Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Цивилизация на тебя плохо влияет, Новодворская, - проговорил он, лениво ворочая языком. - Представляю, какая ты была в свой Москве. Тобой же гвозди забивать или Кремлевские стены обматывать. Неудивительно, что с такими внешними данными ты до тридцати в целках пробегала. Из тебя там крики только на митингах добывать можно. Не надоело?
- Что? - она хлопнула ресницами, перевоплощаясь из фам фаталь обратно в растерянную жертву обстоятельств.
- Воевать не надоело? Ты же женщина, Новодворская, горячая, звонкая. Я же видел, слышал, я знаю. Хватит.
Права была Мурка. Женщине лучше говорить правду, если хочешь, чтобы она тебя слушала. Девчонка захлопнула рот и насупилась, уронив взгляд под ноги. Генератор сарказма притих. Глеб встал с кресла, подошёл достаточно близко, для того, чтобы чувствовать тепло и запах, но не прикасаться оголенными проводами к их источнику. Противостоять сближению становилось так же сложно, как соблазну взять то, что тебе не принадлежит.
«Не самый лучший день сегодня для нас, девочка, - подумал Глеб, коснувшись ее губ большим пальцем. - И похоже… последний».
- Думай до завтра, - он всучил ей стопку с документами, и, взяв твёрдой рукой под локоть, повёл к двери. Уже на пороге ещё раз притянул к себе и быстро, четко, как военную тайну, прошептал на ухо: - Машина будет ждать до десяти. Не выйдешь, значит задержишься ещё на неделю. Ты же любишь взвешенные решения? До утра тебе время, взвешивай.
Как бы не было неприятно и больно отступать, иногда своевременно соскочить - не только стратегически оправдано, но и жизненно необходимо.
- Могу упростить тебе задачу максимально, - добавил он, глядя вслед уплывающим в темноту коридора бёдрам, - Скажешь, что проспала - я поверю...
Глава 38
Глава 38
Ночь выдалась бесконечно долгой и душной. Всё казалось, что мечется он по затопленному хлоркой изолятору, задыхаясь и сбивая кулаки в кровь, а со стены холоднокровно-насмешливо, липким, как паутина взглядом, наблюдает за ним вождь.
Сон это был, пьяный бред или реальность - Глеб так и не понял. Пришёл в себя в кабинете на диване, одетый и обутый, с золотой цепью, зажатой в кулаке. Вроде, не так много он выпил, чтобы не помнить, как сорвал ее с шеи. Однако, достаточно для того, чтобы не обнаружить ниже пояса привычной готовности начать день с плотских утех.
«Что, всё настолько хреново?» - спросил он, обращаясь к усталому йенгу.
Ответа не последовало. Глеб разлепил веки и привёл себя в вертикальное положение. Переждав пулеметную очередь в висках, потянулся к столику за сигаретами. В седеющей темноте вырисовывался натюрморт а-ля «депрессия богатого человека»: полная пепельница окурков, рядом пустая пачка дорогой табачной марки, липкий стакан и вычурная, как флакон дорогих духов, бутылка эксклюзивного напитка. Тоже пустая. Барон дорожил янтарного цвета изделием и потягивал от случая к случаю, в минуты, когда хотелось послать всё на хер. А Глеб прикончил его за ночь - так много всего хотелось отправить по известному адресу, что двумя стандартными порциями не обошлось. Пил и думал: что в нем такого? Чем этот пятидесятилетний Макаллан отличатся от тех, чья стоимость в десятки раз ниже? Осушил бутылку, но так и не понял. Просто выжрал почти сотню тысяч долларов в одно рыло. Выхлоп тот же, никаких откровений. Разве что, благородный такой, с нотками цитруса и дыма.
В окна вползало утро. Хмурое и бесцветное, как настроение у подследственного после ночи допроса и изощренного давления.
Надо было давно убрать Виссарионыча. Крестный папа обладал специфическим чувством юмора и любил вводить посетителей своего кабинета в легкую кататонию. Глеба это тоже забавляло какое-то время. Но даже самый тонкий порошок политической сатиры имеет свойство вызывать язву. И всему есть предел.
Глеб всосал из горла бутылки остатки минералки, встал с дивана, мучительно икнув, поморщился от ударивших в мозг пузырей газировки. Подошёл к портрету, взял за раму и решительно снял с должности смотрящего зоны, сразу же поставив вождя лицом к стене. И на мгновение замер, фокусируя зрение на его изнанке.
Из щели за подрамником торчал тонкий конверт, приклеенный для надёжности скотчем к обратной стороне холста. И, судя по слою пыли - торчал он уже давно.
Глеб примерно прикинул сколько лет тайнику. Это единственное помещение в котором ничего не меняли с две тысячи шестого - руки никак не доходили. Кабинет старого еврея весь был снизу до верху забит антиквариатом. Граф несколько раз порывался вынести на аукционы всю эту дорогую рухлядь, но это оказалось довольно муторной процедурой, на которую не хватало ни времени, ни особого желания.
Все указывало на то, что послание предназначалось Глебу и, скорее всего, как-то связано с тем, кто его оставил. А это мог быть только один человек.
Который нетвердым, но разборчивыми почерком старательно вывел несколько заморских адресов и длинные комбинации букв и цифр под каждым реквизитом. При детальном рассмотрении стало понятно, что это координаты каких-то экзотических банков, счета и номера ячеек. Глеб сделал фото рукописи. Поразмышляв минуту, все-таки переслал его лондонским юрикам с поручением дать подробную информацию о находке. Пусть пробьют, что это за ребусы от крестного, сколько будет стоить их решение и не опоздал ли Граф лет на двадцать… с реформами.
Запах денег всегда перебивал хлорку. Вот и сейчас туман в башке внезапно расступился, кровь быстрее пошла по венам, заполняя онемевшие за ночь члены.
Лера. Девочка…
Через два часа эта стерва уедет и станет гораздо легче. Глеб ни на грамм не сомневался, что в десять она, как штык, будет у машины. Слишком гордая, не останется. Ну и пусть катится на промышленную! И чем быстрее, тем лучше… В конце концов, Глеб уже в том почтенном возрасте, когда человек должен видеть разницу между баловством и пагубной привычкой.
Спрятав конверт с листком в сейф, побрел к себе в ванную принимать контрастный душ. Где на него вместе с водой обрушилось странное чувство - тёплое и приятное, связанное с душем воспоминание, на которое позитивно отреагировал График функции.
Скорее всего, потом он пожалеет. Будет прокручивать в памяти события
