Палач, демон и принцесса - Александр Бережной

— Она меняющая облик с позволения Ока Ночи. Ты страшнее. Я служила Проклятию, я знаю, — ответ был произнесен очень неуверенно — старушка явно не очень хорошо знала этот диалект.

Омега беззвучно пошевелил губами. В глубине его памяти ворочались блоки информации, подаренные странником. Сопоставив мягкое «р» и допущенные в речи ошибки, беловолосый перешел на другое наречие:

— Ты конечно права, я страшнее. Служила Проклятию? Ты говоришь о Черном Пла… Какого хрена?! — лицо удалось спасти, и вместо этого горячий чай растекся по плечу.

— Не называй его истинную сущность! — либо второй выбор языка был правильным, либо у бабки от ярости открылся дар полиглота. Морщины на ее лице стянулись, обнажая редкие желтоватые зубы, — Тебе мало, что Проклятие забрало твои ноги и руку?!

— Не шипи, старуха! Я о Черном Пламени, — Омега поймал брошенную в него чашку, — Знаю больше, чем ты! Радуйся, что мне нужен твой талант! — пальцы сжались, и деревянная посудина исчезла в короткой черной вспышке. У зеленокожей старухи отвисла челюсть. Некоторое время она смотрела на демона, и наконец ей удалось выдавить:

— К-как… — голос звучал настолько сипло, что Омега поморщился и движением ладони заставил кувшинчик подлететь ко рту орчанки:

— Пей! Еще не хватало, чтоб в твоей груди все затихло… — изогнув кисть, демон молча смотрел, как наклонившийся кувшинчик осторожно льет напиток в горло Эскары. Дождавшись, когда та сделала несколько глотков, он заставил посудину наполнить и свою чашу.

— Почему ты еще можешь взывать к нему? Если уж проклятие забрало твои члены, то еще раньше оно должно было выжечь твой дух? — голос старухи вернулся в норму, однако на лице по-прежнему красовалась смесь изумления и ужаса. Беловолосый пожал плечами:

— Тебе не к чему это знать. Важно другое — о Черном Пламени я знаю больше тебя, — орчанка сморщилась, но стерпела, — И то, в каком виде я сейчас, — левый рукав красноглазого неожиданно обвис, словно скрытая под ним конечность исчезла только что, а не несколько дней назад, — на самом деле показывает, насколько я силен. От любого другого на моем месте не осталось бы даже праха.

— Не гневи духов пустой похвальбой, — покачала головой старуха, — Проклятье не отпускает свою добычу. Ты сумел вставить нож между его челюстей, но оно все равно продолжает пожирать тебя, только медленно. Даже если бы я не оставила служение, я бы не смогла тебе помочь. Чего ты хочешь от меня?

Омега хмыкнул, заставив свой рукав выглядеть так, словно левая рука по-прежннему на месте, просто засунута в карман. Зрачки расширились, словно пытаясь втянуть в себя собеседницу:

— Оставила служение? Как давно?

— Очень давно… Еще перед тем, как вышла замуж.

— Забавные вещи ты слышат мои уши… Вот значит, как ты дотянула до таких преклонных лет. Обычно Благословленные либо столько не живут, либо не выглядят на свои годы…

— Благословленные?

— Да… Благословленные Черным Пламенем, — демон слабо улыбнулся, — есть места, где способность его призвать называют даром. Но не будем говорить о вечности, когда отара разбегается… — Омега на мгновение замер, гадая, сколько еще поговорок странник умудрился запихнуть в его голову. Потом встряхнулся и продолжил:

— Есть ритуал, который спасет мою шкуру. Но один я не справлюсь. И не нужно мне говорить, что ты оставила служение. Черное пламя — это абсолютное разрушение. Уничтожение всего. Служить ему — глупость, кратчайший путь к безумию. Но его можно использовать.

Коготь на указательном пальце Омеги удлинился, и демон со скрипом провел на столешнице глубокую черту. Накрыл отметину ладонью, и медленно провел в противоположно направлении:

— Например, можно уничтожить прожитые твоим телом годы.

Старуха молча смотрела на снова ставшую чистой поверхность стола.

— Подумай об этом. Ты умираешь. Каждый день ты чувствуешь, что небытие поглощает тебя. Ты чувствуешь, что сердце бьется все медленнее, что ты обращаешься в тлен, в прах. Бессилие и отчаянье усиливаются с каждым мгновением. Пока ты еще держишься, но надолго ли тебя хватит? Помоги мне, и я избавлю тебя от этого.

Орчанка молчала. Демон встал.

— Я не требую ответа сейчас. Я не требую, чтобы ты согласилась на сделку со мной. Но в качестве демонстрации своей честности я сообщу тебе, что знаю о твоих потомках.

Когда-то голубые старушечьи глаза впились в багровые сумерки взгляда Омеги.

— Твой сын погиб на таком же алтаре, что расположен под нами, далеко в горах к восходу отсюда. Твоя внучка погибла на одной из вершин Опор Мира, далеко к полуночи. В обоих случая я узнал об этом слишком поздно, и уже ничего не мог сделать. Об остальных мне неизвестно.

Старуха всхлипнула и обхватила себя за плечи. Беловолосый подошел к люку. Повинуясь невидимым для обычного глаза жгутам силы, крышка откинулась. Демон сделал шаг, но его остановил голос зеленокожей:

— В очень немногих племенах Великой Степи есть семьи, несущие способность служить Проклятию. Их боятся и уважают, потому что служитель Проклятия может направить эту силу на головы врагов даже ценой собственной жизни, и никому не будет спасения. Я отказалась от этой ноши, выбрав мужа и детей… — старушечьи пальцы с хрустом вдавились высохшую плоть, — и не жалею об этом. Но сейчас я должна спасти тех, в ком моя кровь. Даже ценой собственной души… Я согласна на сделку с тобой, демон.

Омега замер перед разверзнутым провалом в подвал, не оборачиваясь к зеленокожей. Его губы раздвинулись, обнажая ряды острых костяных лезвий:

— Я, демон по имени Омега, согласен на сделку с тобой, Ате Олла Эскара, Благословленная Черным пламенем. Договор заключен. Выспись, мы поговорим утром.

Беловолосый сделал шаг вперед, и серый плащ зашелестел, сопровождая падение своего владельца в лишившиеся хозяек подземелья. Крышка люка с грохотом захлопнулась, оставив сгорбленную старушку наедине с ее нерадостными думами.

Айшари снилось, что она снова внутри разума Омеги. Только на этот раз не было сцены, перед которой толпились части разума наставника, а множество окон в окружающем это столпотворение мареве. В окнах сменяли друг друга всевозможные пейзажи, схемы и картины. Тело практически не ощущалось, лишь странное покалывание в ногах. Да левая рука занемела от кончиков пальцев до самого плеча. Еще одно отличие заключалось в том, что девушка смогла различить одну из фигур рядом. Это был Шиду, и легкое удивление читалось во взгляде, которым ученик палача скользил по сторонам, пытаясь рассмотреть источники голосов. Встретившись с ним глазами, эльфийка приложила палец к губам — если Омега их почувствует, то выкинет из своей головы, как в прошлый раз.

В толпе между тем оживленно спорили:

— Все равно душу старухи надо сожрать! Иначе такими темпами, — во всех окнах возникло схематичное изображение человеческого тела, рука и ноги которого были залиты чернотой. Вместе с колонками цифр и непонятных знаков эта чернота постепенно заполняла силуэт, — осталось не больше четверти цикла…

— Какого, мать твою, цикла?!

— Оборота вокруг светила, — одна из картинок изменилась, и Шиду опознал трехмерное изображение кружащейся вокруг звезды планеты. Айшари прикусила губу. Он так и не излечился полностью! Даже больше, похоже на то, что раны гораздо серьезнее, чем он предполагал. Девушка чувствовала вину, которая, объе боролась внутри нее с другими, более сложными эмоциями. Там была и взбодренная новостью неприязнь к наставнику, и опасение за исход будущих сражений… И сочувствие. Вот почему пропало множество мелких жестов, которые Омега проделывал пусть и по привычке, но с удовольствием потягивающегося на солнце кота… Айшари одернула себя — нельзя быть настолько милосердной, чтобы сочувствовать к демону.

— Даже отдав эту душу черному пламени, всего лишь удастся купить немного времени. Лучше вернуться к первоначальной идее и провести ритуал.

— Именно! Жадность сродни глупости! Ну и что, что она сама принесла свою душу на блюдечке, это что, повод ее сразу забирать?!

Девушка ощутила, как вина стала гигантом, безжалостно давя прочие карлики чувства. Помимо ран наставника, на ней кровь родни старой Орчанки. И пусть она дикарка, но она тоже чувствует боль… И теперь эта боль ведет Эскару прямо в когти наставника. Можно ли это предотвратить?

Ее отвлекла длинная и эмоциональная тирада на языке, которого никто из учеников демона не понял. Голоса, смолкшие на время сольного выступления, заполнили пространство вокруг смехом — от истеричного хихиканья до громового хохота. Сквозь смех прозвучало:

— Ага, отлично… хотя с тем, что она карга, поспорить нельзя, но это временно…

— Угу, скоро трупом станет… Или наоборот, это как повезет, — новый взрыв хохота.