Странник (Любовь и доблесть) - Петр Катериничев

– Почему ты молчишь?!

– Не беспокойся. Твой папа жив.

– Но почему никто не отвечает?

– Просто нас отрезали от «объекта».

– Как это – отрезали?

– Перехватили звонок, переадресовали на другой номер.

– А автоответчик? Там был папин голос.

– Всякая техника – дело техники.

– Но ведь мы звонили с сотового...

– Тем проще. И еще: нас запеленговали. Ты пыталась связаться по разным номерам, это длилось в общей сложности не более полутора минут, но при хороших технических возможностях – достаточно.

– Чьих возможностях?

– Тех людей, что спланировали разработку.

– И кто они?

– Вопрос вопросов. Мы найдем на него ответ, когда поймем, зачем тебя похитили.

Глава 54

– Зачем? Из-за денег, – просто сказала Даша.

– Резонно.

– А куда мы теперь едем?

– Пока никуда. Мы уходим с места, откуда звонили.

– А почему ты разбил мобильник?

– Сотовый в режиме ожидания работает как «маячок».

– Мог бы просто выключить.

– Нет смысла его таскать. Как только ты вышла на личный номер Головина, этот телефончик зафиксировали. Теперь при любом звонке с него будет включаться поиск.

– Погоди, Олег... Этого просто не может быть!

– Потому что не может быть никогда?

– Вот именно.

– У Головина матерая служба безопасности?

– Да.

– Тем не менее его блокировали. Беда любого человека денег. Или – человека власти. Для решения каких-то задач он стремится отгородиться от дел второстепенных. И от второстепенных, как ему представляется, людей. Он окружен охраной, референтами, советниками... Такой человек хочет, чтобы мир не мешал ему. И остается в одиночестве. Полном. Впрочем, как все люди. Стремимся к независимости, получаем одиночество.

– Олег, все это философия.

– Отнюдь. Охрана словно окружает «опекаемое лицо» прозрачным куполом. В ее силах сделать этот купол непрозрачным.

– Тогда мы просто поедем сейчас к нам домой и там...

– Нас там может ждать пуля. Даша, есть правило, почти не знающее исключений: если убивают человека «опекаемого», то к его устранению так или иначе причастна его охрана.

– Ты же только что сказал, что папа жив! – Лицо Даши стало совершенно беспомощным, на глазах блеснули слезы.

– Да. Но и тебя похитить без ведома службы безопасности Головина вряд ли смогли бы.

– Заговор?

– Скорее – сговор.

– Нет.

– Что – «нет»?

– Папа очень умный человек. У него две такие службы. Одна – официальная, вторая... как бы это сказать...

– Теневая.

– Именно. Про нее никто ничего не знает.

– Ты тоже?

– Я тоже.

– Как в приличной стране. Спецслужбы борются за влияние, интригуют, а в оставшееся время охраняют патрона, его чад и домочадцев. Тут мышь не проскочит.

– Иронизируешь?

– Слегка. Тебя умыкнули, а ты не мышь.

– Случайность.

– Житейский опыт мне подсказывает считать любую случайность с богатым человеком или его близкими подготовленной закономерностью.

– Погоди, Олег! Я же видела похитителей! Это сплошные дебилы! Просто решили содрать с папы деньги, вот и...

– Я тоже успел познакомиться., Их использовали втемную. Они даже не знали, кто ты.

– Тогда что им было нужно?

– Ты права: деньги. Исполнители похищения получили твердую сумму. И – по пуле. Заказчикам же нужно было влияние на Головина. Когда в заложницах была единственная дочь, он мог стать сговорчивее.

– Ты не знаешь папу. Когда его к чему-то принуждают, он становится оч-чень несговорчивым.

– Даже если нужно вытащить тебя?

– Он пошел бы на любые уступки, чтобы меня вызволить, но потом... Потом он сделал бы все, чтобы уничтожить тех, кто причинил мне вред.

– Если бы ему оставили такую возможность.

– В каком смысле?

– Да так. Размышляю.

– Ты очень мрачно размышляешь.

– Обстоятельства, знаешь ли, способствуют. А кто руководит у Головина той службой, что «светленькая»?

– Дядя Вася. Василий Ильич Панкратов. Но люди, что заняты личной охраной – моей и папы, подчиняются совсем другому человеку.

– Кому?

– Саше Зуброву.

– Кому?!

– Александру Сергеевичу Зуброву. Ребята еще его называют Зубром.

– Среднего роста, волосы светло-русые, жесткие, на висках седина, резко очерченные скулы, глаза темно-серые, широко расставленные, лоб высокий, чистый, нос прямой, подбородок крепкий, скорее квадратный, на подбородке – ямочка.

– Ну да, это он! Вы знакомы?

Данилов помрачнел так, словно померк свет. Произнес медленно:

– Мир не изменился. Добрые дела наказуемы.

– Ну точно! – отозвалась Даша. Она смотрела на дорогу и не заметила перемены в состоянии Данилова. – «Добрые дела наказуемы». Его любимая поговорка. Ее даже папа перенял. А уж охранники – те вообще... Повторяют к месту и не к месту.

– Но ведь это не правда?

– Что? – переспросил Олег, зацепенев.

– Добрые дела потому и добрые, что за них воздается добром.

– Ага.

– А откуда ты знаешь его?

Олег помолчал, выдавил сквозь зубы:

– Знал.

Висок заломила знакомая боль, мир померк, словно покрылся желто-коричневой взвесью плотной пыли; тьма эта была непроглядной, душащей, и где-то в ее сумерках осталась девчонка, любившая так беззаботно и безнадежно... Может быть, оттого, что это был единственный способ ее существования в этом мире? Или любовь – и есть единственный способ существования людей, а всякий другой ведет к смерти? Тогда почему погибают те, кто любит? Лукавый мир не выносит гармонии любви, он завидует и – губит тех, кто готов любить?

– В прошлой жизни? – спросила Даша, повернулась к Данилову, охнула:

– Да ты белый как полотно! Останови сейчас же машину! Тебе плохо!

Данилов медленно отжал тормоз, припарковался к обочине.

– Что с тобой?

Олег сидел и неподвижно глядел в одну точку.

– Ну не сиди ты как камень! Что случилось?

– Ничего.

– Нет, что случилось тогда, давно?

– Я думал, он погиб вместе с...

– С кем?

– Не важно.

Догадка была острой, как стилет. И ей не хотелось верить.

– Ну что ты молчишь?

– Давно Зубр работает у Головина?

– Больше полугода.

– Откуда он взялся?

– Этого я не знаю. Не спрашивала никогда. Да и – не мое это дело. А сам он – мужчина немногословный...

– ...и обаятельный.

– Вот этого я что-то не заметила. Ты знаешь, он вроде интересный как мужчина и даже привлекательный, но... какой-то очень жесткий. Как гранит. Это даже не пугает – страшит. И улыбка у него не очень приятная. Я сначала не могла понять почему. Поняла потом. У него глаза не улыбаются. Никогда. Какое уж тут обаяние... Это ведь очень плохо, если глаза не улыбаются, правда?

– Наверное.

– Ты не понял. Я к тому, что человек, у которого глаза не смеются, разучился радоваться. Совсем. – Даша помолчала, добавила тихо:

– Или не умел никогда. – Девушка вдруг резко повернулась к Данилову всем телом:

– Ты... Ты думаешь, что это – он?

– Что – он?

– Организовал мое похищение? Или был к нему причастен?

– Может быть.

– Что же делать?! – Тревога охватила Дашу паническим беспокойством. – Ведь папа ему доверяет! Верит даже!

– Почему?

– Откуда я знаю?! Это ты должен знать почему! Он же из твоего прошлого! Он опасен?

– Для врагов – исключительно.

– А мы с тобой ему кто? Друзья или враги?

– А вот этого я уже не знаю.

Глава 55

Лицо Данилова сделалось отрешенным, почти равнодушным. Он перебросил рычаг коробки передач, медленно отжал сцепление и дал газ.

– У тебя такой вид, будто... Что-то случилось между вами тогда, в прошлом?

– Мы дружили. Или чуть больше того. – Данилов замолчал, а когда заговорил снова, казалось, слова стоят ему громадного внутреннего усилия. – Один раз я его выручил. Другой – он меня. Не так мало.

– Выручил? У тебя были проблемы?

– Проблем не было никаких. Кроме смерти.

– Как это раньше называли? «Братья по оружию»?

Данилов поморщился, словно надкусил кислющий лимон.

– Я глупость сказала?

– Изрядную.

– Извини. Послушай, раз вы друзья, это же все меняет!

– Вот именно, – монотонно повторил Данилов. – Это меняет все.

Даша еще раз внимательно посмотрела на Олега, тряхнула головой:

– Что у вас произошло?!

– Ни-че-го.

– Вы что... поссорились настолько, что...

– Даша, все сложнее. А у меня сейчас голова мутнее мутного, спать не пришлось совсем, так что... Потом. Я расскажу тебе все потом. Прошлое никуда не денется: мы носим его с собой всегда. Давай поговорим о настоящем. – Олег улыбнулся, но очень устало и совсем невесело. – Чтобы помнить о прошлом и надеяться на будущее, нужно выжить сейчас.