Погоня на Грюнвальд - Константин Тарасов

Но на этом же сейме император объявил свое решение о земельных и пограничных спорах Тевтонского ордена с Польшей и Великим княжеством. Ягайла ожидал возвращения Поморья и других занятых немцами польских земель, получал же он только двадцать пять тысяч дукатов откупа. Поморье Сигизмунд оставлял за орденом. Жмудь передавалась во владение Витовта лишь на время его жизни, а затем навсегда возвращалась ордену; Витовту запрещалось строить на жмудских землях замки и укрепления.

Посольства короля и великого князя ответили на такое решение Сигизмунда резко, надежды заполучить в крестовый поход поляков и полки Витовта развеялись сразу же. Наоборот, возникла угроза новой войны с орденом.

Летом к границам Чехии стянулись немецкие отряды, и Сигизмунд повел крестоносцев брать столицу и трон. 14 июня в сражении на Витковой горе близ Праги рыцари были разбиты войском Яна Жижки.

И все же Сигизмунд, не откладывая дела до будущих сражений, короновался в замке Карлштейн. В Чехии появился непризнанный народом король. Тогда вожди гуситов решили заручиться помощью сильных соседей и предложили чешскую корону Ягайле. Польский король, боясь входить в конфликт с римской курией и не испытывая добрых чувств к самим гуситам, отказался. Чешское посольство направилось к Витовту, тот согласился принять корону и юридически стал чешским королем.

Гуситы ожидали от приглашенного ими короля реальной военной помощи, но для Витовта послать в Чехию полки с окатоличенных литовских земель означало бросить вызов римской церкви. Надо было находить другой выход. Витовт направил к чехам своим наместником Жигимонта Дмитриевича Корибута, князя православной веры, который водил в Грюнвальдскую битву новгород-северский полк. Православная церковь и церковь гуситов были во многом схожи: обе противостояли католичеству, не признавали торговли индульгенциями; низовое православное духовенство, как и гуситское, жило в скудости. Между чехами и славянским населением Великого княжества не существовало языковой преграды, этническое и языковое родство способствовало быстрому взаимному пониманию и сочувствию. Все это и учел князь Витовт. Он объявил на Руси Литовской – Витебщине, Смоленщине, Волыни, Подолье, Полоччине и Брянщине – набор ратников в войско Жигимонта Корибута. Идти или не идти в поход решалось по личной охоте.

Весть о призыве в отряд, отправляющийся в Чехию, пришла в Волковыск на крещенье. Юрий и Еленка как раз поминали в этот день мать, убиенную крыжаками ровно двенадцать лет назад.

Сразу объявилось немало охотников. Юрий, услыхав от тиуна о сборе дружины для Корибута, тоже решил ехать. Решил и задумался: страшно было оставлять в одиночестве Еленку. Одно дело, когда Погоня, когда все идут, другое – сказать несчастной Еленке: «Можно не идти, но иду». Она спросит со слезами в глазах: «А я как? Ведь у меня нет никого, кроме тебя!»

Прошли годы, у Софьи с Андреем после Ванютки родилось еще два сына. А они с Еленкой жили бездетно. Часто Юрий видел в глазах жены тоску отчаяния, пугающую его усталость – душа ее мучилась, заполнением жизни были не дети, а бесконечные мысли о них, неисполненное желание, с каждым годом уменьшавшаяся надежда, разрушаемая временем мечта. Она говорила ему: «Мне горько, Юрий! Я сама обманута жизнью и тебя обманула. Зачем мать заплатила жизнью, чтобы я здоровой сидела на лавке? Зачем мне жизнь, если я не могу дать новой?» Часто он заставал ее в такой глубокой сосредоточенности, что она не чувствовала, как он рядом садится. Потом она словно пробуждалась, на его вопросы отвечала: «Не знаю, где я сейчас была. Что-то искала. Что-то утерянное». И вот теперь сама спросит: «Зачем уезжаешь?» Что ответить?

Ночью он не спал, обдумывал, как объяснить, что тянет его к Корибуту. Да разве к Корибуту, думал он. И не ради Витовта. И какой из Витовта король для чехов. Слава Витовта прельстила: Ягайла – польский король, он – чешский, сравнялись. Нет, не ради великого князя пойдет. Увидеть хочется то, о чем люди рассказывают. Нет в Чехии короля, нет великого князя, а страна стоит. Народ сам управляется; бедные земаны, простые воины, навроде покойного Гнатки, войско водят в бой, и ничего крестоносцы сделать не могут. Весь народ восстал, не кесаря слушают, своих полковников и попов слушают. Все равную нужду терпят, зато в правде живут, по Христовым заветам. Говорят, есть и такие, кто учит, что нет бога, нет ангелов, апостолов и святых на небе, а все в душе человеческой: кто добр – в том бог, кто зол – в том дьявол. Там Гус и Иероним на костер взошли, и они не менее Христа святы. Есть там города, где люди живут, отдав все свое в общую казну, изгнав из души жадность и зависть. Вот что хотелось увидать – осуществленный в людях дух евангельский. Ясно, что дьявол против, он в немцев вселился: людей живьем жгут или в колодцы, где руду добывали, пленных гуситов бросают, слушая, как летит из глубины предсмертный крик и стук разбитого тела. Тут и без княжеского призыва надо идти – совесть зовет, она всех сильнее. А уехать – Еленка останется одна, кто ее пожалеет в ее несчастьях?

Тьма ночная в избе, тишина крещенской ночи. И видятся вослед думам невиданные города, неизвестные лица с благостью в глазах, толпы радостных горожан, черные дыры рудных колодцев, босые проповедники перед рядами ратников, мечи крыжаков, копья гуситов – свободных людей, отвергших терпение, как ложь, созданную дьяволом. – Не мучайся,– сказала вдруг Еленка. – Уезжай...

– А как ты?

– Буду ждать. Мы с тобой и врозь неразлучны.

Через неделю дружина волковысцев в три десятка конных выбралась на Брест, куда сходились все охотники – пинчуки, смоляне, мстиславцы, оршане. Пришли отряды из Витебска и Полоцка, но Андрея среди полочан не было. Из Бреста пошли через Люблин в Краков, где было назначено сборное место всего войска Жигимонта Дмитриевича. Сошлось более четырех тысяч литвинов, и еще присоединились к ним под тысячу поляков. В начале апреля выступили в дальний путь – по Силезии, по Моравии и Чехии в город Часлав, где Жигимонт присягнул на верность гуситам, а весь отряд на виду чехов причастился вином и хлебом в знак братских чувств и единоверия. 16 мая вошли в Прагу.

Хотя Корибут объявил себя правителем Чехии от имени короля Витовта, а пражская управа признала его, скоро прояснилось, что власть наместника за пределами Праги не действует, да и в самой столице народ крепко расколот. Богатые бюргеры хотят свое отстоять, подмастерья желают своей власти, и при удобном случае друг другу головы сносят. В марте коншелы из богатых убили в ратуше Яна Желивского и еще двенадцать близких его друзей. Рубили им головы на плахе во дворе. Кровавый ручей, потекший из-под ворот по камням улицы, остановил прохожих. Ударили в набат. Ремесленники взяли ратушу с боем, увидали порубленных, и началось отмщение. Назавтра избрали своих коншелов, верных слову Желивского. А он был против призвания Витовта на чешский трон, ибо, учил он, все правители от Сатаны. Если император Сигизмунд – апокалиптическое чудовище, дракон с семью дьявольскими коронами, то все прочие короли, князья, епископы – клопы на теле народа, пьющие его кровь, принуждающие к труду на себя. И Витовт будет угнетать. А жизнь держится на крестьянах, они движут народ, сам народ и должен собой управлять.

Жигимонт Дмитриевич, долго не размышляя, провел переизбрание коншелов; пришли в городскую управу угодные – из богатых чашников. Но Прага – еще не вся Чехия, в Праге чашники держат верх, в Чехии – табориты. Однако и они минувшей зимой раскололись на Табор Большой и Табор Малый. Во главе Большого – Ян Гвезда, во главе Малого – Ян Жижка. Гвезда хочет чашников силой побороть, Жижка хочет всех вместе объединить. Корибут сидел в Градчанах как на угольях: если табориты не захотят его признать – кем править? Но в июне подошли к городу войска Жижки. Жигимонт Дмитриевич вместе с пятитысячным отрядом выехал им навстречу.

Жижка встретил их верхом впереди своих полевых общин. Старый гетман таборитов был слеп. Левый глаз, как знали все в отряде Корибута, ему выбило стрелой в Грюнвальдской битве, правый – стрелою же год назад, при осаде замка Раби; тут уж не немец стрелял – чех. Пустые глазницы Жижки были прикрыты пришитыми к шапке навечьями. Корибут приблизился и, поклонившись, приветствовал седого осанистого старика, назвав его отцом. Жижка стронул коня и, как зрячий, остановился обок Жигимонта. За его спиною остановилась легкая чешская конница, а дальше —ряды грозной крестьянской пехоты.

Юрий видел, как рука Жижки поднялась и пальцы легко ощупали лицо князя. Когда гетман объявил о согласии видеть Корибута правителем и в чешских общинах чуть приметно ослабились ряды, Юрий искренне, до ликования, возрадовался: признаны! Вот стоят они, пять тысяч пришедших сюда своей волей людей, и с этого часа словом слепого полководца превращаются из охраны наместника, из чужаков в братьев, равных с народом в отыскании правды.