Пентакль - Марина Дяченко

– Посказились все, – недовольно сказала кассирша. – Мотор слабенький, насадки плохие, цвет только один – коричневый… А цена, как у «Боша»!

Пока Саша расплачивался, еще двое подошли и спросили, как пройти к отделу бытовой техники и есть ли в продаже пылесос «Никодим».

Подъезжая к дому (а было уже почти одиннадцать), Саша опомнился. За весь вечер он ни разу не позвонил жене. Ссоры ссорами, но надо и совесть иметь!

Держа коробку с «Никодимом» за пластиковую веревочку, он отпер дверь своим ключом и вошел на цыпочках, заранее напустив на лицо измученную мину тяжелобольного человека.

Сын спал в своей комнате. Жена сидела на кухне, перед ней на полу стояла раскрытая коробка и рядом – пылесос «Никодим», темно-коричневый, с ребристым шлангом, торчащим из бока. Жена вертела в руках щетку-насадку, будто пытаясь понять, зачем вообще нужна эта вещь и зачем она нужна конкретно ей, Сашиной жене.

Саша остановился в дверях кухни. Выпустил из рук коробку, и она тяжело грянулась о покрытый плиткой пол.

– Я купила, – сказала жена, не глядя на мужа. – Пошла за лампочками… И подумала… Там народ его так активно брал… Я подумала и… взяла.

– Ага, – безвольно сказал Саша.

Прошедший день показался дурным сном.

В пятницу вечером Саша выразил желание съездить на дачу, заранее зная, что жена откажется: у нее в субботу планировалась сауна с подружками Ларисой и Тоней. Сын традиционно проводил выходные у бабушки; Саша дал знать любовнице, что дорога свободна, купил два кило свинины для праздника жизни и семена редиски для отвода глаз. Разыскивая в кладовке складной мангал, Саша наткнулся на два пылесоса «Никодим» – они стояли рядышком, благополучно забытые.

– Тьфу ты, – сказал Саша. Пылесосы почему-то будили в нем чувство вины.

Машину он оставил под окном, намереваясь выехать рано утром. В половине двенадцатого ночи грянул телефонный звонок.

– Алло! – сказал Саша, голосом давая понять нежелательному собеседнику, что звонить в такое время – наглость и моветон.

– Саня? – быстро спросили на том конце провода. – Слава богу, ты дома…

– Кто это? – гавкнул Саша, не позволяя себя разжалобить.

– Это Захар… Захар Кононенко…

– Привет, – сказал Саша без радости. Захар когда-то был его одноклассником; последние несколько лет они виделись не то чтобы часто, но регулярно – Захар, на все руки мастер, продавал по дешевке вазочки, полочки, резные фигурки гномов для дачного интерьера и прочие изделия народного промысла. Тот же Захар три года назад сложил Маленину камин на даче и однажды починил машину, когда три продвинутые автомастерские отказались браться за ремонт.

Ни о какой дружбе между ними речь идти не могла – хотя порой Саша находил некоторую приятность в том, чтобы «раздавить» на пару с Захаром бутылку «Медовой с перцем». На даче, разумеется, и лучше поздней осенью, когда огонь в камине и дождь за окном располагают к задушевным беседам. Но теперь был май, хотя и прохладный, и Саша не считал, что поздний звонок Захара хоть сколько-нибудь уместен.

– Слушай, – сказал он сухо и посмотрел на часы. – У меня был тяжелый день… И я сплю. Позвони в понедельник.

– Саня! – взмолился голос в трубке. – В понедельник меня уже… Слушай… – Захар явно подбирал аргументы, желая удержать Сашину руку, несущую трубку на рычаг. – Слушай… Ты Янку Маасу помнишь?

Янкой Маасой звали их общую одноклассницу. Когда-то Саша целый год был влюблен в Янку; воспоминания о ней остались наполовину приятными, но только наполовину.

– Чего ты хочешь? – спросил он устало.

– Меня хотят убить, – призналась трубка.

Спокойный уик-энд с Лилькой и шашлыками определенно летел ко всем чертям. Во-первых, в субботу с утра зарядил дождик. Во-вторых, уютная Сашина подруга прислала SMS-ку с извинениями: она-де не может приехать в связи с нездоровьем. В-третьих, и в самых ужасных, у ворот дачи обнаружился Захар – у Саши создалось впечатление, что тот ночевал в обрезке огромной трубы, больше пяти лет ржавеющей в лопухах под забором.

– Ты прости, – сказал Захар с заискивающей улыбкой. – Я сейчас уйду…

Саша полез во внутренний карман, вытащил пятидесятку:

– Возьми.

– Спасибо, – пробормотал Захар, прижимая бумажку к груди. – Я верну… Честное слово – буду жив, верну…

– Ладно, – пробормотал Саша. Никогда еще он не видел однокашника в таком жалком состоянии – Захар выглядел обыкновенным бомжом, старым, несмотря на свой тридцатник, и насмерть перепуганным.

– Я уеду, – бормотал Захар, глядя в сторону. – Я тебе не буду больше докучать… Мне надо спрятаться, понимаешь, чтобы меня не нашли… Если бы еще паспорт поменять… А так – хоть с моста в воду!

– Да брось, – сказал Саша, давя невольное сочувствие. – Обойдется.

Однокашник печально покачал головой. Сделал шаг в сторону, как краб, – будто пытаясь уйти. Без особенного, впрочем, желания.

– Кстати, – сказал Саша неожиданно для себя. – А при чем тут… Янка Мааса?

Захар посмотрел ему в глаза – впервые с момента встречи.

– Ты еще спроси, – проговорил еле слышно, – при чем тут пылесосы «Никодим»…

До девятого класса Захар Кононенко был твердым хорошистом, бессменным редактором стенгазеты и компанейским, в общем-то, парнем. Учителя его любили за безотказность и неприметность и за осмотрительность, часто граничащую с трусостью; пацаны не шпыняли – во многом благодаря тому, что Сашка Маленин был к тихоне доброжелателен.

Захару удавались шаржи и самодельные комиксы. Маленин пускал их на уроке из рук в руки, пацаны ржали, картинки изымались, запись в дневник получал автор – Кононенко. Но Захар не роптал и рисовал снова; серия его карикатур на учителей долгое время украшала маленинский портфель изнутри.

Ни о какой дружбе между ними речь идти не могла – хотя порой Сашка находил некоторую приятность в том, чтобы посидеть с художником на перилах школьного крыльца, давая смешные прозвища проходящим мимо девчонкам. Иногда за такое творчество девчонки били их портфелем по голове; Сашка Маленин одноклассниц не ставил ни во что и издевался беспрестанно – над всеми, кроме одной.

Янка Мааса перешла в их школу в девятом классе. Ее попытались дразнить «негритоской», но затея умерла, едва родившись. Янка была квартеронкой – то есть на четверть африканкой; кожа светло-кофейного цвета, глаза черные, миндалевидные, волосы вьющиеся – но не курчавые, а волнистые, мягкие, свободно лежащие на плечах.

Скоро девчонки стали называть ее – шепотом, с оглядкой – Пиковой Дамой. Оказалось, Янка потрясающе гадает на картах, и что ни предскажет – непременно сбывается.