Разлив Цивиля - Анатолий Емельянов

Велик ли городок, а уже не та, совсем не та обстановка, не та, ну что ли, атмосфера, что в Сявалкасах. Здесь уж не услышать ни пенья петухов, не услышать грустной песни молодого конюха Илюши… И Павла нет. Не с кем посидеть на уютной скамейке у ворот, поглядеть в набитый звездами пруд…

Не успели они как следует сблизиться с Павлом, а вот уже и разлука. Где он сейчас? Что делает, о чем думает? Может, как раз вот сейчас, в эту самую минуту, думает о ней…

От этой мысли Лене становится тепло на сердце. Мелкие заботы и огорчения дня уходят, отодвигаются, и ей хочется думать не о своих делах, а о том, хочет ли Павел видеть ее, а если хочет, то когда они увидятся… Сейчас сев, Павел небось с утра до ночи в поле, дел так много, что ему некогда и подумать о чем-то стороннем. Но ведь она, Лена, для него не что-то стороннее, и, значит, он должен и думать, и вспоминать ее… А когда они увидятся, надо ему сказать, чтобы не ходил пешком — мало успеешь, не везде доглядишь — пусть хотя бы коня себе завел… Жаль, что в райкоме комсомола тоже нет никакого транспорта, приходится ходить в колхозы пешком или ездить на попутных, и где тут везде успеть…

Лене хочется думать только о Павле, но мысли идут вперемежку, и хочет она того или нет, а нет-нет да и опять подумается о работе.

Работать она будет не так, как Завьялов. Он слишком разменивался на мелочи, а большого-то как раз и не видел… Ведь тот же Володя Баранов уже третий год выращивает отличную кукурузу, но где такие же комсомольские агрегаты в других колхозах района? Их нет. Надо будет собрать секретарей комсомольских организаций и повезти их в Сявалкасы: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… Надо бы создать молодежные звенья и по выращиванию хмеля. Трудовое воспитание молодежи — самое верное, самое надежное. И надо обязательно пересмотреть состав пионервожатых. Уж кто-кто, а она-то очень хорошо знает, кто н как работает вожатыми. Провалился на экзаменах в институт сын или дочь директора школы, завуча или учителя — вот этого «зеленого помидорчика» и кладут райкому комсомола на стол: утверждайте вожатым. И утверждают. А что такой зеленый может дать детям, чему дельному научить, если ему самому в школе натягивали оценки? Ставить вожатыми надо таких, как Анна, Володя, чтобы они могли увлечь ребят своей профессией…

На селе самым тяжелым все еще остается труд животноводов. Она сама, иа собственном горбу это испытала. И почему бы сельским комсомольцам не подумать о том, чтобы хоть мало-мальски его механизировать? А то болтаем об этом, пишем, а дело-то не очень подвигается… Да, кстати, вот об этом самом, о болтовне, о парадной шумихе, которая, как ржа, разъедает комсомольскую работу. Учим комсомольцев пустомельствовать с молодых лет и портим их на всю жизнь…

Лене опять вспомнился Павел, и, засыпая, она видит его в сявалкасинском клубе. Клуб пустой, в нем только они вдвоем. Павел стоит на табуретке и прямо по стене пишет огромной кистью: «Трудовое воспитание молодежи — самое главное…»

А наутро, немного посидев в райкоме, Лена пошла в Сявалкасы.

Где-то на полпути ее догнал на мотоцикле агроном из инспекции Мирон Семенович. Он остановился, откинул брезентовый полог с люльки, отряхнул его от пыли и галантно предложил:

— Пожалуйста, Елена Егоровна. Судя по всему, вы в Сявалкасы?

— Спасибо, — ответила Лена.

— Простите, я и забыл поздравить вас с избранием. Пусть с опозданием, но от всего сердца желаю вам успехов и счастья ь работе. Надеюсь, между инспекцией и райкомом комсомола будут установлены самые тесные связи. Урожайность кукурузы молодежных бригад определяем мы, так что от нас многое зависит, какое место вы займете в республике. А Александр Петрович надо мной не очень умно подшутил: представил к премии на двустволку, будто я заядлый охотник. Мне бы фотоаппарат — это да. Тогда бы я мог сотрудничать и в газетах, а чем больше снимков из нашего района — тем больше чести району. Так ведь?

Ужасно разговорчивый молодой человек! Лена была рада, что наконец-то они тронулись, и, значит, и ей можно будет молчать, и водителя, за ревом мотора, все равно слышно не будет, если даже он и вздумает продолжить свое словоизвержение.

Дорога в поле была более-менее сносной, а как въехали в лес, мотоцикл начало подкидывать на ухабах, на выпирающих из земли корнях деревьев. Но вот, слава богу, и лес проехали. С опушки открылся вид на сявалкасинские поля, на село. Вон там, у Осиновой рощи, ползают два трактора, оставляя за собой черную полосу вспаханной земли. А рядом поле словно зеленым ковром покрыто — это, наверное, озимые, кое-где всходят и яровые посевы. В низине, у Цивиля, работают еще два трактора, значит, и Павел, и Володя наверняка здесь, на полях: не там, так тут, у Осиновой рощи.

— Не подбросите ли меня вон к тем тракторам, — попросила Лена. — Секретарь комсомольской организации Баранов должен быть там.

Сказала так Лена и почувствовала, что краснеет. Говорила-то она про Володю, а думала в это время о Павле. Но агроном, кажется, ничего не заметил.

— Пожалуйста, — с прежней изысканной вежливостью ответил он. — Заодно, может, удастся чуток и бензину раздобыть.

2

Павел услышал стрекот мотоцикла, а когда тот приблизился, был немало удивлен, увидев за рулем Мирона, а в люльке Лену.

Лена легко выпрыгнула из люльки и, сразу же сняв голубую кофту, начала отряхивать ее от пыли.

— Тоже мне лихой водитель — не мог оторваться от пыли!

Легкий ветерок подхватил тоненькую косынку с ее шеи, понес-понес и повесил на стебель василька около ног Павла. Лена кинулась было за косынкой, но Павел, осторожно взяв ее двумя пальцами, уже нес ей навстречу.

— Только не измазал ли, руки-то… — и развел руки в стороны, словно бы показывая, какие чистые бывают руки у трактористов.

Подошел от мотоцикла Мирон. Как всегда, он был подчеркнуто деловит. Отдавая дань вежливости, мельком поздоровался и сразу же начал выговаривать Павлу:

— Каждый год по севу «Сявал» тянет весь район. Мы уже три дня назад отрапортовали министерству сельского хозяйства республики о завершении сева зерновых. А вы не только сеете, но еще только пашете.

— Да, — согласился Павел, — надо бы пораньше, да не успели. А чтобы земле не пустовать…

— Что значит: пустовать? — не дал ему договорить Мирон. — Она же занята клевером.

— Клевер с осени прихватили заморозки, а весной он сильно вымок и подгнил на низинах.

— Но вот же у нас под ногами прекрасные всходы, — показал Мирон.

— Это только здесь, а иди-ка погляди в низинах.

— Что ж, поглядим, — Мирон сел на мотоцикл и поехал по полевому рубежу вниз.

— Сева еще много остается? — оставшись наедине с Павлом и, должно быть, не зная, с чего начать разговор, тоже по-деловому спросила Лена.

— Завтра думаем закончить. Останутся овощи да гречиха… С этим полем вот затянули. Мирон прав: сроки прошли. Но здешние лесные земли поспевают позже. В народе издавна существует такая примета: с севом ячменя — а мы здесь собираемся посеять ячмень — надо управляться до того, как березовый лист станет больше копеечной монеты. Но ведь раньше копейки-то были больше нынешних, — улыбнулся Павел. — А еще сами же чуваши говорят, что через два месяца после сева ячмень уже в солод просится.

— Смотри-ка, ты, оказывается, все народные приметы знаешь. — Лена тоже заулыбалась и только сейчас прямо, не отводя взгляда, посмотрела на Павла.

— Нам, хлебопашцам, и надо знать. Это ты вот стала большим начальником… Я тебя даже поздравить забыл.

— Сам же меня из Сявалкасов выпроводил, — засмущалась Лена. — Сказал бы слово, и я бы тут осталась.

— Так бы и осталась?

— Так бы и осталась, — как эхо повторила Лена.

— Тогда, значит, я олух царя небесного.

— Самокритично! Люблю самокритичных людей, — все так же улыбаясь, сказала Лена и зачем-то повторила: — Люблю.

А Павел слушал это «люблю», и у него все внутри пело и ликовало, хотя, казалось бы, чему особенно радоваться, ведь Лена говорила всего лишь про свою любовь к самокритике… Теперь ему казалось непонятным, как это он мог терзаться какими-то сомнениями, верить злым наветам Марьи и оправдываться перед самим собой тем, что он еще мало знает Лену. Сейчас все это представлялось каким-то дурным сном. Вот она, Лена, стояла перед ним, улыбалась и, глядя своими ясными глазами в его глаза, говорила: «Так бы и осталась… Люблю» — и чего еще надо было знать, чего еще ему хотелось знать? И вообще, что это такое: знать человека? Знать в тонкостях его биографию или знать самую его главную суть?..

— Надолго в наши Сявалкасы? — нарочно нажимая на слово «наши», спросил Павел.

— Приехала я… в наши Сявалкасы, — поняла намек Павла Лена, — на целых два дня — на субботу и воскресенье.