Великий Гусляр т.1 - Кир Булычев

— Простите, — сказал Удалов. — Я не знал…

И он вышел из магазина.

С улицы он еще раз посмотрел на витрину. И понял, что только наивный взор человека, привыкшего к продуктовому изобилию — скажем, взор бельгийского туриста или жителя нашего, настоящего Гусляра, — мог принять этот муляж за настоящую лососину.

«Ой, неладно, — подумал Удалов. — Пожалуй, хватит гулять по городу. Скорей бы добраться до дома и все узнать у себя самого».

Изнутри к стеклу витрины прижались лица покупателей и продавцов — все смотрели на Удалова. Как голодные рыбки из аквариума.

Удалов поспешил домой.

Правда, ушел он недалеко. Дорогу ему преградила длинная колонна школьников. Они шли по двое, в ногу, впереди учительница и сзади учительница. Школьники несли флажки и маленькие лопатки.

Они хором пели:

Наш родной счастливый дом

Воздвигается трудом,

Чем склонения зубрить,

Лучше сваю в землю вбить.

Левой — правой, левой — правой!

География отрава,

Все науки ерунда,

Без созида-ательного труда.

Учительница подняла руку. Дети перестали петь и приоткрыли ротики.

— Безродному Чебурашке! — закричала она.

— Позор, позор, позор! — со страстью закричали детишки.

— Тунеядца Карлсона! — закричала вторая учительница, что шла сзади.

— Долой, долой, долой! — вопили дети.

Движение колонны возобновилось, и Удалов пошел сзади, размышляя над словами детей.

Но ему недолго пришлось сопровождать эту охваченную энтузиазмом колонну. Дети вышли на площадь. На такую знакомую площадь, ограниченную с одной стороны торговыми рядами, с другой — Городским домом. Там должна возвышаться статуя землепроходцам, уходившим с незапамятных времен из Великого Гусляра, чтобы открывать Чукотку, Камчатку и Калифорнию. Тут Удалова ждало потрясение. Статуи — коллективного портрета землепроходцев, сгрудившихся на носу стилизованной ладьи, — не было. Остался только постамент в виде ладьи. А из ладьи вырастали громадные бетонные ноги в брюках. Ноги сходились на высоте трехэтажного дома. Дальше монумент еще не был возведен — наверху суетились бетонщики.

Площадь вокруг монумента была перекопана. Бульдозеры разравнивали землю, экскаваторы рыли траншеи, множество людей трудились, разгружая саженцы и внедряя их в специальные ямы. Школьников, с песней вышедших на площадь, сразу погнали в сторону, где создавались клумбы. И школьники, достав лопаточки, принялись вскапывать почву.

На балконе Гордома сгрудился духовой оркестр и оглашал окрестности веселыми маршевыми звуками.

Удалов стоял, как прикованный к месту, и лихорадочно рассуждал: кто из великих людей проживал в Гусляре или хотя бы бывал здесь проездом? Пушкин? Не было здесь Пушкина. Толстой? А может, Ломоносов на пути из Холмогор? Но зачем для этого свергать землепроходцев?

Тут Удалов узнал бульдозериста. Это был Эдик из его ремстройконторы.

Удалов подошел к бульдозеру, понимая, что вопрос следует задавать не в лоб, осторожно.

Бульдозерист Эдик тоже увидел своего начальника и удивился:

— Корнелий Иваныч, почему не в спецбуфете?

По крайней мере, Эдик на Удалова не сердился.

— Расхотелось, — ответил Удалов. — Как дела продвигаются?

— С опережением, — сказал бульдозерист. — Взятые обязательства перевыполним! Сделаем монумент на три метра выше проекта!

— Сделаем, — согласился Удалов, понимая, что к разгадке монумента не приблизился. Конечно, надо уходить, не маячить же на площади. Но любопытство — страшный порок.

— Внушительно получилось, правда? — спросил он.

— Чего внушительно?

— Фигура внушительная.

— Вам лучше знать, Корнелий Иванович, — ответил бульдозерист.

— Крупная личность? Большой ученый?

— Это вам виднее, — неуверенно ответил бульдозерист.

Значит, не ученый. Или писатель, или политический деятель.

— А когда он умер, не помнишь? — спросил Удалов, показывая на памятник.

Взгляд бульдозериста был дикий. Видно, Удалов сморозил глупость. И дата смерти человека, нижняя половина которого уже стояла на площади, была известна каждому ребенку.

— Нет, ты не думай, — поспешил Удалов исправить положение. — Я знаю, когда он умер. Просто тебя проверить хотел.

— Проверить?

Но тут бульдозер начал медленно разворачиваться ножом на Удалова. В движении была какая-то угроза.

— Если бы не очередь на квартиру, — сказал без улыбки Эдик, — я бы иначе с тобой поговорил.

— Все! — закричал Удалов. — Ухожу. Я пошутил.

Он быстро пошел в сторону, стараясь не попасть под лопату бульдозера, и чуть не наступил на девчушку, которая ручками размельчала комья земли на будущей клумбе.

— Девочка, девочка, как тебя зовут? — спросил Удалов.

— Ниночка, — ответила девочка.

— Молодец, а ты в садик ходишь?

— В садик, — сказала девочка. — А ты кто?

— А я на работу хожу, — признался Удалов. — Скажи, крошка, это какому дяде памятник делают?

— Хорошему дяде, — ответила девочка уверенно.

— Он книжки пишет? — спросил Удалов.

— Книжки пишет, — подтвердила девочка.

— Он с бородой?

— С бородой, — сказала девочка покорно.

— Это дядя Толстой? — догадался Удалов.

— Ой! — воскликнула девочка, дивясь такой догадливости Удалова.

Она вскочила и побежала к воспитательнице, которая в окружении других малышей высаживала в землю кусты роз.

— Марья Пална! — закричала девочка. — Марья Пална! А этот дядя говорит, что наш памятник толстый!

— Гражданин! — Воспитательница оказалась красивой женщиной ниже среднего роста. — Вы что здесь делаете?

— Не обращайте внимания, — сказал Удалов. — Я обедать иду. Хотел девчушке помочь — пускай воспитывается. А она у вас молодчина. Знает, что памятник Толстому возводится.

— Что? — Женщина дернула девочку к себе, чтобы добрая рука Удалова не успела опуститься на ее головку. — Уйдите! Не травмируйте ребенка! Я буду жаловаться!

На крик стали оборачиваться люди, и Удалов быстрыми шагами пошел к пьедесталу. Сзади был шум, какие-то объяснения, вроде бы готовилась погоня.

Он обогнул пьедестал и увидел, что там лежит отдельно громадная бетонная рука с зажатым в ней портфелем, другая рука с раскрытыми пальцами, куски бюста, но главное, под большим брезентом — голова. Шар в рост человека.

Ноги сами понесли Удалова посмотреть на голову. Хоть и призналась девочка, что памятник будет Толстому, все равно хотелось проверить.

Удалов деловито подошел к голове, протянул руку, приподнял край тяжелого брезента, но увидел только ухо. И в этот момент сзади раздался пронзительный свист — к нему бежал милиционер, за ним — другие люди и дети.

Удалов понял: дело плохо. Он кинулся бежать с площади.

Но далеко не убежал —