Смерть эксперта-свидетеля - Филлис Джеймс

Мэссингем бросился ей вслед. Теперь она молча быстро бежала вперед через рощу, огибая деревья. Но он легко перехватил ее, прежде чем она добежала до двух людей в черном с их ужасной ношей. Сначала она неистово сопротивлялась, но вдруг, обмякнув в его руках, затихла, и он смог поднять ее и отнести в машину.

Когда он, минут через тридцать, вернулся в часовню, Дэлглиш тихо сидел на одной из скамей, видимо, глубоко погруженный в текст «Молитвенника для всех». Отложив книгу, он спросил:

– Ну, как она?

– Доктор Грин ввел ей успокоительное. Договорился с районной медсестрой, чтобы она посидела с ней сегодня ночью. Больше никто ему в голову не пришел. Похоже, ни она, ни Бренда Придмор не смогут отвечать на наши вопросы до завтрашнего утра. – Он взглянул на небольшую горку нумерованных карточек на скамье рядом с Дэлглишем.

– Я нашел их на дне сундука, – объяснил его шеф. – Думаю, мы можем проверить их на отпечатки пальцев вместе с теми, что на доске. Но мы ведь знаем, что там обнаружится.

Мэссингем спросил:

– А вы поверили тому, что рассказала миссис Шофилд? Что Лорример и Стелла Моусон были женаты?

– О да, думаю, это правда. Зачем лгать, когда так легко проверить факты? И это ведь многое объясняет: экстраординарное изменение завещания, и даже тот всплеск эмоций во время разговора с Брэдли. Первая сексуальная неудача, должно быть, очень глубоко его задела. Даже после всех этих лет ему невыносимо было думать, что она может хоть как-то, хоть косвенно, получить выгоду от его завещания. Или, может быть, сама мысль, что она в отличие от него обрела счастье, да к тому же еще – счастье с женщиной, была для него непереносима?

– Итак, она и Анджела Фоули ничего не получают. Но ведь это не причина для того, чтобы покончить с собой. И почему – здесь, другого места не нашлось? – спросил Мэссингем.

Дэлглиш поднялся на ноги.

– Не думаю, что она покончила с собой. Это было убийство.

Книга пятая

Меловой карьер

Глава 1

На ферму Боулема они прибыли еще до рассвета. Миссис Придмор взялась печь очень рано. На кухонном столе уже стояли две больших глиняных миски, накрытые поднявшимся горбом полотном, и дом благоухал теплым, сытным ароматом дрожжевого теста. Когда приехали Дэлглиш и Мэссингем, доктор Грин – приземистый, широкоплечий, с лицом благодушной жабы – убирал стетоскоп на дно старомодного гладстоновского саквояжа.[51] Прошло не более двенадцати часов, с тех пор как Дэлглиш и доктор виделись в последний раз, ведь, как полицейский хирург, Грин был первым медиком, вызванным освидетельствовать труп Стеллы Моусон. Он провел тогда очень краткий осмотр и заключил:

– Мертва ли она? Ответ: да. Причина смерти? Ответ повешение. Время смерти? Около часа назад. А теперь вам лучше вызвать эксперта, и он объяснит вам, почему первый вопрос – пока единственный, на который он может дать вам компетентный ответ.

Сейчас он не стал тратить времени на вежливые приветствия или вопросы, только коротко кивнул полицейским и продолжал разговор с миссис Придмор:

– С девочкой все в порядке. Она пережила сильное потрясение, но ничего такого, чего не мог бы исправить крепкий ночной сон, с ней не случилось. Она молода, здорова, и двух трупов далеко не достаточно, чтобы превратить ее в невротическую развалину, если вы этого опасаетесь. Моя семья лечит вашу целых три поколения, и ни один из вас за это время из ума не выжил. – Он кивнул Дэлглишу: – Теперь уже можно пройти к ней наверх.

Артур Придмор стоял рядом с женой, крепко сжав пальцами ее плечо. Никто не потрудился представить его Дэлглишу, да в этом и не было необходимости.

– Худшее у нее еще впереди, верно? – сказал он. – Это уже второй труп. Как вы думаете, что за жизнь будет у нее в нашей деревне, если вам не удастся раскрыть эти два убийства?

Доктор Грин раздраженно захлопнул саквояж:

– Господи Боже мой, что вы такое говорите! Никто и не подумает подозревать Бренду! Она всю свою жизнь здесь прожила. Я сам помог ей явиться в этот мир.

– А это что, защищает от клеветы, как по-вашему? Я не говорю, что ее тут обвинять будут. Но вы же знаете наши Болота. Здешние жители суеверны, ничего не забывают и не прощают. Верят, что есть люди, приносящие несчастье.

– Ну, ваша Бренда такая миленькая, ей это не грозит. Она скорее всего станет в деревне героиней. Бросьте молоть беспросветную чушь, Артур. Лучше проводите меня до машины, я хочу вам пару слов сказать о том деле, что на приходском церковном совете обсуждали.

Они вышли вместе. Миссис Придмор подняла глаза на Дэлглиша, и он подумал, что она плакала.

– Ну вот, – сказала она, – теперь вы станете ее расспрашивать, заставите говорить об этом, опять ворошить все с самого начала.

– Не беспокойтесь, – мягко сказал Дэлглиш. – Пусть выговорится, это ей поможет.

Она не двинулась, чтобы проводить их наверх, проявив удивительный такт, за что Дэлглиш был ей очень благодарен. Он не смог бы возражать против ее присутствия, тем более что времени вызвать женщину-полицейского у них не было; однако он представлял себе, что Бренда будет более спокойной и более откровенной в отсутствие матери. Она радостно отозвалась на его стук. Маленькая спальня, с низкими потолочными балками и задернутыми занавесями, скрывшими от глаз предутреннюю тьму, была полна света и красок, и Бренда сидела в постели свежая и ясноглазая, в ореоле спутанных, ниспадающих на плечи волос. Дэлглиш снова, в который уже раз, подивился способности юных быстро восстанавливать душевные и физические силы. А Мэссингем вдруг замер в дверях, подумав, что ей надо бы быть в Уффици,[52] босоногой, плывущей по воздуху над сияющим весенними цветами лугом, и чтобы солнечный итальянский пейзаж, простираясь за нею, уходил в бесконечность.

Эта комната все еще оставалась в значительной степени комнатой школьницы. На стенах – две полки с учебниками, еще одна – с коллекцией кукол в национальных костюмах и пробковая доска с вырезками из воскресных приложений к газетам и фотографиями подруг. Рядом с кроватью – плетеный стул с большим плюшевым медведем. Дэлглиш снял его, положил на кровать рядом с Брендой и сел на стул сам. Спросил:

– Ну, как вы себя чувствуете? Получше?

Она импульсивно наклонилась к нему. Широкий рукав кремовой ночной блузы опустился, прикрыв усыпанную веснушками руку пониже локтя.

– Я так рада, что вы пришли, – сказала она. – Никто не хочет говорить со мной об этом. Никто не может понять, что мне просто надо иногда про это поговорить, и лучше всего сейчас, пока все еще свежо в памяти. Это ведь вы меня нашли, правда? Я помню, как меня подняли – почти как Марианну Даствуд в романе «Чувство и чувствительность»,[53] и помню такой приятный шерстяной запах от вашего пиджака. Но после этого совсем ничего не могу вспомнить. Правда, я помню, как в колокол позвонила.

– Вы очень умно поступили. Мы поставили машину на въездной аллее Лаборатории – и услышали колокол. А иначе труп нашли бы только через много часов.

– На самом деле это было не так уж умно, просто я в панике была. Вы, наверное, поняли, что случилось? Я камеру у велосипеда проколола и решила пешком домой пойти через новое здание. Потом вроде бы дорогу потеряла и запаниковала. Подумала про убийцу доктора Лорримера и вообразила, что он меня в засаде ждет. Даже вообразила, что это он шины проколол, нарочно. Сейчас это глупым кажется, но тогда так не казалось.

– Мы осмотрели велосипед, – сказал Дэлглиш. – Днем мимо Лаборатории прошел грузовик со щебнем, и немного щебня просыпалось на дорогу. У вас в обеих шинах нашли по острому осколку кремня. Но совершенно естественно, что вы испугались. Вы не можете вспомнить, кто-то и на самом деле был в новом здании?

– Нет, не на самом деле. Я никого не видела, и мне кажется, просто вообразила себе, что слышу какие-то звуки. Во всяком случае, большинство из них. На самом-то деле меня сова, испугала. Потом я выбралась из этого здания и в панике бросилась через поле, прямо к часовне.

– У вас не создалось впечатление, что там, в часовне, мог быть и кто-то живой?

– Ну, знаете, там же никаких колонн нет, за которыми спрятаться можно. Странная часовня, правда? Не похожа на святое место. Может, в ней просто не так уж много молилась поэтому? Я до этого только один раз там была, когда доктор Хоуарт и еще три сотрудника из Лаборатории давали там концерт, оттого и знаю, как она выглядит, А вы хотите сказать, что он там мог за скамьей присесть и следить за мной? Ужас какой!

– Да, разумеется. Но сейчас, когда вы в полной безопасности, вы можете постараться подумать об этом?

– Могу, раз вы здесь, со мной. – Она помолчала. – Я не думаю, что он был там. Я никого не видела и, кажется, никого не слышала. Но я была так перепугана, что, наверное, и не могла бы никого заметить. Все, что я смогла там увидеть, это висящую у стены груду одежды, а потом – лицо, нависшее прямо надо мной.