Ложь во спасение - Ольга Егорова

– Здесь живете? – Голос у лейтенанта оказался басовитым.

Евгений откашлялся, прежде чем сказать короткое «да».

Он старался, изо всех сил старался вести себя естественно и чувствовал, что ничего у него не получается. Будь сейчас на месте молодого лейтенанта какой-нибудь матерый сыщик типа Коломбо – сразу, без суда и следствия, вынес бы ему приговор, только лишь на основании каркающего голоса, неестественной бледности и неуместного покашливания.

По выражению лица лейтенанта невозможно было определить, показалось ли ему поведение Евгения подозрительным и сделал ли он для себя какие-то выводы. Кажется, сейчас он был озабочен другой проблемой, а время делать выводы просто еще не пришло.

– Сосед, значит, – с легкой тенью удовлетворения в голосе заключил он и поинтересовался: – Далеко идете?

– В магазин, – честно признался Евгений. – За сигаретами.

Тот кивнул в ответ. Через секунду, что-то решив для себя, извлек из кармана брюк замусоленную пачку «Золотой Явы» и протянул Евгению со словами:

– Нам понятые нужны. Задержитесь ненадолго? Вопросительная интонация в конце фразы практически отсутствовала. Было очевидно, что никакого выбора Евгению представитель следственных органов не оставляет.

– Да что случилось-то? – Евгений взял предложенную сигарету и склонился над протянутой зажигалкой. Непривычная «Ява» обожгла легкие и окутала гортань кислым привкусом. Но все же оказалась спасительной – выдыхая горький дым, Евгений почувствовал наконец, что успокаивается.

– А черт его знает, – с легким оттенком недовольства в голосе пробасил лейтенант. – Вот сломаем дверь – и узнаем. Сосед тут у вас один исчез куда-то. Четвертый день вот, говорят, ни слуху ни духу. Может, помер. Слизнев Виктор Гаврилович, знаете такого?

Евгений был уже готов к вопросу, поэтому сумел справиться с собой, изобразив равнодушие.

– Знаю. Кто ж его не знает. Пьяница горький.

– Четвертый день уже не видно, – послышался голос соседа из общего коридора, до этой минуты безучастно наблюдавшего за их общением. – В дверь звоню – не открывает, и никаких звуков не слышно ни днем ни ночью. Я вот и подумал, может, случилось что.

Сигарета, которую Евгений практически не выпускал изо рта, истлела уже почти до фильтра. Лейтенант молчал, задумчиво наблюдая, как облако дыма медленно тает перед его глазами.

– А может, и случилось. У этого народа один конец, – согласился он наконец и потер указательным пальцем переносицу. На безымянном сверкнуло обручальное кольцо. По выражению его лица легко можно было прочитать, что вся эта суета вокруг никому не нужного алкоголика безумно его раздражает. Что дома его дожидается, скучая, молодая красавица жена, не привыкшая к его субботним дежурствам, к которым привыкнуть просто невозможно. – Вы сами-то его давно видели?

– Не помню, – выдержав надлежащую паузу, ответил Евгений. – На этой неделе, кажется, видел. А может, на прошлой.

Лейтенант кивнул: понятно, кто же станет запоминать точное время каждой встречи с соседом по подъезду.

– Значит, будем дверь ломать, – сказал он, ни к кому не обращаясь. Нахмурился и добавил: – Куда подевался этот проклятый слесарь?…

«Проклятый слесарь» появился минут через пять, когда лейтенант уже начал терять терпение. Все это время они так и стояли на площадке втроем, перебрасываясь изредка короткими фразами на тему безответственности вечно пьяных работников жилищно-коммунальных служб. Евгений механически поддерживал разговор, с тоской поглядывая на карман лейтенанта, в котором исчезла заветная пачка сигарет. На душе было муторно, он испытывал одновременно и страх, и облегчение от того, что история с убийством наконец хоть немного сдвинется с мертвой точки.

Только бы не выдать себя. Только бы не показать своего волнения, только бы не переиграть.

На то, чтобы взломать дверь, ушло не больше пяти минут. Слесарь из местного ЖЭКа – здоровяк с фиолетовым, словно разрисованным сетью сосудистых звездочек лицом, густыми рыжеватыми усами и косой саженью в плечах – справился со своей работой играючи. Лейтенант, все время наблюдавший за его действиями с недовольным выражением лица, одобрительно крякнул и, как полагается, первым вошел в квартиру. Следом за ним скрылся в проеме двери сосед в тапочках, потом – слесарь. Дав себе фору в несколько секунд, Евгений замялся на пороге, пытаясь разогнать в воображении картинки той ночи, когда ему уже пришлось побывать здесь. Они мелькали перед глазами, как кадры кинохроники, отрывочные и беспорядочные, в ускоренном режиме.

Он так и остался стоять на пороге, в темной прихожей, поняв, что просто не может заставить себя сдвинуться с места и войти в комнату, из которой уже доносились до него приглушенный испуганный вскрик соседа по подъезду и деловитое покашливание лейтенанта.

«Значит, нашли», – подумал он, переминаясь с ноги на ногу. Помедлил еще секунду и переступил наконец порог двери, сглотнув подступающий к горлу ком тошноты.

И увидел то, что и ожидал увидеть.

Сосед в тапочках качал головой и что-то бормотал себе под нос, глядя расширенными от страха глазами туда, куда Евгений старался вообще не смотреть. Участковый уже нажимал кнопки мобильного телефона, вызывая оперативную группу на место происшествия. Слесарь молча разглядывал свои большие руки и хмурился. Сомнений в том, что хозяин квартиры мертв, и быть не могло – чего стоил один только запах.

Слизень лежал на диване, в том же самом положении, в котором они с Яной оставили его здесь несколько дней назад.

– Кажется, у нас здесь убийство, – заключил лейтенант то, что и так было очевидно, поморщившись от неприятного запаха.

– Я же… – изменившимся голосом пробормотал сосед в тапочках, обращаясь почему-то к Евгению. – Я же как чувствовал. Я еще три дня назад подумал: что-то сегодня Слизня… то есть Гаврилыча… не видно… Три дня назад! Надо было сразу в милицию…

Сосед так сокрушался, как будто думал, что если бы милиция нашла убитого три дня назад, она сумела бы его воскресить, а теперь момент был упущен. Впрочем, тут же поправил себя Евгений, пока еще никто точно не знает, был три дня назад Слизень жив или мертв…

Никто, кроме них троих. Кроме него, кроме Яны и кроме еще одного человека, который в тот вечер побывал у них в квартире.

В ответ он сочувственно кивнул соседу и ничего не сказал.

В ожидании прибытия следственной бригады участковый присел на деревянную табуретку и сложил руки в замок.

– Руками здесь ничего не трогать. И, пока бригада не приедет, не расходиться, – пробасил он, ни на кого не глядя.