Избранное - Ван Мэн

Сестра относилась к книжному увлечению брата неодобрительно и даже с каким-то страхом.

— Ты еще маленький, а книг читаешь слишком много. У тебя лопнет голова и вытекут мозги.

Услышав неприятные слова, брат лез в драку, но тут вмешивалась мать, которая делала дочери выговор.

Новость о том, что сын увлекся чтением, повергла отца в уныние. «Ни Цзао, ведь у тебя совсем нет детства!» — так обычно он начинал свои нотации.

— Для тебя пора чтения книг еще не пришла. Тебе надо учиться и играть. Понятно? Знаешь, что говорил Бэкон, Дидро, Уильям Джеймс и Дьюи? Они постоянно подчеркивали, что игры являются священным правом ребенка. Детство без игр — о, как это удручающе скучно! Как тоскливо! Тебе что-то непонятно? Ну конечно, ты все хорошо понимаешь. Скажу тебе, что эту проблему изучали многие мужи, потому что в ней кроется одна из бед человеческого рода, может быть, самая главная беда. Но я обращал твое внимание на это с раннего детства, постоянно тебе твердил: «Летом в дневные часы все должны спать!» А ты отказывался, причем не только не спал, но и не играл. У тебя даже не было приятелей, с которыми ты мог играть. Ты не знаешь, чем заняться, ты об этом даже не задумываешься, тебе все безразлично, тебя ничего не интересует, тебе некуда идти. Вот это и есть скука! Скука детства!..

Между тем детство — это самые драгоценные годы в человеческой жизни, а дети — это цветы человечества. Детство непременно должно быть светлым, радостным, интересным, насыщенным — таким, чтобы перед глазами всегда все сверкало, кружилось. Дети должны иметь много игрушек, не только глиняных человечков или стрекоз, сделанных из бамбука, но разнообразных двигающихся игрушек: пароходов, паровозов, аэропланов. Очень неплохо иметь воздушный шар, наполненный водородом, могущий долететь до самых небес. Или еще лучше приобрести большой воздушный шар, который может поднять вверх тебя самого. Мальчикам положено играть с пистолетом, ружьем, автоматом, которые не только производят шум, но и стреляют огнем. Неплохо, если ребенок имеет какое-то животное. Скажем, полезно разводить тутовых шелкопрядов, но можно держать и мышей или кроликов, даже оленей и лошадей. Вообще говоря, хорошо, если человек умеет с детства скакать на лошади. У детей должна быть своя ферма для скота или место для игр, где они могут играть в шахматы, в мяч. У них может быть свой дом чудес. Должен тебе сказать, что существуют разные орудия для тренировки тела: скажем, диск для метания или спортивные кольца, шведская стенка и обыкновенный канат для лазания. У детей должны быть свои средства передвижения, например поезд или трамвай, которыми управляют сами дети и пассажирами являются тоже дети. А для нас, думается мне, самым главным приобретением была бы моторная лодка или, еще лучше, парусная яхта, на которой мы смогли бы доплыть до моря. На худой конец можно иметь и резиновую лодку, которую в любой момент можно надуть. Понятно, тебе в этом случае придется научиться плавать и грести двумя веслами. Словом, у детей должно быть свое государство, в котором выбирается президент, где есть своя сухопутная армия, воздушный и морской флот, свои форумы, парки, дворцы для торжественных церемоний, экипажи, паровозы, автомашины, самолеты, пароходы. На площадях играют детские оркестры. В общем, дети останутся детьми лишь в том случае, если у них будет свой мир, если у них будет детство. Когда-то Лу Синь говорил: «Спасите детей!» А как их спасти? Надо просто передать весь мир в руки детей, то есть отдать его детям. Мир принадлежит именно вам… А что, к примеру, есть у тебя? Детки мои, что у вас есть? У вас даже нет черепички от того мира, о котором я вам здесь только что рассказывал. Поэтому Пин-эр ходит к Белой ступе, чтобы посмотреть пьеску о «Чудовище-колдуне», а ты, мой мальчик, в черт-те какой библиотеке читаешь неподходящие для детей книжки. А ведь детские книги должны быть яркими, красочными, они должны быть красиво изданы, иметь прекрасные иллюстрации и хороший, интересный текст. Тексты должны быть снабжены музыкой на патефонной пластинке. Как, вы даже не знаете, что такое патефонная пластинка? Ну хорошо, а патефон-то вы видели? Не видели? Как же вам тогда объяснить? Ну словом, детская книга должна быть сладкой, как торт. Съел кусочек, и хочется съесть еще и еще. В каждом цивилизованном государстве должно существовать понятие: «Все во имя детей». Там, где это понятие отсутствует, жизнь детей невероятно уныла. Мое детство в Мэнгуаньтунь и Таоцунь было ужасным. Невероятная тоска!

Голос Ни Учэна дрожал от душивших его слез. Отец почти задыхался. Его рот кривился, на лицо было невозможно смотреть. Сняв очки, он тыльной стороной руки вытирал слезы, выступившие на глазах, но так и не остановил потока слез.

Ни Цзао недоумевал: отчего отец так разволновался? Но потом догадался, вернее, почувствовал, что отец очень его любит. Он поверил в искренность отцовского чувства, а еще он узнал о прекрасных грезах отца, не имевших ничего общего с их жизнью. Многих его слов он просто не расслышал, но все равно они, словно острой иглой, кололи его — впивались шипами в самое сердце, разрывая душу. Неужели в самом деле так печальна их жизнь — его с отцом, мамы, сестры, тети, бабушки, многих друзей или соседей, других семей? Действительно, он и сам ощущал скуку долгих душных дней лета. Мечты отца помогли ему еще лучше понять всю тяжесть тоскливого бытия. Мальчик никогда в своей жизни не видел белой яхты и даже не представлял, как она выглядит. Как-то на уроке рисования он попытался изобразить яхту с парусом, нарисовал и солнце, несколькими линиями изобразил волны, как рисуют все дети. Белая яхта ему очень понравилась, он только пожалел, что у него ее нет. Но все же, если то, что сказал отец, шло от чистой души и вполне искренне, то зачем он это сказал? Хочет ли он уберечь его детство или, наоборот, пытается разрушить, исковеркать? Действительно ли он переживает за детей или только исторгает свою собственную боль, распространяя ее вокруг себя, как инфекцию? Имеют ли смысл или пользу его высокопарные слова, полные возмущения и трагизма, содержащие жалобу на Небо и людей? Способны ли они помочь, улучшить человеческую судьбу, изменить жизнь детей? Если какой-то человек действительно любит детей, то вряд ли ему стоит впадать в истерику перед маленьким мальчишкой… А эта белая яхта! Разве он сам строит ее — этот корабль для нового поколения людей? Ни Цзао вспомнил, когда отец в тот вечер ужинал в европейском ресторане вместе со смазливой дамочкой, он, Ни Цзао, испытал невероятную скуку. Виной всему был его отец, разве не так? Но тогда кто же он — его отец: любящий родитель или злой дух, мудрец или сумасшедший? А вот теперь этот большой мужчина плачет, наверное потому, что жалеет самого себя, плачет очень жалостливо, некрасиво. Мальчик, не выдержав, начинает рыдать вместе с отцом.

Вполне возможно, что тогда в детстве мысли Ни Цзао не имели такой определенности и ясности, как потом, и он еще не мог в то время определить своего отношения к подобному проявлению родительских чувств. Вероятно, ему еще трудно было произнести нужные слова или выразить какие-то сложные понятия. Он их просто не знал. Но растерянность и смущение, которые он тогда испытал, были столь глубокими и впечатляющими, что впоследствии он хорошо помнил это свое состояние — даже спустя несколько десятилетий и даже после смерти отца. Возвращаясь в своей памяти к этой сцене, Ни Цзао вспоминал и отчетливо представлял, что в тот день он действительно сильно переживал, видя страдания отца по поводу несчастливого «детства». Сердце мальчика саднило, будто в груди у него была незаживающая рана.

— Не плачь, не плачь! — стал успокаивать его отец. — Давай лучше вместе поиграем. Я сейчас свободен от дел, и мне хочется с тобой поиграть. Залезай на меня, как на лошадь, можешь даже хлестать плеткой и понукать. Или давай устроим соревнование по боксу. Я буду только защищаться, атаковать не стану. При каждом удачном ударе я буду выставлять мизинец, это значит — я проиграл. Или делай на коне кувырки, а я буду тебя страховать. А может быть, нам сыграть в мяч? Правда, я не умею, но ты меня научишь. Да? Будешь моим учителем…

Ни Цзао выбрал бокс. Удар следовал за ударом, отцу пришлось несколько раз поднимать мизинец. Ни Цзао бесновался, визжал, хохотал. Он был счастлив, что в боксерском поединке ему удалось одержать несколько побед подряд.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

После Нового года из деревни приехали главные арендаторы Чжан Чжиэнь и Ли Ляньцзя. Остановившись в маленькой гостинице за Передними воротами, они тут же навестили «почтенную» бабушку, как они уважительно называли госпожу Чжао, поднеся ей в подарок полмешка крупных фиников, полмешка зеленых бобов и немного бобов других сортов, четыре небольшие корзины с сушеными овощами, два блюда ярко-красной колбасы и небольшую сумму денег — арендная плата, которую им удалось собрать, а также деньги за перепродажу. От себя Чжан и Ли поднесли хозяйке местный гостинец: «постный окорок», приготовленный в основном из корок бобового сыра и нашпигованный специями, по виду и впрямь очень напоминающий настоящий окорок, но на самом деле сделанный вовсе не из мяса. Изготовлением этого блюда семья Ли славилась на протяжении более двухсот лет. Особенно любила его Цзинчжэнь, поэтому этот подарок в основном и предназначался для «старшей тетушки», как ее почтительно величали деревенские гости. А еще они принесли с собой горшочек грушевого повидла, сваренного из особого сорта местных груш — «рассыпчатых», которые, едва упав на землю, тут же раскалывались на кусочки. В конце осени из «рассыпчатых» груш с добавлением кускового сахара местные жители варили фруктовую патоку, густую, как мед. Деревенские верили, что «грушевое повидло» обладает целебными свойствами и, как средство от кашля, помогает удалению мокроты, словом, способствует смягчению в легких. Госпожа Чжао зимой нередко страдала от болей в сердце, ее душил частый кашель, мокрота. Зная про ее недуг, деревенские привезли целебное зелье, чтобы тем самым выразить свое особое расположение. Встреча «хозяев» и «слуг» вылилась в долгие взаимные сетования, причем обе женщины тотчас сообщили гостям, что жить в Пекине стало невмоготу, что им срочно требуются деньги на расходы, что смотреть вполглаза на свое деревенское хозяйство они больше не могут, а относиться к своим делам спустя рукава они не станут. Чжан и Ли начали оправдываться: последний год, мол, был недобрый: война да лихолетье, то японцы со своим налогом на зерно, то Восьмая армия хозяйничает. Мысли у нас, деревенских, вконец перепутались, на душе стало неспокойно. А однажды туфэи увели заложником деревенского богача господина Ся — теперь требуют за него выкуп. Сын отправил им три тысячи даянов наличными, но разбойники не сдержали слова и удавили несчастного веревкой. А недавно по весне грянула засуха, а потом вдруг разразилось наводнение. В праздник Начала лета невесть откуда прилетела саранча, а после летнего солнцестояния несколько раз обрушивался град. В общем, у всех деревенских сейчас пустые котлы, и бедствуют они люто. Как говорится: «На троих одни штаны, на пятерых — одно одеяло». Горе, беда — трудно выразить словами. Уж мы и в храм Большого Будды ходили на моленье, и богиню Гуаньинь из обители «Луна в воде» просили о заступничестве — ничего не помогает. А деньги да гостинцы мы, само собой, принесли, потому что очень почитаем госпожу за ее доброту и справедливость и помним добродетели покойного господина. Только, чтобы добыть эти деньги, им пришлось, как говорится, ноги истоптать, язык в уговорах сломать. Действовали всеми правдами и неправдами, даже кое-кого пришлось припугнуть, словом, добыли они эти деньги с большим трудом — можно сказать, выдрали из зубов. Потом хозяева и гости повторили то, о чем они уже толковали несколько раз, а затем «старшая тетушка», Цзинчжэнь, напекла гостям лепешек и угостила вином, под которое пришлось нарезать немного «постного окорока» и красной колбасы. На столе появилось особое блюдо, приготовленное Цзинчжэнь на скорую руку, — креветочные лепешки с соей, сделанные из мелких панцирных животных вроде креветок и крабов, а также мелкой рыбы. Все это размельчалось в порошок и затем заливалось соевым соусом, превращаясь в массу синеватого цвета, издающую острый запах гнили. Дабы предохранить блюдо от дальнейшего гниения, в него клалось большое количество сои, отчего креветочная масса становилась невероятно соленой. Это блюдо, отличавшееся крайней дешевизной, пользовалось в сороковые годы широким спросом среди пекинского населения, поскольку вполне соответствовало вкусу тех, кто любил рыбу, но кому она не доставалась. Однако не так-то приятно есть эту соленую, дурно пахнущую массу, поэтому Цзинчжэнь прибегла к ее переработке. Она добавила в креветочную массу немного муки и сделала лепешки, которые отправила на горячую сковороду, залитую маслом. Через некоторое время после обжаривания получились лепешки коричневато-желтого цвета с лиловым оттенком. Нельзя сказать, что это блюдо отличалось особо тонкими вкусовыми качествами, но оно обладало каким-то особым запахом, в котором аромат жареных лепешек сочетался с гнилостной вонью. Но сердце Цзинчжэнь наполнялось радостью, когда она ощущала запах креветочных лепешек, не говоря уж о том истинном блаженстве, которое она испытывала, готовя свое блюдо.