Цитадель (Тамплиеры - 3) - Октавиан Стампас

- И тут ко мне подошел один, весьма странный на вид, человек.

- Чем же он был странен?

- Он все время икал, Ваше высочество.

- Икал? Ну икал, так икал. И этот человек объявил вам...

- Вы как будто присутствовали при сем, Ваше высочество.

- Он сказал вам, что держится не слишком высокого мнения о принцессе Изабелле...

- Прошу прощения, Ваше высочество, но сказал он не это. Он заявил, что превозносит даму по имени Эсмеральда, родом, кажется, из Тивериады. Я ничего не имел против. Он ушел, а я вернулся к своим куропаткам.

- Погодите, - на лицо принцессы набежала тень неприятного предчувствия, - погодите. Вы правы, есть что-то неестественное в том, что мне приходится вникать в детали какой-то кабацкой драки. Мне, в сущности, интересно выяснить только одно.

- Спрашивайте, Ваше высочество.

Изабелла поправила длинными пальцами заколку жиппа, ей уже не слишком хотелось продолжать этот разговор.

- Мне важно выяснить не подвергалось ли во время этого прискорбного приключения какому бы то ни было поношению мое имя. Меня это интересует не столько как даму, сколько как представительницу правящего дома. Итак, скажите мне, сударь, защищали ли вы во время этой драки доброе имя дочери вашего государя. Только это одно и могло бы извинить ту кровь, что с такой легкостью пролили. Отвечайте!

Рено, казалось, был в некотором затруднении Лицо принцессы пылало.

- Я отношусь к вам, Ваше высочество, с глубочайшим уважением, и как к представительнице правящего дома, и как к даме, но в целях выявления истины я должен сказать, что во время этого побоища, скорее эти трое бились за вашу честь, чем я. Или вернее сказать они заявили, что они за нее бьются.

Изабелла медленно поднялась со своего места. Судорога ярости свела ей челюсти. Некоторое время она ничего не могла сказать. Лишь испепеляла наглеца блеском своих, в этот момент особенно прекрасных, глаз.

Рено почувствовал, что перешел некую границу и попытался смягчить впечатление от своей "правды", ему к тому же стало жаль девчонку.

- Это совсем не значит, Ваше высочество, что я сам и мой меч, не готовы по первому вашему требованию выступить в защиту вашего имени. Здесь просто набор вздорных обстоятельств и...

- Вон! - наконец прорвало принцессу. Она с размаху сорвала с головы свой расшитый жемчужными нитями головной убор и с размаху швырнула им в Рено.

- Негодяй!

Волосы ее разметались по плечам, гнев не часто красит людей дюжинных, но царственным особам и привлекательным женщинам он почти всегда к лицу. Зрелище гневающейся венценосной красавицы не могло оставить равнодушным даже такого искушенного, прожженного ловеласа как граф Рено.

- Ваше высо... - попытался он что-то загладить.

- Вон, я сказала, немедленно вон! - Изабелла стала оглядываться в поисках чего-нибудь тяжелого.

Подсвечник? Замечательно!

Коротко поклонившись граф развернулся и пошел к выходу из залы для аудиенций. Он шел довольно независимой походкой, но чувствовалось, что спина его ожидает подсвечника. Но Изабелла не была бы Изабеллой, не обладай она быстрой реакцией. Зачем швыряться вещами, вовремя подумала она.

- Постойте, граф, - крикнула она. Он подчинился, и даже повернулся к ней. На лице у него уже стало проступать нечто похожее на торжествующую улыбку, когда принцесса позвала.

- Данже!

Мажордом явился мгновенно.

- Данже, велите арестовать этого человека. Расследование закончено и установлено, что он виноват.

Де Врено наклонил голову, самодовольная улыбка на его лице сменилась задумчивой.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ВЕЛИКИЙ МАГИСТР

Над круглой деревянной лоханью поднимался пахучий зеленоватый пар. Граф де Торрож, великий магистр ордена тамплиеров, казался уснувшим, он привалился спиной к стенке лохани, глаза его были полузакрыты. Большая, почти лысая голова, была усыпана каплями пота. Великий магистр не спал, он просто застыл в положении в котором печень не причиняла ему нестерпимой боли.

Бесшумно подошедший слуга долил в лохань немного горячей воды из кожаного ведра и также бесшумно удалился.

Открылась дверь в дальнем конце купальни и в нее начали, один за другим, входить высшие сановники ордена. Постукивание их металлических подошв по каменному полу породил множественный воинственный шум. Подошедшие к лохани стали огибать ее, так, что когда приблизился последний, вокруг парящегося графа де Торрожа образовался законченный круг.

Граф де Марейль, граф де Ридфор, граф де Жизор, сенешаль ордена, барон де Нуар, комтур Иерусалима, барон де Фо, великий прецептор Иерусалимской области, маркиз де Кижерю, маршал ордена и брат Гийом составляли этот круг.

Великий магистр заговорил не открывая глаз.

- Прошу прощения у вас, господа, за то, что вынужден принимать вас подобным образом. Меня, возможно извинит, что именно вынудившее меня к этому состояние и будет предметом нашего разговора, - он осторожно шевельнулся под поверхностью воды, открыл глаза и окинул взглядом тех, кого мог увидеть не поворачивая головы. Потом попытался переменить свое положение на более удобное, но это причинило ему такую боль, что он едва не застонал. Присутствующие отчетливо видели отразившееся на его лице страдание.

- Я весьма скоро умру и у меня, в связи с этим к вам деловой разговор. Пусть брат Гийом позаботится о том, чтобы магистрам всех областей ордена уже сегодня были разосланы приглашения на собрание великого капитула.

Брат Гийом почтительно поклонился.

- Какую поставить дату, мессир?

- Никакой. Могу вас уверить, что графа де Торрожа уже не будет в живых, когда все эти обжоры и пьяницы изволят сюда собраться.

Разговор отнимал у великого магистра слишком много сил. Он опять закрыл глаза. Опять заговорил брат Гийом.

- Вы сейчас выскажете свое пожелание относительно того, кого хотели бы видеть своим преемником?

- Вы прекрасно знаете, что я не обладаю властью назначать преемника. Я оставлю свое письменное мнение. По традиции, на посмертном заседании капитула, великий магистр пользуется правом голоса. От момента моей смерти до заседания великого капитула, по уставу ордена, вся верховная власть будет принадлежать господину сенешалю.

Граф де Жизор, высокий чернявый человек с мрачным горбоносым лицом, учтиво поклонился лохани с горячей водой.

Граф де Торрож снова надолго замолчал, перемогая приступ боли. Когда она начала стихать, он снова пошевелился под водою, надеясь сесть поудобнее. Фигуры в белых плащах были плохо различимы сквозь пар, обильно шедший из лохани, и сквозь пелену лишь временами отступающей боли. Какими-то недостоверными, несерьезными казались эти люди умирающему. И сама сцена представлялась ему если не позорной, то, по крайней мере, комической. Неужели так, без всякой торжественности, происходит передача одного из самых значительных кормил власти в этом мире. Граф Де Торрож понимал, что сидя в благовонном пару, на дне лохани с горячей водой, он навсегда перестает быть великим магистром ордена тамплиеров и превращается в обыкновенного, очень больного и, стало быть, совершенно несчастного старика. Но при этом он знал, что поступает правильно, более того, единственно возможным способом. Чем короче будет период безвластия ордене, тем для ордена лучше. Проживет ли он еще месяц, необходимый для того, чтобы в Святую землю магистры изо всех областей, из Аквитании и Испании и Венгрии? Вряд ли. Граф усилием воли остановил движение этой неприятной и ненужной мысли и, чтобы показать, что разговор на прежнюю тему завершен, спросил у Иерусалимского комтура, что нового в Святом городе.