Тысяча и одна ночь. В 12 томах - Автор Неизвестен -- Народные сказки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто бы ни пригласил тебя на хорошее свадебное застолье,
старайся не оглядываться направо и налево
с неуверенным видом.
Входи решительно и выбирай лучшее место,
ни на кого не глядя, чтобы приглашенные подумали,
что ты персона первостепенной важности.
Если прислуга угрюма и нерасторопна, сделай ей выговор,
и пусть она знает свое место.
Усевшись перед скатертью, набрасывайся на еду и питье
и налегай на роти[94] больше, чем на прочее.
С фаршированными цыплятами и с мясом расправляйся
быстро, пусть твои пальцы будут острее стали.
Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.
Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно приостановила свой рассказ.
А когда наступила
ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,
она сказала:
Таков был кодекс поведения, установленный Тофаилом для переработки угощений в городе Куфе. И по правде говоря, Тофаил был отцом этих сокрушителей еды и венцом нахлебников.
И вот один из тысячи эпизодов из его жизни. Один житель города пригласил своих друзей, чтобы отведать вместе с ними блюдо из прекрасно приготовленной рыбы. И вот в дверях послышался всем известный голос Тофаила, говорящего с рабом-привратником.
И тогда один из гостей воскликнул:
— Да сохранит нас Аллах от этого сокрушителя еды! Вы все знаете невероятные способности Тофаила, поэтому давайте поспешим уберечь этих прекрасных рыб от его зубов — спрячем их в углу комнаты, оставив на подносе только очень маленьких рыбок. И когда он съест маленьких, поскольку есть ему будет больше нечего, он уйдет, а мы будем лакомиться большой рыбой.
И поспешно большая рыба была отложена в сторону. И затем вошел Тофаил и, непринужденно улыбаясь, бросил всем: «Салам!» И, услышав в ответ: «Бисмиллах!», он протянул руку к подносу, но, увы, там были только никчемные недоростки. И гости, радуясь своей задумке, сказали ему:
— Эй! Господин Тофаил, что ты думаешь об этих рыбах? Кажется, это блюдо тебе не нравится.
Он же ответил:
— Уже долгое время я в плохих отношениях с рыбным семейством, я очень зол на них, потому что мой бедный отец, который утонул в море, был ими съеден.
И гости сказали ему:
— Хорошо, теперь у тебя есть прекрасная возможность отомстить за своего отца, съев этих малышек.
И Тофаил ответил:
— Вы правы, но подождите! — И он схватил одну из рыбок и поднес ее к уху. А его ненасытный глаз нахлебника уже заметил отодвинутый в угол комнаты поднос с большой рыбой. И вот, казалось бы, внимательно прислушавшись к маленькой жареной рыбке, он внезапно воскликнул: — Вот это да! Знаете, что мне только что сказал этот малыш из мальков?
И гости ответили:
— Нет, клянемся Аллахом! Откуда нам знать?
И Тофаил сказал:
— Ну знайте тогда, что он сказал мне следующее: «Я не был свидетелем смерти твоего отца, — да пребудет он в милости Аллаха! — да я и не мог этого видеть, поскольку я слишком молод, меня тогда и на свете не было». Затем он прошептал мне на ухо следующие слова: «Возьми лучше ту красивую большую рыбу, которая спрятана в углу, и отомсти за себя, ибо это и есть одна из тех, что когда-то набросились на твоего покойного отца, и именно они его и съели».
Услышав эти слова Тофаила, гости и хозяин дома поняли, что их хитрость была разгадана нахлебником. И они поспешили подать прекрасную рыбу Тофаилу и сказали ему со смехом:
— Ну съешь ее тогда поскорее и пусть она вызовет у тебя несварение желудка!
Затем молодой человек сказал своим слушателям:
— А теперь послушайте печальную историю прекрасной рабыни судьбы.
ВЕЛЕНИЕ СУДЬБЫ
Летописцы и хронисты рассказывают, что третий из аббасидских халифов, эмир правоверных Мухаммед ибн Мансур аль-Махди[95], умирая, оставил трон своему старшему сыну Мусе аль-Хади, которого он не любил и к которому даже испытывал сильное отвращение. Однако он ясно дал понять, что после смерти аль-Хади непосредственным преемником власти должен стать его любимый сын Гарун аль-Рашид, а не старший сын аль-Хади.
Но когда аль-Хади был провозглашен эмиром правоверных, он начал с растущей завистью и подозрением наблюдать за своим братом Гаруном аль-Рашидом, и он сделал все, что мог, чтобы лишить Гаруна права на наследство. Однако мать Гаруна, проницательная и преданная аль-Хайзуран, никогда не переставала пресекать все интриги, направленные против ее сына. И в конечном итоге аль-Хади возненавидел ее, как собственного брата, и он смешивал их обоих в одном своем злобном чувстве и только и ждал возможности заставить их исчезнуть.
И вот однажды аль-Хади сидел в своих садах под богатым куполом, поддерживаемым восьмью колоннами, у которых было четыре отверстия, и каждое из них выходило на одну из точек в небе. У его ног сидела его любимая прекрасная рабыня Гайда, которой он владел всего сорок дней. И еще рядом был музыкант Ишах ибн Ибрагим из Мосула. И любимица аль-Хади в этот момент пела под аккомпанемент самого Ишаха. И халиф подрагивал от удовольствия ногами, так ему было приятно. Наступала ночь, и луна взошла между деревьями, и вода журчала в тени под деревьями, и порывы ветра мягко вторили ей.
И вдруг халиф, потемнел лицом и нахмурился. И вся его веселость исчезла, и мысли его стали черными, как осадок на дне чернильницы. И после долгого молчания он сказал глухим голосом:
— У каждого своя судьба. И ничто не остается, кроме жизни вечной. — И он снова погрузился в зловещее молчание, которое внезапно прервал, воскликнув: — Скорее позовите сюда Масрура, меченосца!
А именно этот Масрур, исполнитель мести и гнева халифа, был опекуном аль-Рашида в детстве и носил его на руках и на плечах своих. И вскоре он прибыл и предстал перед аль-Хади, который сказал ему:
— Немедленно пойди к моему брату
