Тень Бешеного - Виктор Доценко

Дело требовалось провернуть элегантно и без последствий.

После недолгих раздумий Молоканов решил остановиться на Глафире, для чего и вызвал ее к себе.

Медсестра уже который день проводила в обществе Чжао Бина, прятавшегося в одном из помещений подземелья под своей клиникой.

Таков был приказ Молоканова: до времени не высовываться!

Глафира таскала китайцу еду и выслушивала его бесконечные жалобы на то, что русский народ очень странный и непонятный. Поэтому она обрадовалась возможности сменить обстановку и примчалась к Молоканову по первому приказу.

Получив задание, медсестра, не мешкая, отправилась домой и оделась поярче. Глафира выглядела как дамочка в самом соку, а в ярких цветастых тряпках производила и вовсе сногсшибательное впечатление.

Она вышла из своей машины в центре города и остановилась в задумчивости. Затем ей на глаза попался плакат мебельного магазина «Гранд», и лицо женщины озарила улыбка. Решение было найдено. Глафира уселась обратно в машину и резво сорвалась с места.

У «Гранда» столпилось целое стадо разномастных фургонов. Глафира поставила машину в стороне и некоторое время сидела, не выходя из салона.

Женщина внимательно присматривалась к машинам и водителям. И еще — она ждала сигнального звонка от Бони, который в настоящий момент находился напротив здания Центризбиркома.

Глафира наметила несколько подходящих кандидатур, но звонка от Бони все не было. Наконец, мобильник издал веселую мелодию. Женщина схватила трубку и нервным жестом нажала кнопку.

Боня сообщил, что «клиент» только что вышел и сейчас садится в машину.

Глафира швырнула трубку на сиденье и выскочила из машины. После секундного колебания она устремилась к многотонному фургону.

Водитель слонялся тут же рядом, наблюдая за погрузкой большой партии дорогой мебели, судя по всему, предназначенной для чьего‑то шикарного офиса. Погрузка уже заканчивалась, и грузчики захлопывали двери огромного фургона. Номера у машины были московские, и она могла свободно перемещаться по центру города, не привлекая внимание постовых. Проходя мимо водителя, Глафира громко охнула и сделала вид, что оступилась. Водитель тут же бросился на помощь симпатичной женщине, предложил помочь и проводил до ее машины. Он даже не почувствовал, как в руку ему впилась микроскопическая иголка из перстенька Глафиры. Еще миг — и водила стал послушным роботом, управляемым Молокановым.

Подчинившись сигналам, поступающим прямо в мозг, водила послушно вернулся к своему фургону, убедился, что погрузка завершена, забрался в кабину и тронул машину с места. Фургон скатился с площадки перед магазином, выбрался на шоссе и на приличной скорости ушел в сторону центра. Водитель сменил маршрут. Теперь его мозг работал на цели, поставленные Молокановым.

На проспекте Мира водитель фургона притормозил за сотню метров до въезда на Рижскую эстакаду. Он сидел, тупо глядя перед собой и ждал приказа, который отдаст ему наночип.

Приказ поступил, когда мимо фургона, не торопясь, поплыл черный «Мерседес» с тонированными стеклами, мигалкой и спецномерами Центризбиркома. Водитель выкинул в окно окурок и тронул фургон с места.

На эстакаде водитель пристроился позади «Мерседеса». Когда машины приблизились к самому высокому участку, водитель фургона пошел на обгон, встал слева от «Мерседеса», а затем принял руль резко вправо и впечатал «мерс» в бордюр. Какое‑то время обе машины продолжали движение по инерции. Борт «Мерседеса» высекал шлейф искр при соприкосновении с металлической оградой эстакады. Затем водитель притормозил, подал назад и врезался в левый борт «Мерседеса».

На этот раз удар оказался достаточно силен. «Мерседес» пробил правым бортом дорожное ограждение. Видно было, как из разбитого стекла высунулась чья- то окровавленная рука и отчаянно замахала, словно пытаясь защититься от надвигавшейся громадины фургона, под самую крышу забитого тяжелым грузом.

На секунду задержавшись на краю эстакады, «Мерседес» рухнул вниз. Пролетев два десятка метров, машина с грохотом ударилась бортом о железнодорожные рельсы. В тот же миг на нее сверху свалилась махина фургона и раскатала «Мерседес» до толщины листа жести…

Лаборатория, создания которой Молоканов добился, начала работать. Собственно говоря, ничего нового делать не приходилось. В решении Министерства здравоохранения говорилось, что «экспериментальная лаборатория по разработке эффективных методов борьбы с вероятными проявлениями атипичной пневмонии на территории России будет создана на базе уже существующей научной клиники профессора Чжао Бина».

Иными словами, массажный салон и клиника Чжао Бина официально превращались в форпост отечественной науки — правда, только на бумаге.

Наконец, Молоканов разрешил Чжао Бину покинуть свое убежище, где тот прятался от пронырливых журналистов.

Поднявшись к себе, профессор увидел в кабинете по–хозяйски расположившегося Молоканова и незнакомого субъекта, которого Аристарх представил как известного журналиста Дроканя.

Обо всем договорились быстро. Чжао Бину надлежало хранить надменное молчание и держать рот на замке. Сергей Дрокань получал ответственную должность помощника профессора по связям с общественностью, которому и поручалось сообщать средствам массовой информации о том, как продвигается работа по созданию чудодейственного препарата профессора Чжао Бина.

Охрана клиники Чжао Бина была многократно усилена. Боня заключил договор с охранной фирмой, выделившей для этого дела самых крепких и надежных своих сотрудников. Так что и чужая муха в клинику не пролетит. Кроме того, статус лаборатории давал профессору Чжао Бину основание посылать куда подальше любые проверки из государственных органов, направляя их прямиком в министерство.

Желающих проверить работу китайца встречал в министерстве старый приятель Позина, который ласково улыбался и говорил, что невозможно проверить то, что существует пока в виде теоретической разработки. Вот когда дело дойдет до практического применения — милости просим, проверяйте.

Из министерства комиссии уходили несолоно хлебавши, и лишь удивлялись, как это удалось за столь короткий срок развернуть столь серьезное дело.

Сева, неутомимый партийный консультант Молоканова, сообщил своему боссу, что наступает критический момент. До выборов остается не так уж и много времени. Именно сейчас, как никогда, требуется подстегнуть общественное мнение какой‑то громкой акцией, чтобы на выборах настроить электорат в пользу кандидатов от Партии здоровья.

Кандидаты от Партии здоровья активно использовали в своей предвыборной агитации истерию вокруг атипичной пневмонии и осторожно подводили общество к мысли о том, что пора бы уже начать пользоваться достижениями восточной медицины на государственном уровне, раз наша медицина оказалась бессильна. Понятное дело, что само собой тут же выныривал профессор Чжао, хотя о нем прямо и не говорилось.

Хитроумный Дрокань организовал «утечку информации» из «кругов, близких к правительству». Так люди узнали о профессоре Чжао Бине и его «чудо–сыворотке». Окончательно перетащить на свою сторону значительную часть электората удалось, когда профессор Чжао Бин выступил по телевидению.

Интервью шло в записи и длилось не более двух минут. Но за это время профессор Чжао Бин успел поблагодарить Партию здоровья, которая оказала «неоценимую услугу» лично профессору в его исследованиях и, таким образом, — всему российскому народу, который будет спасен благодаря усилиям этого «мощного политического движения».

Отныне активисты Партии здоровья и наркоманы из числа «Идущих впереди» могли вытворять, что угодно на улицах и площадях, потому что именно их партия оказалась теперь в центре внимания.

Консультант Сева сообщил Молоканову, что в этот момент, как никогда, Партии здоровья требуются герои. Нет, не обязательно кому‑то бросаться в огонь на помощь пенсионерам или спасать детей из проруби. Требуется нечто более сильное, многогранное, что крепко ударит по чувствам избирателя и поможет закрепить проделанную работу.

Сева взялся лично разработать «акцию». Местом ее проведения была избрана окраина одного из сибирских городков, где подавляющее большинство молодежи загибалось от поголовной наркомании.

Наркотой в тех местах, как и по всей стране, промышляли большие цыганские семьи. Не особенно скрываясь, они продавали дозы в любое время суток. Цыгане построили себе огромные кирпичные дома- дворцы в три–четыре этажа, в которых разместились многочисленные чада и домочадцы.

Любая попытка привлечь цыган к ответственности ни к чему не приводила. Наркотики если и находили, то у малолеток или старух–цыганок, и привлечь их к ответственности было невозможно. Да еще после обысков сыпались жалобы в тот же Совет Европы на «бесчеловечное обращение с гонимым народом», вплоть до обвинений милиции в «геноциде цыганской нации».