Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) - Владимир Хазан

Не знаю, как Вы настроены теперь, но если так же, как во время первых прежних наших встреч, то я не сомневаюсь, что Вы бы поняли меня и пошли ко мне навстречу оба.

Если бы было нужно, то я мог бы более детально вернуться к тем задачам, какими я занят в настоящее время.

Буду ждать от Вас писем. Перешлите Н<овомейскому> прилагаемый листок, на нем есть и мой нынешний адрес.

Неужели Н<овомейский> за последнее время ни разу не был в Париже? Мне очень хотелось бы лично с ним переговорить о том, о чем я намекаю в этом письме. Я живу большими планами и надеждами. Несмотря на все, что мне приходилось переживать, я пока еще здоров и силен и, кажется, мог бы хорошо выступить в борьбе с большевиками.

Перешлите это письмо Н<овомейскому>, и пусть он мне ответит.

Прилагаю Вам конверт с моим адресом и прошу Вас уведомить о получении этого письма.

Ваш В. Бурцев

Какой-то ответ на это бурцевское послание с обещанием стимулировать эпистолярную активность Новомейского, а заодно и свою собственную Рутенберг отписал. 7 января он отправил Новомейскому письмо следующего содержания:

Дорогой Моисей Абрамович.

Последние недели в Палестине был очень занят. Не успел ответить на Ваше письмо. И уехал неожиданно. Останусь здесь недолго. Приеду – увидимся.

В Париже случайно встретил Бурцева. Со многими упреками Вам, что даже не ответили на его письмо. Сказал ему, что Вы со мною говорили об этом письме и, поскольку знаю, собрались ответить ему удовлетворительно. Но, наверное, были очень заняты. Всего Вам доброго.

П. Рутенберг30

20 января Новомейский писал ему в ответ (RA):

Письмо Ваше от 7 янв<аря> получил. Благодарю. Бурцеву посылаю 20 фунтов – десять за Вас и 10 за себя.

На том дело вроде бы и кончилось. Но Владимир Львович не отставал: 30 января он пишет Рутенбергу новое письмо, в котором красной нитью проходит все та же мобилизационная тема неусыпной борьбы с большевиками:

Дорогой Петр Моисеевич!

Вот уже месяц как я получил от Вас письмо, где Вы обещали прислать мне ответ Н<овомейского>. Но ни от Вас, ни от него больше не было писем. Неужели тут дело заключается в недоразумении и я написал не по тому адресу, по которому хотел написать? В моих письмах я, конечно, не поднимал и не имел в виду поднять никакого личного вопроса. В случае ответа я имел в виду Вам обоим написать о том, что меня волнует как политического деятеля и что, как мне кажется, не может не интересовать Вас обоих. В политическом отношении мое положение, как оно ни трудно, блестяще. Я имею возможность выступить в политике так, что меня услышат и друзья, и враги. У меня не только блестящее положение политическое благодаря прошлому, но у меня пока есть и силы, и желание бороться с большевиками. Говорю «пока», потому что при моих 73 годах и при той жизни, которую мне пришлось вести последние годы, силы, несомненно, убывают, а может быть и катастрофа. Но «пока», повторяю, я еще могу бороться.

Вот на эту тему я и хотел с вами обоими списаться. Думаю, что я на это имею право. Я и в настоящее время борюсь за то же, за что боролся и в 1905 г. (как и раньше, впрочем), когда мы встретились. Знаю, чем Вы были в 1905 и 1906 гг., знаю Вас как автора статей, помещенных у меня в «Былом» в 1909-10 гг. Знаю Вас и Ваше настроение в 1917 г. и потом, в 1918 г., в тюрьме у большевиков. При дальнейших встречах я не заметил у Вас отрицательного отношения к тому, чем мы жили раньше и чем я живу теперь.

С Н<овомейским> я встретился в 1915 г., он был тогда анархистом, против войны и, по-видимому, не понимал, как я могу быть государственником и во время войны быть против немцев31. Но, конечно, он тогда меня ни в чем не обвинял. Потом он был с большевиками, горячо их защищал, пока не разочаровался в них. По поводу его воспоминаний в Америке я его приветствовал, хотя решительно был против его большевистского периода. Затем я слышал, что он в последующие годы еще дальше ушел от большевиков, и нынешняя его жизнь не имеет ничего общего с большевизмом.

Вот что мне и позволило обратиться к Вам и к нему с вопросом, что если бы я увидал с Вашей стороны желание выслушать меня и предложить Вам конкретные проекты подготавливаемой борьбы с большевиками.

Но, разумеется, если бы я узнал, что Вы оба ушли в сторону от того, что нас всех трех волновало раньше, и даже против того, то я не делал бы попытки писать Вам. Ведь я не имел в виду, конечно, ничего личного, но только исключительно политические вопросы.

Вот почему Вы поймете меня, что меня изумляет и молчание Н<овомейского> (несколько месяцев тому назад я ему писал письма и не получил ответа), и Ваше молчание. Ведь даже если Вы в настоящее время не хотите говорить о политике, то и в этом случае все-таки в порядке обывательском Вы могли бы оба мне ответить и разъяснить мое недоразумение. Во всяком случае прошу Вас мне ответить.

Ваш В. Бурцев

После этого письма Рутенбергу пришлось в аккуратной, но вместе с тем предельно ясной форме изложить свою позицию. В общем виде она сводилась к фразе, которую несколько шокированный Бурцев воспроизводит в ответном письме от 18 февраля: «Бороться сейчас с большевистским правительством время неподходящее». В этом письме он писал:

Дорогой Петр Моисеевич!

В конце Вашего письма Вы пишете: «Мое мнение, между прочим, что весь мир переживает сейчас очень критическое и очень опасное время. Россия тоже. Бороться сейчас с большевистским правительством время неподходящее».

А Н<овомейский> так же смотрит?

Это ужасно!

Я остался при прежних моих взглядах на борьбу с большевиками и хотел с обоими вами серьезно поговорить о деле чрезвычайно важном, которое, несомненно, будет иметь большие последствия. Вы оба теперь в таком положении, что могли бы серьезно помочь нам в наших планах. Когда будете в Париже, я хотел бы с обоими вами поговорить по душам.

Ваше письмо я получил 4-го февраля и сейчас же написал Вам ответ. Но я его не послал, между прочим, и потому, что Вы в письме пишете, что Н<овомейский> и от Вашего имени и от своего что-то мне послал. Сообщите ему, что вот сегодня 18-го я от него ровно ничего не имел.

Ваш В. Бурцев

P.S. Известите меня о получении этого письма и долго ли Вы намерены пробыть в Лондоне и куда оттуда поедете?

Общий призыв автора письма к антибольшевистской борьбе обоими палестинскими инженерами поддержан не был. Воспринятый Бурцевым с нескрываемым удивлением отказ Рутенберга и Новомейского влиться – что подазумевалось как бы само собой – с денежной помощью в «конкретные проекты подготавливаемой борьбы с большевиками» диктовался не только, как было сказано выше, их надеждой на СССР, в котором они видели потенциальную политическую силу, способную выступить против нацизма в защиту европейского еврейства, но и объяснялся некими, что ли, частными обстоятельствами: у того и другого там оставались близкие родственники.