Повелители Владений - Дейл Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — проговорил Ферендир.
«Подлец!»
— Нет.
«Слабак!»
— Нет.
«Дешевка, дурак и ничтожество. Только зря небо коптишь. Чужое место занимаешь…»
— Нет. — закричал Ферендир.
К его огромному удивлению, в ущелье не раскатилось эхо. Громкий крик угас, едва вылетев из горла. Все его спутники внезапно остановились и посмотрели на Ферендира, а он, еще до того как поднял на них глаза, уже почувствовал в их взглядах недовольство, презрение и осуждение.
Дезриэль приблизился и спросил:
— Что с тобой?
— Не трогайте меня! — заорал Ферендир и поразился силе собственной злости. — Оставьте меня в покое!
«Такого заносчивого! Глупого! Бестолкового! Ничтожного! Жалкого! Презренного!»
— Да бросьте вы его! — крикнул шедший во главе отряда Сераф. — Он слаб и всегда был слаб! Жаль, что его не завалило насмерть тем обвалом!
Ферендир слушал Серафа и не верил своим ушам. Эти слова были не просто жестокими по смыслу — в тоне, с которым их произнесли, сквозила неприкрытая злость и накопившееся раздражение. За что же Сераф — любимый учитель, образец для подражания и само совершенство — так глубоко его ненавидел?
Все остальные тоже смотрели на Ферендира, но не пытались к нему подойти.
— «Сопляк! — выругалась Фальцея. — Молокосос неотесанный!»
Меторра от отвращения скривилась и пробормотала:
— «Юнец бестолковый. Тупица».
Таурвалон сокрушенно покачал головой.
— «Неумейка криворукий!» — проговорил он.
Даже Луверион взглянул на Ферендира недовольно и презрительно. В его удивительных все понимающих светлых глазах читалось горестное сожаление: «Несчастный дурачок, он сам не понимает насколько никчемен и бездарен…»
«Постойте-ка! — Ферендир протер глаза. — Какой еще Луверион? Разве его не убило?!»
— «Это я во всем виноват, — объяснил остальным Дезриэль. — Я поручился за него, хотя и было ясно, что он не готов».
«Нет! Не может быть! Дезриэль не мог такого сказать! И Луверион не мог! К тому же Лувериона тут вообще не может быть!..»
— «Сказал же, бросьте его! — вмешался Сераф. — Он — обуза. Он нам только мешает! Я говорил тебе это тысячу раз, Дезриэль! Тысячу!»
— Нет! — воскликнул Ферендир.
— «Боюсь, это так, — проговорил Дезриэль и придвинулся к ученику поближе. — Извини, Ферендир, я подвел тебя. Напрасно внушал тебе надежду. Я надеялся, что ты все выдержишь, но не вышло… Твоя неудача — это, в сущности, мое поражение. Сейчас я помогу тебе…»
Внезапно в руке у Дезриэля очутился нож.
— «Не бойся, Ферендир. Тебе не будет больно. Так только лучше… И почему ты только не погиб тогда под обвалом? Слепое везение, не иначе».
Ферендир попятился. Слепое везение было ни при чем! Он выжил, потому что так захотела сама гора. Вот она верила в него!
А Луверион? Как он здесь оказался? Он-то как раз и погиб под обвалом, а потом упокоился в могиле на берегу реки!
А его наставник Дезриэль — неужели это он подходил все ближе и ближе, поигрывая ножом в руке?
Нет. Всего этого не могло быть! У Дезриэля другой голос, другие повадки. Это какой-то призрак, тень! Галлюцинация, иллюзия!
— «А ну-ка! — сказал кто-то и внезапно схватил Ферендира за горло безжалостной железной рукой. — Я сделаю то, на что сам ты так и не решился, сентиментальный глупец!»
Кто-то с холодным равнодушием приставил к горлу Ферендира лезвие еще одного ножа. Это был Сераф.
— Не надо! — заорал Ферендир, но из рук Серафа ему было не вырваться.
— «Какое жалкое зрелище! — проговорила Фальцея. — Убей его, Сераф!»
— «Теперь он больше не будет нам мешать», — добавила Меторра.
— «Как он ничтожен! — простонал Таурвалон. — Пародия на альва! Ошибка природы!»
В душе у Ферендира вскипела целая буря чувств: ярость, гнев, стыд, горе, отчаяние, тоска, ненависть, вина — все они бурлили и грозили захлестнуть его с головой. Как он ни крутился и ни извивался, но не мог вырваться из железной хватки Серафа и скрыться от немого упрека в глазах Дезриэля, который подходил все ближе с ножом в руке.
«Не лучший способ встретить свой конец», — произнес в голове Ферендира чей-то голос.
Ферендир прислушался и на мгновение даже перестал сопротивляться.
«Они не прикончат меня! — мысленно вскричал он. — Они не могут меня убить!»
«Ты сам себя убиваешь, — продолжал голос в голове. — Между прочим, я не стала бы спасать тебя от верной смерти, если бы ты был таким никчемным, каким себя считаешь!»
«А кто ты?»
«Кто же я, Ферендир? Кто всегда подсказывает путь? Кто все время спасает тебя от смерти? Я делаю это не потому, что мне тебя жаль, или я слишком сентиментальна, или испытываю к тебе какие-нибудь особые чувства. Тебе одному предначертано совершить то, что необходимо совершить. На твоем месте мог бы оказаться кто-то другой — сильнее, храбрее, умнее тебя, — но очутился именно ты. Осознай, кто твой настоящий враг: Сераф? Дезриэль? Или может быть, Эзархад Уничтожитель Судеб?»
Ферендир задумался над этими словами и отчаянно пытался понять, кто с ним говорил таким непреклонным и одновременно таким нежным и успокаивающим голосом. Товарищи вокруг продолжали над ним издеваться, у горла все еще находился нож Серафа.
«Кто настоящий враг? Да это же мой собственный страх! — наконец понял Ферендир. — Мои желания! Мой стыд! Гнев! Сомнения в собственных силах!.. Вся эта буря эмоций так не характерна для люминета… А это проклятое зачарованное место, этот Шрам Миталиона — он извлекает то, что скрыто в самых далеких и темных уголках души, наши подавленные желания, страхи и сомнения — и обращает их против нас самих».
«Не думай об этом! — посоветовал Ферендиру голос в голове. — И пусть будет то, что будет!»
Ферендир перестал бороться и отпустил все, что бурлило сейчас внутри, — словно проколол дыры в бурдюке с вином и смотрел, как оно изливалось наружу и как кожаный сосуд постепенно становился мягким и сплющенным.
— «Ты даже не пытаешься защититься?» — прорычал ему на ухо Сераф.
«Я уже спасен!» — подумал Ферендир и произнес:
— К чему мне от тебя защищаться? Убей меня, если такова воля Теклиса, Тириона и горы. Я не буду сопротивляться!
Лезвие больно надавило на горло.
— «Не провоцируй меня, мальчик!» — прошипел Сераф.
— Я не провоцирую тебя, — закрыв глаза, ответил Ферендир, — и не желаю с тобой драться. Я хозяин своих чувств и мыслей. И если ты все-таки пожелаешь меня убить, я не запятнаю свои последние минуты жалкой возней, страхом и сопротивлением.
После этих слов Ферендир стал молча ждать. Лезвие ножа все еще лежало на горле, но не врезалось в плоть, не пускало кровь.