Сад Иеронима Босха - Тим Скоренко

Но сегодня все они значат гораздо меньше, чем бедный эмигрант из Индии, зажатый в толпе примерно в ста метрах от балкона.

Джереми Л. Смит стоит и осматривает толпу. На балконе — три охранника, двое слуг, три кардинала и Терренс О'Лири. Последний прячется в глубине — его легко принять за одного из охранников.

Джереми Л. Смит поднимает руку. Кардинал Спирокки напрягается. Уже пора считать секунды. В кармане он сжимает рацию. Настроены всего два канала: агент в толпе и Дим Харкли.

«Народ мой! — провозглашает Джереми Л. Смит. — Сегодня я не буду говорить долго».

Толпа отзывается невнятным гулом.

«Я хочу сказать только одно. Я исцелял ваши болезни и воскрешал ваших мёртвых. Я дарил вам мир и любовь. Я кормил вас хлебами и рыбами, я благословлял вас и пытался вдохнуть в вас частицу Бога».

Каждое предложение сопровождается одобрительным гулом и отдельными криками восторга.

«Но я не пастырь вам!» — говорит Джереми Л. Смит.

Кардинал Спирокки тихо командует в рацию: «Пошёл». Агент в толпе протягивает завёрнутый в ткань пистолет Мангору Шанкару.

«Я — не пастырь вам, потому что вы уже не дети. Вы выросли и стали самостоятельными. Вы можете сами решить, что плохо, а что — хорошо. Господь ваш следит за вами, но он не может вечно за вами ухаживать, как за маленькими детьми».

Гул протеста. Они верят в Бога. Они и в самом деле надеются, что Бог будет вечно присматривать за ними, исправлять их ошибки и спасать от беды. Вытаскивать из пропасти и согревать в ледяной пустыне.

«Мой народ!» — Он воздевает руки к небу. Это транслируют все камеры мира.

Рация кардинала Спирокки трещит: «Он разворачивает свёрток». Кардинал переключает канал и выжидает. Ещё десять секунд.

И вдруг Джереми Л. Смит опускает голову и тихо произносит несколько слов, совершенно не сочетающихся с его прежней речью. Он произносит их едва слышно, но в микрофон, и эти слова шелестящим шёпотом проносятся над площадью.

«Прости меня, Господи. Я иду».

«Огонь», — шепчет Спирокки за спиной у охранников.

Дим Харкли на позиции. Его обуревают сомнения. Что будет, если он не выполнит приказ? Его заставляют изменить мир, уничтожить Мессию. Это вмешательство приведёт к ужасным последствиям, он уверен. Но приказ есть приказ. Дим Харкли весь в поту. Он приникает к прицелу. Голова Джереми Л. Смита — точно в перекрестье.

Мангор Шанкар рассеянно держит в руке пистолет.

Дим Харкли сжимает зубы. Его палец на спусковом крючке. Именно в этот момент поступает команда «Огонь». И он нажимает на спуск.

Пуля летит долго, целую вечность. За это время можно успеть многое. Можно создать целую вселенную и уничтожить её. Атомы и молекулы переплетаются, броуновская суета бурлит, а пуля всё летит через прозрачный воздух по направлению к Джереми Л. Смиту.

Он ждёт её, спокойный и уверенный, он не вспоминает прошлое, но думает о будущем. Не о смерти Уны Ралти, не о своём сыне, который станет марионеткой в руках церковников, не о судьбе кардинала Спирокки. Он думает о том, что мир всё же изменился. Что теперь люди верят в Бога. Пусть они покупают поддельные реликвии и товары под маркой «Джереми Л. Смит», но они по-настоящему веруют. Ведь, по сути, неважно, какой символ помещается над входом в церковь. Это доказал ещё великий Гауди, склонив перед солнцем кресты своего собора. Элсмит — это просто рисунок, кусок металла. Крест — тоже. Это идол, от которого ничего не зависит.

Мир стал лучше, потому что в нём побывал Джереми Л. Смит. Мессия. Грёбаный пиндос, ублюдочная сволочь, новый Христос. Мир стал лучше.

Пуля попадает Джереми Л. Смиту точно в середину лба. Его отбрасывает назад. Кардинал Спирокки исчезает в дверном проёме. Снайперы усиленно ищут стрелявшего. Дим Харкли отпускает винтовку. Его колотит крупная дрожь. Он понимает, что совершил.

«У него пистолет», — это женский крик в толпе. Паника усиливается. У кого было оружие — непонятно. Впрочем, его найдут позже. Его предъявят вам — этого удачливого мертвеца, сумевшего убить Мессию.

Кардиналы Мендоза и Мольери делают вид, что пытаются вдохнуть в Джереми жизнь. Спирокки уже внутри. Через двадцать минут у него в кабинете должна состояться встреча с обоими кардиналами.

Тем временем один из серых агентов Спирокки поднимается туда, где расположился Дим Харкли. Он преодолевает все охранные посты, предъявляя пропуск первой категории. Он стучит в дверь и заходит в комнату. Это скромная спальня. Кровать, шкаф, ковёр. У окна — тренога с винтовкой. Дим Харкли оборачивается. Агент поднимает пистолет и пускает снайперу пулю в голову. Контрольного выстрела не требуется. Агент покидает здание тем же путём, каким и пришёл.

Кардинал Спирокки проходит в свой кабинет. Никто не замечает его исчезновения. К телу Джереми Л. Смита уже несутся врачи, полиция оцепляет площадь, пытаясь усмирить толпу. Но это бессмысленные действия, потому что они ничего не изменят.

Кардинал Спирокки садится за стол, открывает ящик и кладёт туда рацию. Потом открывает другой ящик — тот, где хранится пистолет. Он достаёт оружие и рассматривает его. Это маленькая «Беретта», револьвер, почти женская модель. 32-й калибр. Впрочем, этого вполне достаточно, чтобы убить человека. Через пятнадцать минут придут два посвящённых кардинала — их тоже нужно убрать. Спирокки внимательно смотрит на пистолет.

Он вспоминает сцену в казарме. Он служил в армии, я уже говорил об этом. Однажды к нему подошли два парня, которые были старше и сильнее его — Спирокки было всего восемнадцать — и сказали, что он должен отсосать у них, иначе они изобьют его до смерти. Они поволокли его в душевые. Там они изнасиловали его — сначала один, потом второй. Их звали Дино и Жорже. Спирокки попал в лазарет, но ни слова никому не сказал. Когда он вышел, Дино и Жорже снова взялись за него. Они не давали ему прохода, били, отбирали вещи, а через некоторое время снова потащили в душевые. Но теперь Спирокки был к этому готов. При себе у него был нож — не армейский кинжал, а обычный нож, вроде раскладного. Когда Дино схватил его за плечи и нагнул, чтобы Жорже мог войти в него, а Жорже стал стягивать со Спирокки штаны, тот достал нож и одним ударом в живот прирезал Дино. Жорже отшатнулся, но Лючио успел приставить ему нож горлу. Он приказал Жорже перевернуть труп Дино на живот и совокупиться с ним. У Жорже не было эрекции, тогда Лючио протянул руку и отхватил ему мошонку. Не дав Жорже заорать, он перерезал ему горло.

Его не поймали. Никто не видел, как убитые волокли его в казарму. Спирокки подозревали, потому что знали о его конфликте с Дино и Жорже, но никаких доказательств не нашли.

Когда Лючио Спирокки уволился из регулярной армии, ему было двадцать четыре года. Сразу после этого он поступил в духовную семинарию с целью навсегда уйти в церковь. Всю жизнь ему не давало покоя это убийство. Спирокки убивал много. Он расстреливал людей, приказывал пытать, резал. Но то самое, первое убийство осталось для него самой страшной жизненной вехой.

Кардинал Спирокки сидит и вспоминает старое злодеяние. Он никак не может понять, что для него страшнее — расправа в казарме или убийство Джереми Л. Смита. Впервые в жизни он осознаёт, что совершил нечто более страшное.

Именно в этот момент на кардинала Лючио Спирокки снисходит понимание. Оно сродни тем ощущениям, которые Джереми испытал на верхотуре телебашни. Карло Баньелли был прав, а он, Спирокки, сделал ошибку. В последние минуты своей жизни Папа осознал самое главное. Теперь это осознал и кардинал — слишком поздно. Пять минут до прихода двух кардиналов. До их смерти. Спирокки неожиданно понимает, как это страшно — множить собственные грехи. Этих жалких десяти минут вполне достаточно для того, чтобы перечеркнуть всю его жизнь.

«Господи, — говорит он вслух. — Это всё было во имя твоё. Всё во благо твоё».

Но он врёт. И ему самому мерзко слушать собственную ложь.

Тогда кардинал Лючио Спирокки вставляет пистолет себе в рот и нажимает на курок.

Джереми Л. Смит мёртв. Лючио Спирокки мёртв. Карло Баньелли мёртв. Дим Харкли мёртв. Мангор Шанкар мёртв. Всё именно так.

Жива Уна Ралти. Она лежит на кровати и ничего не знает о происходящем на площади. Телевизор выключен.

В этот момент в комнату вбегает служанка. У неё безумные глаза. Она влетает без стука, настежь распахивая дверь. По сути, она может уже ничего не говорить, потому что Уна всё понимает.

«В Мессию стреляли!» — выдыхает девушка.

Уна рывком поднимается с кровати. Она вылетает из комнаты и бежит по коридору. Бежать тяжело: слишком большой живот. Её сердце колотится, она босиком. Слуги и низшие церковные чины, попадающиеся на её пути, смотрят на Уну как на ненормальную.

Уна спотыкается и падает. Нижний край её ночной рубашки краснеет. Это тяжёлое кровотечение. Она проползает ещё несколько метров и теряет сознание.