Зеркало миров - Ярослав Васильев

Великий хан жеста Ислуина словно бы не заметил, только в глазах величественное равнодушие статуи на долю мгновения сменил хищный волчий блеск. Едва Ислуин — хотя нет, теперь рядом с Лейтис сидел не эльф, а Джучи-хан, и это не было притворством — замер перед хозяином степи, величественно прозвучало:

— Стоит ли твоей дочери слушать нас?

— Она идёт моей дорогой, — руки на мгновение опять сложились в новый жест и снова замерли, — белой тропой Сарнэ-Турома.

— Хорошо, — в глазах повелителя снова мелькнул интерес хищника, — пусть остаётся. Ты говори.

Ислуин почтительным тоном начал рассказ, как он в юности попал в Великую степь, как вернулся на родину, став посредником в переговорах о союзе, и как прошёл сквозь Зеркало миров. Закончил он письмом из Туманной чаши, после чего на несколько секунд воцарилась тишина, а затем заговорил Великий хан.

— Вот значит как. Причудливы тропы Отца ветров. Ты хочешь знать, что произошло здесь… Великие ханы сохранили память минувшего, потому слушай. Эльфы отказались говорить с остальными как с равными. А когда они прилюдно оскорбили Сарнэ-Турома, и посольство взяли в клинки, речи о союзе быть не могло. Степь и Лес уже едва не вцепились в горло друг другу, когда началось вторжение орков… это нас и спасло, тумены встретили чёрную напасть готовыми к войне. Только пока мы истекали кровью, эльфы спокойно смотрели.

— Недолго, — в голосе Ислуина отзвуком бури послышались печаль и гнев на сородичей. — Они проиграли быстрее вас, даже столицу сдали целой и без боя. И следов, куда они забились, я найти не смог — хотя искал очень тщательно.

— Вот значит как, — покачал головой Великий хан. — Искер орки взять так и не смогли, мы разрушили его сами, когда защищать там стало нечего. Нас прижали к Отражению истины, отступать было некуда — с юга шла очередная орда. И круг шаманов нашёл иной выход. Они сотворили это место. Уцелевшим открылся небольшой кусок, остальное возникало из небытия постепенно, когда смельчаки отправлялись вдаль от своего кочевья — искать других земель и подвигов. Так возникла новая Степь, больше старой. Вот только при моём отце мы достигли края. Дальше граница, за которую не выйти — время здесь течёт по-иному. Рубеж считался неодолимым до похода Кыюлык-хана.

— Я сумел пройти снаружи. Кыюлык-хан со своими нукерами сумел покинуть Степь. Что мешает повторить?

— Уенчак. Он всё чаще вмешивается в дела Степи, хотя открыто против моей воли ещё ни разу не пошёл. Он считается сильнейшим среди зрящих невидимое, четырежды его волю как шамана признавал через поединок Отец ветров. Ему невыгодно падение границ.

Снова быстрый обмен знаками. После чего тон Ислуина резко переменился, от "младший со старшим" к равному. Это было оскорбление… вот только хозяин его почему-то проглотил.

— Дела видимого мира творятся только волей хана и клинками нукеров. Или слова баксы Уенчака поддерживает полный круг? Только тогда он имеет право указывать Великому.

— Полный круг не собирался больше двух веков, когда умер последний из Старших красного Уртэге, принявший второе посвящение ещё во время войны. С тех пор никто из красных шаманов звания Стража не постиг. Уенчак говорит, что без Отражения второе посвящение для них "красных" невозможно.

— Вот значит как… к моим словам Сарнэ-Туром тоже прислушивается. А ветер нельзя запереть в ладони!

Где-то вдалеке послышалась перекличка ночной стражи, разговор ненадолго умолк, затем Ислуин попросил отпустить его и девочку, мол, они утомились с дороги, особенно ребёнок. К удивлению Лейтис, хан опять не отреагировал на такое демонстративное неуважение и согласился. Последовал громкий хлопок в ладони, на пороге возник сопровождавший их в столицу кешик и отвёл в одну из соседних юрт, где уже ждали две постели. Вопросов у девочки было много, но едва она присела на расстеленное одеяло, как навалилась усталость и Лейтис, не смотря на все старания, тут же провалилась в сон. Ислуин, глядя на ученицу, мысленно усмехнулся: "Рано тебе ещё со мной соревноваться". После чего выждал полчаса, соорудил на своём месте куклу из одежды и запасного одеяла и выскользнул в темноту, где его встретил тот же знакомый по дороге в Искер командир отряда, только теперь в кожаном доспехе бедного воина.

Второй раз Великий хан встречал гостя в небольшой юрте на самой окраине. Освещал внутреннюю полутьму всего один светильник, не было ни парадного ковра, ни дорогой одежды: обычный крестьянин-арат, зажиточный, но не из очень богатых. Владыку выдавали лишь глаза и выражение лица хищника, привыкшего повелевать такими же волками — и знающего, что подчиняются они ему как сильнейшему и мудрейшему, потому пойдут за правителем в огонь и воду. Переменился тон разговора: Ислуин признавал право хозяина владеть своей саблей, а Великий хан признавал воина, который лишь на ступень младше его. К тому же в юрте остался и проводник, в котором без труда можно было теперь опознать родича правителя.

— Можешь сказать кто?

— Твои воины тебе верны, мы, — кивок в сторону кешика, — проверили. Нитку, которая должна сохранить наши голоса, моей дочери подложили на пиру. Когда завтра её заберут, я укажу предателя.

— Хорошо. Думаешь, Уенчак попадётся на приманку?

— Если я угадал, как и зачем он крадёт чужую силу — то ухватится за моё бахвальство занять его место и самому завладеть Степью. Если же побоится, мы созовём полный круг Стражей невидимого, и выкурим его из любой норы.

— Хорошо. Действуй. Всё что нужно передашь через него, — короткий кивок в сторону воина. После чего Ислуин и кешик вежливо поклонились владыке и растворились в черноте ночи.

Уенчак примчался через пять дней. Когда, ещё до того, как подъехал основной отряд, в город поспешили несколько всадников предупредить о приезде и организовать встречу, Ислуин брезгливо поморщился. Судя по всему, мятежник специально ждал день где-то неподалёку — чтобы пышно въехать в город ясный день, мол, под покровительством самого Отца ветров нахожусь. А ведь торжественный въезд допустим только хану — да и то не любому, а лишь заслужившему право на особые почести. Шаману же пристало передвигаться скромно, лишь с одними учениками, воины сопровождают зрящих-невидимое только на войне. Бакса Октай вообще любил приезжать без предупреждения — но всё равно навстречу Учителю учителей высыпали все жители города или селения. Уенчак же не просто потребовал торжественного приёма, кроме воинов с ним приехал целый караван с юртами, утварью и слугами. Конечно, любой имеет право встать своим лагерем. Вот только там, где живёт Великий хан — не только старейшина клана, но и правитель Степи — это будет оскорблением хозяина: мол, настолько плохо он принимает гостей, что жить в его юрте нельзя. Мятежный шаман решил в этот раз открыто бросить вызов повелителю?