Боги, пиво и дурак. Том 2 - Ник Гернар

И вообще я с удивлением сам для себя обнаружил, что дети — не такая уж сложная субстанция. Когда они не пытаются тебя сожрать, конечно.

Я вздохнул.

— Нет, сначала мне нужно кое-какие дела решить.

— А какие дела? — спросила самая деловитая Третья. — Может, мы поможем?..

— Я должен сделать это сам.

— Если вам нужно что-то из старого города, ищите в Доме юношей — там кое-что пооставалось от прежних жильцов, — посоветовала мне самая мелкая из всех и самая стеснительная — даром что Первая.

— Это такая длинная хибара с проваленной крышей? — уточнил я.

— Да, — кивнула паучиха.

— Супер. Спасибо за совет, — улыбнулся я.

Блин, вот ведь страхолюдины страхолюдинами, а все-таки есть в них что-то человеческое. И из-за этого человеческого я даже почти забыл, как шипела ядовитая слюна в пыли и клыки клацали.

Одевшись, я махнул детишкам на прощанье и направился...

Сначала я и в самом деле собирался посетить длинный дом, но потом ноги как-то сами понесли меня в сторону храма.

Все-таки этот город был посвящен какому-то божеству. И мне почему-то припекло узнать, какому именно. Будто это имело какое-то принципиальное значение.

Я спустился от широкой дороги вправо, прошел через кладбище и очутился прямо перед развалинами святилища.

Створом бывших ворот я воспользоваться не мог из-за начертаний: световая стена до самого верха перекрывала проход желтой дымкой.

Но со стороны образовавшегося пролома никто не оставил никаких заградительных знаков, и я беспрепятственно вошел внутрь.

Есть что-то невероятно притягательное и грустное в разрушенных и заброшенных храмах. Стены, слышавшие столько воззваний и молитв, с шелестом осыпаются, росписи стираются, и вместе с ними уходит в небытие и та вера, которую они символизировали.

Я разглядывал розоватые рисунки на потемневшем, занесенном песком полу, приближаясь к возвышающейся на постаменте в середине святилища каменной женской фигуре без головы.

Фигура была стройная, юная. Мраморное платье туго облегало небольшую грудь и свободными складками ниспадало вниз, образуя сзади небольшой шлейф, в котором запутались цветы и монеты.

Необъяснимое чувство тревоги вдруг охватило меня.

— Ну, здравствуй, неведомая богиня, — проговорил я, глядя на статую.

Складки платья казались удивительно реалистичными. Настолько, что я был уверен — ткань плотная и шершавая, а еще будто мокрая.

Шагнув еще чуть ближе, черт знает зачем я протянул руку и коснулся края мраморных одежд.

И тут же одернул руку. Потому что статуя так крепко шибанула меня током, точно я взялся за оголенный провод. Разряд пробежал через тело, все внутри болезненно сжалось.

А еще я вдруг засветился лиловым.

Ну точно будто лампочку в сеть воткнули!

Вытаращившись на свои ладони, я принялся задирать рукава и даже заглянул в расстегнутый ворот.

И с ужасом обнаружил, что теперь я сиреневый везде.

Жуть-то какая!..

Подняв глаза на статую я вдруг увидел, что и она светится тем же лиловым цветом, и у этого ореола, в отличии от мраморного оригинала, имелась голова.

Я шагнул чуть ближе — и наше с ней свечение одновременно усилилось. Отступил на два шага — и свет стал едва различимым.

— Лёха, это что за шляпа происходит? — спросил я некроманта.

Черепок мигнул красными глазами.

— Ну эээ... Что значит, какая. Неведомая! — многозначительно провозгласил он.

— В смысле, ты как и я ни черта не понимаешь в происходящем?..

— Ну, кроме того, что ты каким-то образом связан со статуей, — неуверенно заметил Лёха.

Капитан Очевидность, блин.

Я сделал еще один шаг к статуе. И еще, не сводя с нее глаз.

Свечение стало насыщенней, с множеством оттенков. А еще все отчетливей проступала голова. Теперь я видел очертания прически в виде локонов и даже улыбку.

И в момент, когда я набрался решимости коснуться мраморной фигуры еще раз, лицо вдруг стало четким и почти ожило.

И в этот раз меня шандарахнуло уже не магическим током, а собственным воспоминанием. Потому что обезглавленная богиня оказалась Фортуной!

Она с улыбкой пристально смотрела на меня, а потом вдруг перевела взгляд куда-то в сторону.

Проследив направление ее взгляда, я отметил на захламленном полу плиту, выбивающуюся из общего рисунка. Мастер будто немного перепутал и повернул ее не той стороной, нарушив ритм вензелей.

Я подошел к этой плите, присел рядом с ней и принялся сметать ладонью пыль и песок.

От моего прикосновения развернутый не в ту сторону вензель вдруг вспыхнул точно таким же лиловым свечением. Пол под моими ногами шевельнулся. Я отреагировал непроизвольно и ловко отскочил в сторону. И правильно сделал, потому что вокруг неправильной плиты все задрожало, и в каменном полу со скрежетом открылся проход вниз.

Вся иллюминация тут же погасла, включая мою собственную.

— Ух ты ж!.. — выдохнул Лёха. — Вот ты, однако, мастер по женщинам. Даже мраморная баба тебе черный ход открыла!

— Язык прикуси, — пробормотал я, позабыв, что у Лёхи никакого языка уже давно нет и в помине. — Ты хоть понимаешь, насколько двусмысленно прозвучала твоя фраза?

— Хы, — отозвался некромант. — И давно ли наш гусар в святые архиереи-с облачился?

— Это Фортуна, и я отношусь к ней с почтением, ясно? — нахмурился я. — Так что поаккуратней со словами.

Я осторожно подошел к открывшемуся входу и заглянул внутрь. Ступеньки уходили глубоко под землю, в темноту. И мне опять пришлось попросить Лёху поработать фонариком.

— А не боишься, что как только мы войдем, этот вход тут же замуруется? — резонно заметил Лёха.

Я почесал за ухом.

— Ну... Вообще если есть вход, то должен быть и выход. Да и Фортуна, в некотором смысле, моя покровительница. Так что не думаю, — сказал я, хотя, признаться, моей решимости здорово поубавилось.

Потому как что мне делать, если вдруг и правда подземелье закроется? Лёхе хорошо, ему ни пить, ни есть не нужно. Он может и тысячу лет протянуть. А вот мне разве что в синего призрака превратиться с голодухи, которая, кстати, уже и так начала подавать голос у меня в желудке.

С другой стороны, ну не зря же мне богиня на этот проход указала. Ой не зря. Поэтому я все-таки двинулся в подземелье.

Под прогоревшими до дыр сапогами поскрипывал песок, проход все заметней сужался.

А потом я уперся в тяжелую дубовую дверь. Приложившись плечом, я поднатужился и открыл ее.

За дверью оказалась крошечная комнатка, буквально метра три на три. Но, как ни