Тысячелетие вокруг Каспия - Лев Гумилев

И в Магрибе, на западе арабского мира, было то же самое. При Аларкосе в 1195 г. берберы-альмохады сокрушили рыцарское воинство Кастилии, куда стеклись рыцари со всех стран Европы. Эта коллизия описана Л. Фейхтвангером в романе «Испанская баллада», и там устами арабского историка Мусы (персона вымышленная, но мысли Ибн-Хальдуна) дан прогноз: христианский мир молод и может позволить себе роскошь потерпеть отдельные поражения, а мусульманский мир стар и только продляет свое существование. Арабы уже потеряли к концу XII в. пыл молодости. За ними пойдут к упадку сегодняшние победители — берберы и сельджуки. Так оно и случилось в будущем. Но пока все складывалось иначе.

Французы в Средиземноморье встретили неодолимого для них врага — куманов и торков. Их не боялись только русичи, да и то потому, что русские князья женились «на красных девках половецких», а боярышни выходили замуж за кыпчакских богатырей.

Странно! Ведь куманы находились в фазе гомеостаза, а феодальная Западная Европа — в акматичсской фазе. Казалось бы, европейцы должны были идти от победы к победе, а половцы погибать, в лучшем случае — героически, как дакоты, семинолы и команчи. А случилось обратное. Почему?

Если подумать и поискать, то причин слабости крестоносцев — две, а силы куманов — тоже две, разумеется, не считая мелких и технических, вроде того, что у куманов и сельджуков на вооружении были сабли, а у рыцарей — мечи.[415] Это, конечно, тоже имело значение, но сейчас речь идет о другом.[416]

Повышенная пассионарность этнической, а тем более суперэтнической системы дает положительный результат, иначе говоря — успех, только при наличии этнокультурной доминанты — символа, ради которого стоит страдать и умирать. При том желательно, чтобы доминанта была только одна: если их две или три, то они накладываются друг на друга и тем гасят разнонаправленные пассионарные порывы, как бывает при алгебраическом сложении разных вектором. Но даже без такой интерференции может возникнуть анархия за счет эгоистических действий сильно пассионарных особей. Усмирить или запугать их очень трудно; подчас легче просто убить.

Кроме того, при пассионарном подъеме растет число не только пассионариев, но и субпассионариев, становящихся бродягами, ворами, наемными солдатами или профессиональными нищими. В акматической фазе таких людей не ценят настолько, что дают им умирать с голоду, если не вешают «высоко и коротко». Однако эти операции оттягивают у этносоциальных систем те силы, которые можно было бы употребить на решение насущных задач.

Вот поэтому-то европейские государства окрепли, только избавившись от пассионарного перегрева, т. е. в ХVI-ХIХ вв., когда координировать силы сложившихся «наций» было легко. Тогда-то и развернулась колониальная экспансия в глобальных масштабах, а в XII в. было так.

В Германии служилые латники превратились в бургграфов — рыцарей-разбойников. Фридриху Барбароссе пришлось их вешать.

Во Франции королю отказывали в подчинении Бретань, Нормандия, Анжу, Мэн, Аквитания, Тулуза, Лангедок и Фландрия, не говоря о Бургундии и Лотарингии. А в Провансе не признавали даже католической церкви, так как там очень боялись катаров.

В Англии шла постоянная война с кельтами, а англосаксонское население сбегало за пределы острова от королей-французов (Плантагенетов) и их феодальной армии.

В Италии воевали Венеция с Генуей, Флоренция с Пизой, Милан с Романьей и, что хуже всего, папы с императорами. Но это уже особая страница, беда на порядок выше. В условиях растущей феодальной анархии умные правители нашли главную доминанту. Они предложили направить энергию системы вовне, на соседей, а потом на Святую Землю. Это-то понятно, но беда в том, что эта новая доминанта наложилась на старую — спор между папами и императорами, причем нельзя сказать, какая из сторон была хуже. Папа Иоанн XII был сатанистом, император Генрих IV — тоже. Произвол императорских чиновников не уступал взяточничеству и кощунству прелатов. Гонения на еретиков те и другие проводили одинаково. И однако до конца XIII в. взаимная резня не прекращалась и очень мешала крестовым походам.

Суммируя, можно сказать, что огромные силы Европы в значительной мере погашались внутри нее самой. А коль скоро так, то можно со вниманием отнестись к предположению, что немногочисленные половцы и гузы, находившиеся в гомеостазе, спасли Восток от жадных колонизаторов с крестами на плащах.

Феодальная Европа сто лет (1093–1192 гг.) бросала в Палестину храбрейших рыцарей, лучший флот и даже заключала союзы с исмаилитами, но тщетно. Отбитый у Фатимидов Иерусалим был снова захвачен курдом Садах ад-Дином, под предводительством которого сражались тюрки, как купленные на базаре, так и прикочевавшие со своими семьями и стадами. Персидский историк Раванди писал в сочинении, посвященном султану Рума (Малой Азии) Гийас ад-Дину Кай Хусрау (1192–1196 гг.): «Слава Аллаху… в землях арабов, персов, византийцев и русов слово принадлежит тюркам, страх перед мечами которых прочно живет в сердцах».[417]

Когда же в 1204 г. крестоносцы взяли и разграбили Константинополь, а потом бросились на Болгарию, то именно куманы в 1205 г. напали на лагерь латинян у Адрианополя, притворным бегством увлекли императора Балдуина в засаду и взяли его в плен, перебив много отважных рыцарей. Болгарский царь посадил латинского императора в башню в Тырнове, где тот и умер. Наступление латинян на православие было также остановлено тюрками, как и нажим их на ислам. Зато там, где тюрок не было — в бассейне Балтики — немцы, датчане и шведы имели полный успех. Сопротивление полабских славян было сломлено немцами, в устье Двины построена крепость Рига (1201 г.), Эстонию захватили датчане, Финляндию — шведы. На очереди были пруссы, литовцы и русские, но это уже XIII в., когда расстановка сил изменилась.

Третий участок немецкого наступления на восток был расположен в долине Дуная, захваченной венграми в 900 г. Сто лет венгерские богатыри громили католическую Европу, приводя в свои становища пленных немок, итальянок и француженок, а те естественно, рожали им. детей. К 1000 г. Венгия стала страной со смешанным населением, наполовину христианским, что позволило королевичу Вайку, в крещении Стефану, произвести монархический переворот и объявить католичество государственной религией. Почти сто лет венгры сопротивлялись европеизации, но были жестоко подавляемы детьми и внуками своих пленниц. Так сложился новый этнос, европейский по составу и культуре, но со старым языком и названием. Венгры в 1097 г. начали наступление на русское княжество Галицию, но потерпели поражение… опять от куманов. И до середины XIV в. Галиция оставалась русской, несмотря на наличие в ней сильной провенгерской боярской партии. Все изменилось только после польской оккупации территории бывшей Киевской Руси.

77. Конец эпохи

Итак, пассионарный перегрев не позволил «христианскому миру» сокрушить «мир ислама». И хотя разноплеменный халифат, ставший по существу Сельджукской державой, развалился, и хотя внуки безумно храбрых огузов просто убегали с поля боя, когда им вздумается,[418] стало ясно, что непонятный, но ощущаемый всеми символ еще отделяет мусульман от православных, католиков и евреев, и способен собрать и организовать вокруг себя достаточное число жертвенных паладинов веры пророка, хотя то были тюрки, а не арабы.

Если на Западе крестовые походы взволновали все слои населения в христианских странах, то на Востоке, за исключением западных провинций, которых эти походы непосредственно касались, волновался по поводу успехов христиан только фанатично настроенный Багдад.[419] Поэтому, при быстро идущем падении пассионарности, ощущаемом как снижение общего уровня искренности и жертвенности, эмиры не брезговали союзами с иноверцами против своих соседей, ибо не придавали крестоносному движению большого значения, а знали, что самый страшный враг их — антисистема исмаилитов. Арабы были для сельджуков не опасны.

«Последний араб», пытавшийся возродить славу своего этноса, был Дубейс, потомок первого великого арабского поэта Имруль-Кайса. Дубейс стремился уничтожить ненавистное владычество сельджуков в Южном Ираке, но ему пришлось участвовать в склоках тюркских эмиров, и только! Собственные его силы были ничтожны. Семнадцать лет он вел борьбу и кончил жизнь на плахе в 1135 г.[420] Деятельность его прошла незамеченной.

Под лучами ясного солнца тюркские всадники не имели себе равных. Однако, как только на фоне меркнущего заката на небе появлялась голубая звезда Зухра (планета Венера), исмаилиты проникали всюду и убивали ради убийства, сами оставаясь невидимыми. Ночь — символ тайны — была их стихией. Они заключали тайные сделки, тайно дружили с тамплиерами, тайно вступали в свое братство и, погибая под пытками, хранили тайну мотивов своих деяний. Мусульмане и христиане относились к ним со страхом и омерзением, а исмаилиты к мусульманам — с презрением и ненавистью. И, самое ужасное, тем и другим приходилось жить на одной земле, в тех же городах, кишлаках и замках.