосполнима, ибо все знали, как они с принцем Фридрихом любили друг друга. Высказывалось и беспокойство о ее материальном благополучии, ведь она осталась совсем одна…

Среди присяжных кто-то понимающе кивал, а кто-то поджал губы. На галерке опять послышался шум – видимо, слова свидетеля вызвали сочувствие.

Харвестер взглянул на неподвижное лицо Гизелы. Она сняла черные перчатки, и ее маленькие крепкие, слегка угловатые руки лежали на столе. От того, что на них не было никаких украшений, кроме золотого обручального кольца на левой руке и траурного темного перстня на правой, они казались странно голыми.

– Продолжайте, – тихо сказал Эшли.

– Среди гостей была также графиня Зора фон Рюстов, – стал рассказывать дальше Уэллборо. В голосе лорда звучало презрение, а выражение его глаз и поджатые губы выдавали тревогу.

Рэтбоун, вспомнив о последней поездке Монка в Уэллборо-холл, подумал, что сыщику все же удалось добиться расположения хозяина поместья, хотя пользы от этого пока было мало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Харвестер ждал.

В зале суда стояла тишина – слышалось лишь дыхание замершей в ожидании публики. У одной из дам от неловкого движения слишком громко скрипнули пластины корсета.

– Графиня фон Рюстов высказала предположение, что о принцессе Гизеле, бесспорно, позаботятся, а боль утраты со временем пройдет, – добавил лорд. Суровые складки у его рта стали еще жестче. – Я счел это высказывание бестактным, и меня, кажется, поддержал еще кто-то из гостей. На это графиня заявила, что, поскольку Гизела убила Фридриха, ее высказывание в адрес принцессы следует считать чрезмерно мягким.

Испуганные возгласы, замечания и шум, снова возникший в зале, помешали свидетелю продолжать показания.

Судья не вмешивался и ждал, когда волнение уляжется само собой.

Рэтбоун почувствовал, как напряглись, словно в судороге, его мускулы. Все принимало дурной оборот, как он и опасался. Адвокат искоса поглядывал на волевой профиль графини, ее длинный нос, широко поставленные глаза и чувственный рот. Она безумна, решил Рэтбоун, в этом нет сомнения! Это был единственный верный ответ. Но поможет ли безумие добиться смягчения наказания за клевету? Конечно же, нет – это не уголовное дело, а гражданское.

Ранее Оливер избегал смотреть на Харвестера, но теперь все же не удержался. Ему показалось, что он увидел на лице своего оппонента нечто, похожее на печальную усмешку. Или это были жалость к противнику и сознание собственной неуязвимости?

– А какова была реакция за столом, лорд Уэллборо? – спросил Эшли свидетеля, когда шум утих.

– Ужас, разумеется, – ответил тот. – Кое-кто, однако, счел это неудачной шуткой и даже рассмеялся. А в целом все были настолько ошарашены, что просто не знали, как к этому отнестись.

– Разве графиня фон Рюстов не попыталась объяснить свое высказывание? – Харвестер вопросительно поднял брови. – Не пробовала ли она как-то смягчить впечатление, объяснив причину, почему сказала такую ужасную вещь?

– Нет, не пробовала.

– Даже хозяйке дома, леди Истон?

– Нет. Бедняжка леди Истон была просто убита. Она не знала, что сказать и как выйти из неловкого положения. Все чувствовали себя ужасно неловко.

– Представляю, – понимающе согласился адвокат Гизелы. – Вы абсолютно уверены, что графиня не собиралась извиниться?

– Более того, – сердито возразил лорд; его руки крепко сжали край свидетельской трибуны, и он подался вперед. – Она снова повторила их!

– И вы это слышали, лорд Уэллборо?

– Конечно, слышал! – совсем рассердился свидетель. – Я не стал бы повторять в суде то, в чем сам не уверен!

Харвестер остался невозмутим.

– Вы слышали, как она повторила это еще раз на ужине, или же это было при других обстоятельствах?

– И то и другое, – выпрямился Уэллборо. – В тот же вечер, когда сэр Джеральд Брезертон стал возражать ей, заявив, что она не могла сказать это серьезно и что все это неправда, графиня фон Рюстов еще раз подтвердила свои слова…

– И как же отнеслись к этому присутствующие? – прервал его Эшли. – Возможно, кто-то стал спорить с нею, или все посчитали это за дурную шутку, неумение вести себя, возможный нервный срыв или же следствие выпитого вина?

– Кое-кто попытался объяснить это таким образом, – согласился лорд, – но неделю спустя, в театре, она вновь повторила свои слова. Давали драму… не помню ее названия. И графиня в разговоре снова повторила, что Гизела убила принца Фридриха. Это была ужасная сцена. Многие сделали вид, что не слышали ее высказываний, или постарались превратить все в шутку, хотя неудачную. Однако было совершенно ясно, что она сказала то, что хотела, и знала, что делает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– У вас не создалось впечатления, лорд Уэллборо, что кто-то мог поверить в это? – тихо и мягко спросил адвокат, хотя его слова звучали четко и со значением. Он повернулся и посмотрел на присяжных. – Пожалуйста, – снова обратился он к свидетелю, – подумайте, прежде чем ответить.