Переводчик - И. Евстигней

– Чтобы позволить себе быть слабым, нужно сначала стать сильным?

– Да, сынок, именно так. Слабость без внутренней силы – это всего лишь гниль. Или беспомощность. Или зло.

– И вы хотите сказать, что мы, переводчики, вместе с пониманием несём с собой такую слабость? Подрываем наши нации изнутри, размываем национальную идентичность и всё остальное, в чём обычно нас обвиняют?

– Не суть важно, что вы, переводчики, с собой несёте, – его голос внезапно зазвучал неприкрытой язвительностью, – Вопрос в том, что у вас хотят и способны взять. Или что вам разрешают дать. И ты, мой мальчик, прекрасно знаешь, что случается с теми, кто хочет дать людям больше, чем они хотят или могут взять. Все эти миссии, пророки, еретики и прочие неспокойные духом — история людского рода изобилует человеческими трагедиями, да и комедиями, впрочем, тоже. Людям не нужна твоя Вавилонская башня.

– Но она нужна мне! – вскинулся я.

Теперь мы уже смотрели друг на друга, как два непримиримых врага. А ведь и впрямь, Алекс, нужна ли тебе эта башня? Какое понимание ты хочешь дать людям, если сам не сумел понять ту единственную женщину, которую ты любишь? Неужели этот церковник прав, и полюбить действительно проще, чем понять? И снова, как всегда, когда я вспоминал об Але, меня захлестнула волна глухой боли. Дать людям понимание… я криво усмехнулся… ну-ну, попробуй.

– И я сделаю всё, чтобы она была построена.

Мой собеседник поднялся, будничным жестом достал из кармана брюк носовой платок, протёр им покрытый испариной лоб и, как ни в чём не бывало, кивнул мне:

– Мы будем всячески содействовать тебе в твоих поисках, переводчик. И будем всячески противодействовать тебе в достижении твоей цели…

Кстати, ты не находишь, что здесь становится слишком душно? Кажется, отключилась система кондиционирования…

…Действительно, здесь становится слишком душно. Я стряхнул с себя остатки сна, выдернул из ушей импровизированные беруши, которые перед посадкой в самолёт второпях скатал из оторванных от носового платка полосок ткани и предусмотрительно засунул в уши в целях собственной безопасности – я сомневался, что моё сознание сможет выдержать ещё одну атаку многоязычного спрута. Но в хвосте этого старого лайнера двигатели гудели так интенсивно, что я не слышал даже богатырского храпа своего соседа-украинца, крепко спавшего в соседнем кресле. Тяжёлую тушу самолёта мягко потряхивало на воздушных волнах.

Я вставил в уши наушники и включил старый русский рок – специально ради него изучил в своё время старорусский…

Я шёл к себе домой,Я шёл по мокрым лужам,По скользкой мостовойНогами снег утюжил.А мокрый снег падал,А я шёл домойПо зимнему саду,По пустой мостовой.Он шёл со мной рядом,Шпионил за мной,Следил за мной взглядом,Бесшумный конвой.

Я не выдержал и начал тихо шептать вслед за Бутусовым.

И вот я стоюНа краю снегопада,С неба падает снег,Значит, небу так надо…

Как же я соскучился… до дрожи в кончиках пальцев истосковался и по скользким мостовым, и по этому бесшумному, следящему за мной конвою… Из России я уехал в июле «на несколько дней», а теперь на дворе уже ноябрь. Как же хочется забыть обо всём, забыться, и вот так вот бездумно и безоглядно стоять на краю снегопада, подставляя лицо под невесомые снежинки…

В это трудно поверить —Я вернулся домой,Ты открыла мне двери,Снег вошёл вслед за мной.И вдруг снег растаял,Увидел тебя,На пороге осталисьТолько капли дождя.Нас уносит рекаПлавных вёсел волнами,Словно кто-то открылВсе небесные краны.Мы стоим на краю,На краю водопада,С неба льётся вода,Значит, небу так надо…[41]

Мощный рывок выдернул меня из кресла в проход между рядами. Цепкие руки сорвали с меня наушники, развернули лицом к креслу, и в ухо мне проговорили сиплым шёпотом-полусвистом на искорёженном португальском:

– С-с-стой с-с-смирно… не вс-с-сдумай дергац-ц-ц-с-с-ся, европеецс-с-с…

Мне быстро и умело стянули пластиковой лентой запястья, потом так же профессионально связали ноги, оставив около фута свободной ленты, чтобы я мог самостоятельно передвигаться, и бесцеремонно толкнули обратно в кресло.

Их было человек десять, работали они слаженно и профессионально. Длинные, сильные, гибкие, пожалуй, чересчур гибкие тела, вызывавшие некое подсознательное чувство отвращения – было видно, как под камуфляжной тканью изгибаются их мощные позвоночники, напоминая извивания гигантских рептилий. Двое свистящих держали на взводе облупленные чёрные автоматы, остальные методично выдёргивали из кресел послушных пассажиров, связывали им руки и ноги и усаживали обратно на места. Да… кажется нескоро придётся мне постоять на краю снегопада… если вообще когда-нибудь придётся в этой моей земной жизни…

Слухи о том, что свистящие захватывают самолеты над Атлантикой и Тихим океаном, ходили давно, время от времени то затихая, то вспыхивая с новой силой. Но слухи так и оставались слухами. Наши российские спецслужбы успешно утаивали любую информацию, а международная коммуникация была слишком скудной и ограниченной, чтобы можно было узнать, как обстоят дела в других странах. Мировая общественность, если это слово было применимо к нынешнему скопищу чурающихся друг друга, как чумы, «международных субъектов», старательно закрывала глаза на любые намёки о воздушном пиратстве, не говоря уже о том, чтобы предпринимать конкретные жёсткие шаги, осознавая свою немалую долю вины в том, что произошло почти шестьсот лет назад между тогда ещё неимперскими Соединёнными Штатами и странами Латинской Америки, которые стали очагом страшнейших смертельных заболеваний, молниеносно распространявшихся по всему Новому свету. От этих болезней не было лекарств, не было спасения, и американцы, чтобы выжить самим, решили выжечь дотла очаг…

Тогда, после серии страшных ядерных бомбардировок, уничтоживших большую часть населения Латинской Америки, в живых остались в основном прямые потомки индейцев – видимо, было что-то такое в их генах, что позволило им выжить при зашкаливающем уровне радиации. Выжившие ушли под землю. В буквальном смысле слова. Поначалу переселились в древние пещеры и подземные индейские святилища, затем начали рыть собственные туннели, строя там поселения, постепенно разраставшиеся до размеров настоящих городов. Вся Южная Америка была изрыта разветвлённой сетью подземных туннелей, на поверхности оставаясь похожей на безлюдную, выжженную пустыню, кое-где вздыбливающуюся в облака мёртвыми скалами. Первые туннели рылись вручную, с низкими потолками, и передвигаться в них можно было только на четвереньках. Но люди с расшатанными радиацией генами быстро приспособились к новым условиям… За несколько веков подземная жизнь изломала и изменила их внешность – их тела вытянулись в длину, ноги укоротились и изогнулись, став похожими на лапы огромных ящеров. А в языке из-за особенностей прохождения звуковых волн по узким изогнутым коридорам в изобилии появились свистящие звуки, способные пролетать большие расстояния подобно сфокусированным лучам. Собственно говоря, потому-то эту странную смесь испанского, португальского и индейских наречий и стали называть языком свистящих…

Переводчиков со свистящего во всём мире можно было счесть по пальцам. И вовсе не потому, что этот язык был каким-то там суперсложным. Нет. С точки зрения мутанта-переводчика – язык как язык, не сложнее арабского или китайского, хотя его смахивающее на шипение змеи произношение в сочетании с экзотической внешностью свистящих, надо признать, производило весьма устрашающий эффект. Главная причина крылась в характере свистящих. Они не желали идти на контакт ни в какой форме, озлобленные на весь мир, движимые одним желанием – мстить. Конечно же, их можно было понять… Львиную долю их национального бюджета составлял доход от пиратства – они промышляли по всем четырём океанам, а в последнее время проникли и в воздушное пространство. Поговаривали, что их инженеры даже разработали специальную модель летательного аппарата, которая позволяла перехватывать самолёты прямо в воздухе. За заложников они требовали огромные выкупы, и другие страны послушно выкупали своих граждан, не желая нарушать хрупкую стабильность в мире… И впрямь, учитывая ограниченные масштабы подобной торговли людьми – два-три самолёта, да и то не полностью заполненных, за полгода – стоит ли поднимать из-за этого шумиху? Если небольшое жертвоприношение может хоть как-то компенсировать нашу вину за чудовищное преступление перед этой нацией, почему бы и нет? Кроме того, не опасно ли ещё больше загонять в угол и без того обезумевшего от горя и физических страданий зверя? Единственное, что можно сделать – постараться в ещё большей степени ограничить зарубежные поездки своих граждан, по крайней мере, те, что предполагают перелёты через океан…