Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы - Брайан Сайкс

Я совершенно убежден в том, что генетика еще сможет многое рассказать нам о том, как, когда и откуда появились первопоселенцы в Австралии. Я также убежден и в том, что история этого континента принадлежит ее коренным жителям, а не европейцам вроде меня. Это их история, а не моя. Я просто буду очень рад, если они захотят когда-нибудь поделиться ею с нами.

Глава XXIII

ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ

В предыдущей главе я заметил, что в описании человеческой предыстории перехожу на язык, которого обычно стараюсь избегать. Это язык генерализации, искажающий смысл благодаря намеренно допускаемым неясностям и неточностям в даже таких невинно звучащих оборотах, как «первые американцы» или «первые австралийцы». За этим как будто стоит допущение, что было что-то вроде единой сплоченной группы, у которой имелся заранее разработанный план действий — почти так, как если бы они руководствовались указаниями в книжке: «Так, посмотрим — ага, сейчас у нас пятнадцать тысяч лет назад. Пора отправляться посуху в Америку. Да поскорее, братцы, а то тут вот-вот разольется море». Даже в случае с неандертальцами перед глазами встает такая сцена: «Извините, ребята. Нам пора вымирать и пустить на свое место кроманьонцев». Все это, конечно же, полная и абсолютная чушь. Не было никаких планов. Откуда было им взяться? Никто не знал, что лежит за горизонтом. Вся ранняя предыстория человечества базируется на отдельных, конкретных решениях, принятых конкретными личностями, в крайнем случае, маленькими группами, состоящими из дюжины человек, не более.

В утверждении: «Римляне заняли Британию в 43 году до н. э.» — слышится основательность. В этом есть какое-то значение. Хорошо организованная военизированная империя может принимать решения и осуществлять широкомасштабные действия по их осуществлению. Но это требует неизмеримо большего уровня организации и целенаправленности, чем можно было бы достичь в нашем отдаленном прошлом. Это как если бы наш современный мир правительств, корпораций и комитетов полностью ослепил нас, и мы бы забыли, что жизнь состоит из наших личных решений и совсем не грандиозных ежедневных поступков.

Я постарался подчеркнуть это, описывая воображаемые жизни семи дочерей. Хотя в целом их существование полностью определялось неконтролируемыми элементами окружающей среды — передвижениями стад животных, наступлением холодов — однако их поступки изо дня в день диктовались их индивидуальным выбором в этих обстоятельствах. С этой точки зрения человеческая эволюция, случайные события и непредвиденные обстоятельства — это переменные величины. Тонет лодка. Полинезийский остров будет открыт на сотню лет позднее.

Мне нравится этот тип генетики потому, что он, наконец, расставляет акценты правильно, выделяя именно то, что следует: отдельных индивидуумов и их поступки. Это гораздо привлекательнее, чем уже, к счастью, устаревающий тип генетики, который в силу своей методологии загонял людей во все более бессмысленные категории, приводящие к неверным выводам. До того как начать эту свою работу, я, думая о предках (если только вообще о них думал), представлял себе какое-то аморфное и расплывчатое собрание мертвецов, не имеющих никакой связи ни со мной, ни вообще с современным миром. Было довольно интересно читать про то, что кроманьонцы много лет назад выиграли борьбу за выживание, но ко мне это не имело ни малейшего отношения. Но стоило мне с помощью генетики осознать, что кто-то из моих прямых предков уже тогда при этом присутствовал, более того, принимал в этом живое и деятельное участие,— это перестало быть для меня просто интересным. От этого просто дух захватывало. ДНК оказалась вестником, которому удалось осветить нашу связь, протянувшуюся через поколения, донести послание, которое в буквальном смысле слова передавалось физически, через тела моих предков. Каждое такое послание проделывает дальний путь сквозь время и пространство, прочерчивая длинные линии, которые берут начало от наших праматерей. Нам никогда не удастся узнать всех деталей таких путешествий через тысячи лет и тысячи миль, но мы, по крайней мере, можем дорисовать их в своем воображении.

Я на сцене. Передо мной, в тусклом свете, все люди, которые когда-либо жили, они построились в линии, ряд за рядом, растягиваясь на бесконечно далекое расстояние. До меня от них не долетает ни звука, но я вижу, что они разговаривают между собой. В руке я сжимаю кончик нити, которая связывает меня с моей праматерью, тянется от меня назад в прошлое. Я дергаю нить, и по одному женскому лицу в каждом поколении поворачивается в мою сторону — они ощутили рывок. Их лица в толпе выделяются, словно их высвечивает для меня странный свет. Это мои предки. Я узнаю свою бабушку, она стоит в переднем ряду, но остальные лица мне не знакомы. Я всматриваюсь в них. Женщины не похожи одна на другую. Среди них есть высокие и маленькие, одни настоящие красавицы, лица других заурядны, одни кажутся богатыми, другие бедными. Мне хочется расспросить каждую из них по очереди об их жизнях, надеждах, разочарованиях, об их радостях и бедах. Я говорю, но они не слышат меня. И все же я ощущаю сильную связь с ними. Все они мои матери, которые передавали бесценное послание от одной к другой через тысячу рождений, тысячу криков, тысячу раз прижимая к себе новорожденных младенцев. Связующая нить в моей руке становится крепкой и неразрывной, как канат.

За тысячу рядов от меня стоит сама Тара, родоначальница моего клана. Она держит другой конец каната. Стоящие в громадной толпе наши предки — их не меньше миллиона — чувствуют натяжение нитей, которые лучами отходят от нее, как от центра. Я ощущаю, как и у меня внутри словно что-то тянет. Стоя на ярко освещенной сцене бытия, я осматриваюсь, смотрю направо и налево и понимаю, что другие чувствуют то же, что и я. Это другие люди из клана Тары. Мы всматриваемся друг в друга, ощущая сильную взаимную связь. Я вижу своих братьев и сестер. Теперь, когда мне известно, кто они, во мне растет какое-то глубокое чувство общности, большей близости к этим людям, чем к другим. Как и мои предки, они все очень разные, но есть существенная разница — с ними я могу поговорить.

Когда два человека обнаруживают, что принадлежат к одному клану, у них неизбежно возникает это чувство общности. Мало кто может облечь эти странные ощущения в слова, и все же это именно так. Хотя инструментом для установления генетических связей является в данном случае митохондриальная ДН К, я не думаю, что она имеет какое-то отношение к этому ощущению. Мне кажется невероятным, чтобы несколько генов, включенных в митохондриальный геном, могли напрямую отвечать за возникновение подобных чувств и ощущений. Это, безусловно, важные гены, которые, как мы увидели в одной из предыдущих глав, отвечают за то, чтобы клетки были в состоянии использовать кислород. Как-то трудно и даже невозможно поверить, не имея на этот счет твердых доказательств, что простое сходство клеточного обмена веществ может вызывать сильное эмоциональное переживание и ощущение общности. Несомненно, что ДНК —это физический объект, который в буквальном смысле слова передается от поколения к поколению, но в данном случае этот объект важен скорее благодаря тому, что является символом или знаком общности происхождения, о котором он свидетельствует, чем благодаря химическому обмену организма, который он непосредственно контролирует.

Многим людям уже пришлось испытать ощущение близости и даже родственные чувства по отношению к представителям своего клана. А может ли подобное чувство возникнуть, если анализ ДНК не вскроет эти связи? Двое незнакомых людей входят в комнату. Их взгляды встречаются, и они внезапно понимают, что их тянет друг к другу какая-то неодолимая сила, но они не могут объяснить, в чем тут дело. Может, все происходит как раз под влиянием подсознательного знания о древней связи? Никто пока не исследовал такие интригующие и загадочные возможности, но по мере того, как все большее количество людей будут выяснять, к какому клану они принадлежат, у них будет возникать реакция на вновь обретенных предков и друг на друга.

Что же это мы ощущаем, что разделяем с другими членами собственного клана? Мы разделяем одинаковую ДНК, которая пришла к нам от наших древних предков-женщин, передаваясь по материнской линии. Мы постоянно ею пользуемся. Клетки любой ткани в организме читают послание, которое несет эта ДНК, и выполняют ее инструкции миллионы раз в секунду. Каждый атом кислорода, который участвует в биохимических процессах в нашем организме, когда мы дышим, обязательно обрабатывается по формуле, врученной нам нашими предками. Это само по себе уже очень крепкая, основополагающая связь. Но путь, которым этот ген добрался до нас от наших предков, сам по себе имеет особое значение, поскольку проходит прямо по тем узам, которые крепко связывают каждую мать и ее дитя. Этот ген — живой свидетель круговорота боли, заботы и крепнущей любви, который повторяется вновь всякий раз, когда рождается новое дитя. На протяжении тысяч поколений он безмолвно сопутствует таинственной и загадочной квинтэссенции женственности. В этом и заключена та глубинная магия, которая связывает всех членов одного клана.