Саша Чекалин - Василий Смирнов

— Спасибо, дядя Коля, не хочу… — Саша неохотно смотрел на окружающих, отворачивался, не принимая участия в разговоре. Не нравилось ему, что нянчились с ним, как с малым ребенком. Как ему надоели эти заботливые тревожные взгляды!

И, словно понимая настроение Саши, откликался со своего места Ефим Ильич:

— А вы дайте парню уснуть… Проспится, завтра и не узнаете.

Ночью Саша просыпался, чувствуя, как ему жарко, и снова засыпал.

А на другой день в лагере стало известно, что немцы схватили в городе Митю. Сообщил об этом Березкин.

Как только Саша узнал о случившемся, он оделся.

— Ты куда? — насторожилась Таня. — Опять с температурой ходить будешь?

— Куда, куда! — сердито отозвался Саша. — Разве можно теперь лежать?!

Саша пошел разыскивать Тимофеева. «Отпрошусь в город… — думал он. — Надо Митяя выручать…» Тимофеев не разрешил Саше идти в город.

— Я бы все узнал, — просил Саша. — Вы поймите! Дмитрий Павлович, мы с Митей обещали выручать друг друга, если что случится… Не такой уж я беспомощный, — как вы думаете. — Он выжидательно смотрел на командира, не отходил от него.

— Нужно проверить, — строго сказал ему Тимофеев. — Не всякому слуху можем верить. Понял?

— Понять-то я понял… А Митяй не вернулся… — Саша продолжал стоять возле командира.

Успокаивая Сашу, Тимофеев пообещал:

— За Митяя не беспокойся… Если нужно будет, тебя первого пошлю в город. Только поправляйся быстрее.

Никакой тревоги в словах командира не чувствовалось, и Саша отошел, успокоившись. Ведь Дубов и Алеша уже пошли в разведку — узнать, что же произошло в Лихвине с Митей Клевцовым. Саша вернулся обратно в землянку.

— Ты скоро меня вылечишь? — говорил он Любе. — Пошел бы тогда я в город, про Митяя узнал… А то вот лежу здесь.

Люба ничего не ответила. Она тоже была встревожена не меньше Саши. Девушки-партизанки, собравшись вместе, сидели расстроенные, пригорюнившись. Клевцова успели полюбить за веселый простецкий характер.

— Ничего м Митяем не произошло… — пытался Саша их успокоить. — Мне сам командир говорил. Я тоже в свое время пропадал, да вернулся… Так и Митяй…

Но все же Саша не мог отогнать от себя тревожной мысли. Думал, что если бы он теперь побывал в городе, то через ребят и Наташу все бы точно узнал. «Можно всем отрядом проникнуть в город и, если что, отбить Митяя…» — думал он.

Поздно вечером вернулись в лагерь Дубов и Алеша. Саша уже спал. И никто, кроме Тимофеева, не узнал, что дела в городе обстояли значительно хуже, чем предполагали. Под угрозой находилась вся подпольная организация.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Только один человек в городе знал, что Гриша Штыков находится на подпольной работе, — это старшин полицай Ковалев. И, в свою очередь, только один человек в городе знал, что полицай Ковалев работает на партизан, — это Гриша Штыков.

Они как будто случайно встречались на улицах города, как будто случайно останавливались, разговаривали и быстро расходились, передав друг другу то, что нужно. Так налаживалась связь. Казалось, все было предусмотрено. Но случилось одно за другим то, что с первых же дней чуть не порвало эту связь.

Неожиданное возвращение Наташи Ковалевой в город спутало все надежды Прохора Сидоровича, что он, поступив по заданию Тимофеева в полицию, может спокойно работать на партизан. Присутствие в доме племянницы-комсомолки явно опорочивало его в глазах других полицейских и, главное, в комендатуре. Но еще более выбило Ковалева из колеи, когда он узнал, что у него в доме, вернее в амбаре возле дома, на его усадьбе поселилась семья чекиста Тимофеева. Напрасно Наташа с матерью думали, что он ничего не подозревает. Об опасных жильцах Ковалев узнал на другое же утро. Никогда еще в жизни он не чувствовал себя таким подавленным, разбитым, как в эти дни, пытаясь что-то предпринять. Правила конспирации запрещали даже в своей семье говорить, что он находится в полиции для связи с партизанами. Сказать одной племяннице? Но она сразу не поверит и может погубить не только его, но и себя.

Смертельная опасность нависла над домом Ковалевых. Прохор Сидорович не сомневался: если в гестапо узнают, расстреляют всех, и в первую очередь его и Наташу.

Оставался единственный выход — как можно скорее заставить племянницу со своими спутниками покинуть дом. Но как?

«Запугать ее, — думал он, — пригрозить. Пускай уходит и уводит своих гостей». Но Наташа оказалась не из пугливых. Тогда возникло другое решение.

Нужно как можно быстрее дать знать партизанам. И тут Ковалев вспомнил про Гришу Штыкова. Вот кто мог помочь ему. Не беда, если он встретится с Гришей теперь же, а не через неделю, как условился он с Тимофеевым, когда тот уходил из города.

Но разговор с Гришей Штыковым вначале не только ничего не дал, но и испугал того и другого. Ковалев, вернулся домой, ничего не понимая, что же происходит. Или Штыков струсил и отказался помогать партизанам. Или он сам чего-то недопонял, как Тимофеев его инструктировал. Семья чекиста продолжала жить у него в амбаре, а Ковалев метался из дома в комендатуру и; обратно, каждый час ожидая катастрофы. Через неделю, при следующей встрече с Гришей Штыковым на улице, Ковалев снова повторил свой пароль. На этот раз разговор состоялся. А на следующий день опасные жильцы ушли из его дома. Ковалев так и не понял: помогли партизаны или семья Тимофеева нашла другое пристанище.

Тревожные дни пережил и Гриша Штыков после первой встречи с полицаем Ковалевым. Но тут, в городе, он встретился с Митей Клевцовым, и тот от имени Тимофеева предупредил его о предстоящем разговоре с неизвестным. Кто этот неизвестный — для Мити осталось тайной. Когда Ковалев снова подошел на улице к Грише Штыкову и заговорил с ним, Гриша понял свою первоначальную ошибку и полностью доверился сухощавому, плохо выбритому старику с белой повязкой полицейского на рукаве. Так с помощью Мити Клевцова начала действовать связь подпольщиков с партизанским отрядом, о которой были в курсе только Тимофеев, Костров и Дубов. На этот раз, получив задание от командира, Митя Клевцов пошел один в Лихвин. Он должен был до сумерек прийти в город и медленно, не спеша пройти по Советской улице. Тут ему предстояло повстречаться с Гришей Штыковым, который дважды в неделю, по вторникам и пятницам, перед сумерками появлялся на этой улице. Если на улице безлюдно, они оба должны были остановиться для разговора; если обстановка неподходящая — разойтись, чтобы затем встретиться в кустах у реки. Митя уже встречался с Гришей раньше, и все сходило благополучно.

На этот раз его постигла серьезная неудача.

Спускаясь с глинистого обрыва оврага, Митя запнулся о корень, упал, больно ушиб ногу и сорвал вместе с подметкой каблук у сапога. Дальше пришлось идти медленно, часто останавливаясь и прилаживая каблук.

Осенний день короток. Митя запаздывал, явно не рассчитав время. Уже начинало темнеть, когда Митя подошел к Лихвнну и остановился в кустах у разветвления дороги. Вниз она вела к реке, к мосту, а вверх — к городу. От нее, как ветви от высохшего дерева, разбегались в разные стороны узкие тропинки. По одной из них, меж огородов и разных пристроек, молено было выйти на Советскую улицу, по другой — к дому, где жили Клевцовы.

Поразмыслив немного, Митя понял, что уже поздно идти на явку на Советскую улицу. Сумерки быстро сгущались. Моросил дождь со снегом. Идти прямо в дом, где жил Гриша Штыков, тоже рискованно. Вечером на улице мог задержать патруль. Ноги сами собой направили Митю на боковую тропку, где ему знаком был каждый кустик и бугорок, — домой.

Никто не видел, как он прошел к себе. Никто не слышал, как тихо стукнула калитка. Сердитый осенний ветер сразу заглушил радостный возглас матери Мити — Варвары Христофоровны, обхватившей сына. Утром в одиннадцатом часу Митя, вымывшись, сменив белье, вволю выспавшись и досыта наговорившись с родными, оделся получше — серые чесанки с калошами, ватный черный пиджак — и отправился к Грише Штыкову на Пролетарскую улицу, надеясь еще по пути его встретить.

Заложив в карманы руки, с небрежным, скучающим видом Митя прошел через площадь в центре города, мимо комендатуры на Советскую улицу. Затем Митя вернулся обратно и завернул за угол на Пролетарскую, направляясь к дому, где жил Гриша Штыков.

У дома стоял коренастый, широкоплечий полицейский и закуривал от зажигалки. «Что делать?» — подумал Митя, невольно замедляя шаги. Уже кончалась улица. Дальше были канава, обрыв и едва приметная тропка сбегала вниз. Нужно было или повернуть назад, но тогда полицейский мог заподозрить его, или, не останавливаясь, идти вперед.

Но Митя, поколебавшись, принял другое решение: подошел к полицейскому, и, сдвинув кепку набекрень, попросил прикурить. Полицейский, пытливо взглянув на него, снова чиркнул зажигалкой и, повернувшись, медленно пошел по тротуару. Митя вошел во двор, выждал некоторое время, не следят ли за ним, и, разыскав низкий, вросший в землю подъезд у забора, решительно постучал в квартиру № 3. Дверь открыл Гриша.