Звонкий ветер странствий - Андрей Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Будем надеяться, что это, братец, не яд!», – неуклюже пошутил внутренний голос. – «Иначе, она делала бы это максимально осторожно и незаметно для всех прочих. Наверняка, просто безобидная вытяжка какого-нибудь пряного растения, не более того…».
С застреленной вигони ободрали шкуру, выпотрошили, отделив лишние части туловища (голову и ноги – по коленные суставы).
– Сейчас нарежем на порционные куски, – Лаудруп ладонями изобразил – на какие, собственно, куски, после чего скорчил недовольную гримасу: – Надо бы предварительно замариновать мясо на час-другой. У нас, в Дании, для этих целей принято использовать хорошо перебродивший яблоневый сидр, или же – слегка подкисшее коровье молоко… Но, ни того, ни другого у нас нет. Ладно, зажарим и так…
– На чём – зажарим? – невинно спросил Егор. – Ни сковороды, ни железной решётки, как я понимаю, никто так и не догадался захватить. Ну, и что теперь будем делать?
Дело – после недолгих споров – кончилось тем, что мастеровитый дон Сервантес изготовил вполне даже приличный вертел, на который они и насадили ободранную тушку южноамериканской горной козы. А сам ветрел расположили над в меру жарким костром, по очереди вращая неказистую, но надёжную ручку.
Минут через сорок-пятьдесят от речного берега вернулись – весёлой и шумной гурьбой – остальные участники пикника, гордо демонстрируя добычу – шесть прекрасных пятнистых форелин, каждая из которых весила не менее килограмма.
– Одну я поймал! – похвастался Петька. – Ещё одну – мама. А Катька у нас теперь вся такая расстроенная из себя – у неё рыбина сорвалась. Причём, у самого берега…
– Ничего, Катюша, не переживай! – подмигнул дочери Егор. – Мы с тобой завтра утром – пока все остальные ещё будут спать – сходим на речку и поймаем самую большую форель. А, вот, сковороды у нас нет. Придётся, наверное, сварить обычную русскую уху, раз такое дело…
– Не люблю уху! – громко оповестила Лиза Бровкина, которой не довелось порыбачить самостоятельно (тяжёлая удочка выпадала из слабых детских ручонок), и – по этому поводу – она решила немного покапризничать, заявив: – Хочу жареной рыбки. Хочу! Хочу! Хочу!
Помог пожилой Тибальт – нарвал в ближайшем кустарнике целую охапку крупных листьев, внешне напоминавших обыкновенный русский лопух, ловко почистил и выпотрошил рыбин, плотно завернул их в листья, после чего ножом выкопал в земле неглубокую ямку, уложил в неё завёрнутую форель, а сверху тщательно присыпал ярко-алыми углями, взятыми из костра.
Тем временем женщины расстелили на низенькой, лимонно-зеленоватой траве несколько серовато-белых узких холстин, игравших роль скатертей, расставили по их периметру разномастные тарелки, кружки и фужеры, разложили ножи, вилки, ложки и ржаные морские сухари, пропитанные оливковым маслом, к которым все – за время долгого плавания – уже успели привыкнуть. По центру «скатерти» красовалось четыре удлинённых серебряных блюда: два – с крупными кусками жареной вигони, два – с запечённой форелью.
Оглядев – критическим взглядом – получившийся натюрморт, Санька недовольно вздохнула и небрежно взмахнула рукой:
– Прошу вас, высокородные господа и дамы, присаживайтесь! Эх, какие пикники мы устраивали в нашем василеостровском поместье! И в нашей Александровке, так любезной сердцу… Помнишь, Саша?
– Конечно, помню! – Егор согласно кивнул головой. – Так, господа мужчины, а что у нас с благородными хмельными напитками?
– Ямайский ромус, португальские херес и портвейн, испанская мадера, арагонское красное, мозельское, – сглотнув слюну, скороговоркой перечислил Ванька Ухов. – Ну, кому – что? Принимаю заявки, пользуйтесь…
Наоми, указывая дрожащим тоненьким пальчиком на бронзовую ёмкость с японским национальным напитком, взволнованно забормотала:
– Моё, я угощать! Прошу вас…, угощать.… Всех, и солдат, и охотников…
– Конечно же, господа и дамы! – извинительно всплеснула руками эмоциональная Сашенция. – Давайте все – дружно и весело – отведаем этот экзотический сливовый сок! Ухов, Фруде, бездельники, немедленно помогите симпатичной девушке…
Подняв вверх оловянный стаканчик, Егор провозгласил (естественно, на английском языке) первый праздничный тост:
– Любезная Наоми-сан, прими наши самые сердечные поздравления! Мы искренне рады, что ты путешествуешь вместе с нами! Желаем тебе всего, что ты хочешь сама – пожелать себе! И, главное, чего желаем, так это побыстрей встретиться с твоей прекрасной Родиной! В частности, с байу – со сливовым дождём! – коротко кивнув головой, выпил содержимое стаканчика до дна, краем глаза зафиксировав тень неясной тревоги на Санькином лице…
«А, что, знатная вещь! – высказался много в чём понимающий внутренний голос. – «Очень ароматная штуковина! Прямо-таки – «вкус далёких стран», даже голова легонько закружилась, приятно так, умиротворённо…».
Судя по многочисленным восторженным фразам и междометиям, и всем другим участникам этих романтических посиделок японский сливовый напиток тоже очень понравился.
– Ты, тётенька Наоми, настоящая добрая фея! – искренне похвалила японку маленькая Лиза. – Мне про этих добрых фей Томас недавно рассказывал сказку… Очень вкусно, спасибочки!
– Потом, Наоми-сан, рецепт мне не забудь пересказать подробно! – с непонятной улыбкой задумчиво попросила Сашенция…
После новых тостов – цветастых и слегка подхалимских – участники трапезы воздали должное приготовленным кулинарным деликатесам. Мясо южноамериканской горной козы получилось превосходным и прямо-таки таяло во рту, речная форель, покрытая тонкой золотистой корочкой, была не менее вкусна.
Приближался вечер. Круглое, ярко-багровое солнце торопливо устремилось к горизонту.
«Наверное, детям пора спать», – вяло подумал Егор, лёжа на заранее подстеленной волчьей шкуре и расслабленно опираясь на локоть.
Он, с удовольствием отхлебнув из высокого бокала арагонского красного вина, неожиданно понял, что уже очень сильно пьян.
«Быть такого не может!», – возмутился обожающий логику внутренний голос. – «С чего бы это, вдруг, пьян? Выпили-то – всего ничего… Не, это просто очень сильно хочется спать. Свежий горный воздух, скорее всего, так на тебя, братец мой, повлиял…».
Егор, опираясь руками о чилийскую землю, накрытую густой волчьей шкурой, сел на колени, обеспокоено огляделся по сторонам и чуть удивлённо хмыкнул.
Оказалось, что сон подбирался ни к нему одному. Ванька Ухов-Безухов беззаботно похрапывал, свернувшись калачиком у самого костра. Один из шведских охотников спал, сидя на корточках, в обнимку с ружьём. По направлению к палаткам проследовала сонная горничная Лушка, несущая на руках спящую Лизу Бровкину.
– Дорогой! – негромко позвал знакомый голос.
Егор медленно-медленно – бесконечно долго и плавно – повернул голову примерно на девяносто градусов. Глаза, у стоящей перед ним растрёпанной, но при этом безумно симпатичной Саньки, сонно моргали, усиленно борясь с дрёмой.
– Дорогой, – настойчиво и томно повторила жена. – Петя и Катенька уже легли спать… Я пойду и проверю – как они там, поцелую в лобики… А ты иди в нашу палатку… Иди, иди, и дожидайся меня… Я скоро…
Он с огромным трудом поднялся на ватные ноги, неверными шагами, спотыкаясь через каждые три метра, добрёл до нужной палатки, распахнул полог, оторвав при этом пару деревянных застёжек, дошагал до спального места, упал – как подкошенный – и тут же, громко захрапев, погрузился в сладкую и предательскую пелену сна…
Проснулся Егор от чёткого и неприятного ощущения, что он – весь, целиком и полностью – затёк. Да-да, именно так! Очень сильно затекли руки, ноги, всё туловище, и – даже – голова…
Старенькой скрипкой в голове противно запиликало чувство опасности, а внутренний голос подробно доложил об ощущениях:
«Пахнет сырой парусиновой тканью. Следовательно, братец, ты находишься в собственной палатке. На этом хорошие новости, извини, и заканчиваются… Твои ноги, очень похоже, крепко привязаны к колышкам, глубоко вбитым в землю. Руки заведены за спину и привязаны к деревянному толстому столбу. Один широкий кожаный ремень проходит через грудь, другой надёжно фиксирует голову – к тому же самому столбу. На глазах…, э-э-э, что-то весьма похожее на элементарный медицинский пластырь… Кляпа во рту нет, уже хорошо… В правом углу палатки, судя по ощущениям, горит масляный фонарь. Значит, уже глубокая ночь… Там кто-то есть! Слышишь, братец, какие-то щелчки и недовольные вздохи? Ага, точно, есть…».
Некто неизвестный – в правом углу – негромко и непочтительно отпустил парочку достаточно солёных английских фраз.
«Парочку солёных фраз – на английском языке двадцать первого века! Даже, с использованием молодёжного специфичного сленга! – уточнил тут же запаниковавший внутренний голос. – «Что это может означать, а? А голосок-то – определённо – знакомый! Вот, оно даже как, блин чилийский, переперчённый…».