Уроки любви - Людмила Бояджиева

— Трахаться. Без всякого выражения ответил тот и, вытащив из петлицы свой талисман, сунул его в прическу Джессики.

Ты меня разочаровал, Бенедетто. Выбравшись из красного «мерседеса», где они предались скоропалительной любви, Джессика оправила подол и не оглядываясь вернулась в гостиную.

— Папа, я чуть не уснула в обществе здешних кавалеров. Может быть, вернемся в отель?

— Я думал, тебе нравится вечер. Хильда давно тянет меня уйти. Да не зевай так, девочка! Скоро будешь в своей постельке.

— А в Нью-Йорк мы когда поедем? Вяло поинтересовалась Джессика, едва размыкая слипающиеся веки.

— Тебе захотелось в Нью-Йорк?

— Угу, папочка, очень. Там живут все знаменитости. Но только скажи, кто сейчас лучше всех поет?

— Джильди, наверно.

— А женщины? Те, которых все называют примадоннами и забрасывают цветами?

— Ну… Малибран, Миланова, Лотта Леман… Неуверенно перечислил Арон.

— Фу, слишком много. Настоящая звезда должна быть одна.

Глава 8

В конце августа Джессика с мачехой прибыли в Нью-Йорк, заняв приличествующие состоятельным дамам апартаменты в отеле «Хилтон».

— Жаль, дорогая, что я ничем не могу помочь тебе… В этом мире свои законы. Вздохнула Хильда Галлштейн, заключившая с падчерицей тайный союз. Добродушная женщина просто не могла устоять, когда в купе скорого поезда Джессика со слезами на глазах бросилась ей на грудь. — Помоги мне, мамочка! Всхлипывала она, употребив слово, которое действовало безотказно. Ведь фрау Хильда так и осталась бездетной.

— Это большая тайна отца, моя мать всю жизнь мечтала о сцене. У нее был удивительный голос. Но женщинам ее круга не подобало идти в актрисы… Хильда. я ничего не могу поделать с собой, я старалась подавить в себе это. Но оно сильнее меня. Самозабвенно сочиняла Джессика жалостливую историю. Отец не поймет меня. Но ты, ты так добра, так любишь все прекрасное, романтичное! Помоги мне испытать себя. Я хочу петь!

— Детка… Но почему ты заговорила о своем призвании только сейчас? Тебе шестнадцать… В этом возрасте трудно начинать… Понимаешь… Хильда строго взглянула в глаза Джессики из-под сетчатой вуалетки, усыпанной «мушками». Ты ведь не собираешься стать одной из этих кафешантанных плясуний?

— Н-нет! Твердо покачала головой Джессика. Я могу стать только самой лучшей.

— Боже милостивый. девочка… Это же так несерьезно! Давай пригласим специалиста, проверим, есть ли у тебя данные. Возможно, еще что-то не поздно предпринять, немного потренироваться, разучить что-то с репетитором…

— Я все уже решила и придумала. Помнишь Барри Гранта, что был у Верцози в Сорренто? Он предложил мне приехать в Нью-Йорк на прослушивание. Я тогда кое-что напела ему в саду. Он обнадежил меня…

Хильда. вздрогнувшая при имени Барри, поспешила заверить:

— Я пойду вместе с тобой! Ты еще так неопытна, так наивна… Ах, этот Барри ловелас! Говорят, он предлагает «прослушивание» буквально всем хорошеньким женщинам. буквально всем! Если бы ты могла себе вообразить, что это значит! Щеки Хильды вспыхнули под удивленным взглядом Джессики.

— Что-о?! Протянула девушка шепотом, огорчившись, однако, тем, что ей-то как раз Барри никакого прослушивания не предлагал. Сказал «Чао!» и скрылся из ее жизни без всякого сожаления. Хорошо, не бойся, Хильдхен. Мы все будем делать вместе. Только ты помоги мне, пожалуйста, разобраться в ситуации…

Джессика поморщила лобик, сообразив, что без загадочного «прослушивания» не обойтись. Эта мысль впервые пришла ей в голову. Взяв мягкие короткопалые руки Хильды, она преданно заглянула ей в глаза:

— Похоже, мне действительно нужен учитель.

Учителя нашли по газете. Бывшая итальянская примадонна, певшая на всех крупных итальянских сценах, давала уроки лирического и драматического сопрано.

— Сойдет. Согласилась Джессика, не имевшая ни малейшего представления о тембре и диапазоне своего голоса. Она просто знала, знала с неколебимой уверенностью, что может петь все и так, как это будет надо любым голосом и с любой силой. Ведь это столь же просто, как говорить, дышать, ходить.

В магазине грамзаписей любезный старичок разрешил милой девушке прослушать множество пластинок с голосами мировых оперных знаменитостей.

— Это отличный немецкий патефон. На нем великолепно звучат даже старые записи великого Карузо. Вы слышите, мисс, здесь чувствуется дыхание!

— А это кто? Джессика с интересом прослушала пластинку оперных арий звонкоголосой певицы.

— Это великолепнейшая Эва Бандровска-Турска… Ах, ее Мими, Розина, Кармен останутся в истории. Сколько мастерства и подлинной страсти в «Хабанере»! Послушайте, какой вокал, а ведь полька! Ошибочно утверждать, что все лучшие голоса рождаются в Италии.

— Уж это точно. Живо поддержала девушка. Но она поет по-итальянски. А про что?

— Детка, вы не знакомы с оперой «Кармен»? Вам необходимо прочесть либретто. Старик порылся на полках. Вот вам сочинения Бизе. Здесь есть английский, итальянский текст и прекрасный клавир.

— Беру Бизе, хабанеру и ваш патефон.

— Хорошая шутка, мисс! Вам придется зайти в магазин музыкальных инструментов. Мой аппарат, увы, не продается.

— Жаль. Уверена, что такой хорошей штуковины нигде не найду. Забрав покупки, Джессика довольно улыбнулась, развернулась на каблучках и вышла на пышущую жаром нью-йоркскую улицу.

Асфальт плавился, кондиционеры перегревались, газетчики вопили о происшедшей в центре города трагедии — взорвавшийся на лотке баллон поранил несколько человек, столпившихся в очереди за газированной водой.

Все проклинали жару. Арон недоумевал по поводу затянувшегося путешествия жены и дочери. Но они явно не торопились домой, похоже, решив опустошить все модные магазины Нью-Йорка.

Взявшись помогать Джессике, Хильда лишь потворствовала развитию ее психического заболевания вместо того, чтобы показать хорошему врачу. Фрау Галлштейн злилась на себя, не представляя, что скажет почтенной преподавательнице, берущей 10 долларов за урок. Ведь Джессика не только не знала ни одной ноты, Хильда ни разу не слышала, чтобы она хоть что-нибудь напевала.

— Джес! Поймала Хильда руку целеустремленно шагавшей по переулку Маницетти девушки. Постой! Мне все-таки кажется, нам следует посоветоваться с отцом.

— Не понимаю, что произошло? Мы просто отдыхаем в этом чудесном городе, а я еще немного занимаюсь музыкой. Причем, не на подмостках кафе-шантана! Джессика лишь слегка убавила шаг, рассматривая таблички на домах. Вот номер 15! Кажется, четвертый этаж. Смотри, чудесный скверик! Дорогая моя, славная мамочка Хильдхен! Подожди на лавочке, ведь у тебя в сумочке интересный журнал. Клянусь, ты будешь первой, кого я посажу в самую красивую ложу на своем лучшем спектакле!