История Рай-авеню - Дороти Уннак

Она бросила взгляд на исповедальню и вспомнила детские голоса: «…я семь раз помянула имя Божье всуе, была непочтительна к матери, шлепала сестренку, ругалась и вела себя отвратительно».

Это место было ядром ее юности. В течение жизни она совершила два больших греха: не исповедалась до конца в том, что принимала участие в убийстве человека, а также в том, что сделала аборт. Она успокаивала себя и находила рациональное объяснение тому и другому событию, но в этот миг сама статуя Божьей Матери смотрела на нее с упреком. Всепрощающая фигура на Кресте страдала за ее грехи.

Но она больше не была ребенком, и церковь не играла в ее жизни такой большой роли. Даже это венчание с Майком было лишь жестом. Они хотели угодить ее родителям.

В церкви было много тех, кто хорошо знал ее с детства, а также людей из окружения ее отца, которые пользовались большим уважением в обществе. Тут были родственники Майка и его друзья. Задумавшись о прошлом, Меган оступилась в темноте или запуталась в шлейфе и неожиданно упала в проходе церкви, лицом вниз.

Раздались возгласы, воцарилась напряженная тишина, а Фрэнки кинулся к ней на помощь. Майк Келли оставил свое место у алтаря, подбежал к ней, поднял и обнял своими сильными руками. Держа ее в объятиях, он повернулся лицом к изумленным гостям и обратился к ним со словами, которые навсегда сделали его другом отца Меган: «Меган и я будем всю жизнь носить друг друга на руках. Сейчас моя очередь, поэтому я понесу мою невесту к алтарю».

Так началась эта счастливая свадьба.

Глава 15

Чарли О’Брайн предпринял нечто такое, что удивило его родственников и друзей. Все это не относилось ни к поиску своих родственников-евреев, ни к принятию иудаизма.

Он поступил в пожарную дружину города Нью-Йорка. Его отец и оба брата считали, что пребывание в Европе во время войны не пошло Чарли на пользу. Он уже не был тем покладистым и добродушным парнем, каким они его знали раньше.

Отец настаивал, чтобы Чарли хорошо подумал о своем будущем. Он ведь, в конце концов, католик и крещеный. То, что он намеревался предпринять, было глупостью. Даже его родственники-евреи так считали.

Эти родственники-относились к Чарли подозрительно — особенно те, кто был постарше, братья и сестры его матери. Да, они могли сообщить ему имена и адреса, но чего он добивается в конечном счете?

Сестра его матери, Риа, та самая, которая единственная из всей семьи поддерживала с матерью связь, давно умерла от рака. Рак и сердечные заболевания преследовали эту семью. Младшая сестра матери, Гариет, выглядела старше нее и не была похожа ни на кого из тех, кого знал Чарли. Это была невысокая плотная женщина, постоянно носившая грязный фартук и свитер. На голове у нее всегда шерстяной платок. Обслуживая клиентов в своем рыбном магазине, она окидывала Чарли подозрительным взглядом:

— Я почти не помню ее — Мириам, Мири. Я была тогда совсем маленькая. Она ушла из семьи, почему я должна помнить ее? Я была ребенком, лет на десять моложе. А ты? Ты зачем пришел сюда?

Двоюродные братья и сестры. Его ровесники. Глядя на их лица, он мог бы сказать, что они его родственники.

Его кузен Арти Крамер, ветеран морфлота, только что купил дом с участком земли в Нью-Джерси. Он слышал о своем кузене Чарли и рад с ним встретиться.

— Боже мой, — сказал он, — у меня есть еще один двоюродный брат, который очень похож на тебя. Ты похож на тех ирландских ребят, которые все время били меня, когда мы жили в Квинсе.

Арти был раввином, который во время войны служил в морфлоте и был капелланом. После обеда, приготовленного женой Арти, состоящего из кошерной пищи, которую с ними разделили и дети (их было трое), мужчины уединились в небольшом саду за домом. Они сидели друг против друга, изучая один другого.

— Да, — говорил Арти, — мы потеряли родственников во время войны. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Все евреи, которые перебрались в Америку, оставили в Европе каких-то родственников. Но скажи мне, Чарли, в чем дело?

Чарли не сразу заговорил с ним о том, что видел и пережил, находясь в немецком концлагере. Арти пожал плечами:

— Да, все это могло подействовать на тебя ошеломляюще, не сомневаюсь. Ты этого никогда не забудешь. Но становиться из-за этого евреем…

— Моя мать не изменила своей вере, поэтому я родился евреем.

— Но тебя крестили и воспитывали как католика. Чарли, не спеши с этим. Попробуй найти ответы в своей религии. Держу пари, что ты просто соблюдал обряды, но никогда не был по-настоящему религиозным человеком. Я согласен с твоим отцом. Обратись к своей религии. Сначала реши, что ты ищешь. Ты хочешь найти Бога? Он существует повсюду. Хочешь избавиться от ужаса, от чувства вины? Все мы виноваты — нас не коснулся этот кошмар. Подумай о том, каково будет жить уцелевшим узникам концлагерей. Итак, чего ты хочешь?

— Я хочу стать евреем, жениться на еврейке и воспитывать детей в еврейском духе.

Арти улыбнулся:

— Сначала разберись в том, что значит быть евреем. С фамилией О’Брайн, с полицейской внешностью, с братом, который является знаменитостью в католическом мире, Чарли, тебе лучше оставаться католиком. Если ты станешь евреем, то чуда не произойдет, просто…

— В католицизме всегда были свои святые. Люди, утверждающие, что они общаются с Богом, который сообщает им нечто. Может быть, тут какие-то отклонения психики и все это им только казалось, не знаю. Я никогда не разговаривал с Богом, но у меня чувство, что я должен быть евреем. Черт возьми, никогда не думал, что евреи будут до такой степени противиться тому, чтобы я стал одним из них.

— Мы не противимся, Чарли. Ты сказал мне, что уже изучаешь иудаизм. Не спеши. Если по истечении года по-прежнему будешь чувствовать необходимость перехода в иудаизм, то я с удовольствием подготовлю тебя к этому. Но не теперь. Не надо спешить. Договорились?

Солнечным апрельским днем Чарльз О’Брайн в возрасте двадцати одного года принял иудейское вероисповедание. Обряд происходил в храме Хиллел в пригороде Тиффани, штат Нью-Джерси.

Он сделал все, что от него требовали. Жил в уединении и беседовал со своим исповедником о своих религиозных переживаниях. Молился. Страдал. И наконец принял продуманное решение, от которого не собирался отказываться.

Его кузен, раввин Артур Крамер, ввел его в мир иудаизма. Его брат Джин написал ему из лепрозория. Он пытался разубедить Чарли, просил его подумать хорошенько, прежде чем принимать решение. Если после того, как проведет достаточно много времени в созерцании и заглянет в свою душу, он все так же будет настаивать на своем решении, то Джин станет молиться за него и просить Бога, чтобы тот благословил его. Хотя сам и не одобряет выбор брата.

Чарли был благодарен Юждину за то немногое, что тот мог дать ему. Он не ждал, что отец будет присутствовать в храме во время обряда обращения. Знал, что отец в недоумении и переживает по этому поводу, но не пытался разуверить Чарли. Он просто, как и Джин, просил его хорошенько взвесить все за и против.

В храме не присутствовали также его родственники по отцовской линии. Они расценивали поступок Чарли как смертный грех и не хотели иметь к этому никакого отношения. Но его сестра Меган специально отпросилась с дежурства в больнице Белеву, чтобы присутствовать на церемонии. Обняла его и сказала: она уверена в том, что брат обо всем хорошо подумал. Добавила, что любит его и гордится им.

Многие из его родственников по материнской линии пришли в храм, хотя и не все. Те, кто постарше, относились к этому событию скептически. Тут виной не столько Чарли, сколько реформаторство в иудаизме — мужчины теперь могли посещать храм вместе с женщинами, а служба велась на английском языке. Все это слишком по-американски, а истинно еврейского тут мало. Одетая в новое, светло-голубое платье и в фетровой шляпке того же цвета, его мать сидела в первом ряду вместе с Херскелями. Чарли мало говорил со своей матерью. В его семье вообще мало разговаривали. У матери всегда полно, всяких забот: она растила детей, вела хозяйство, работала медсестрой в больнице. У нее были свои обязанности в жизни — следить за тем, чтобы дети хорошо учились в школе, ухаживать за ними, когда они болели, готовить их к религиозным обрядам, устраивать праздники, когда они заканчивали школу. Потом пошли свадьбы и рождались внуки. А тут еще эта война и связанные с ней страхи. Она бывала рада, когда наступала Пасха или Рождество, хотя это не ее праздники. Она любила их, потому что тогда все дети собирались вместе. То, что происходило теперь, было не похоже ни на что происходящее с ней с тех пор, как она вышла замуж за красивого полицейского, Тома О’Брайна.

Чарли все ей спокойно объяснил. Его доводы шли от самого его сердца. Дело не только в тех ужасах, свидетелем которых он стал в концлагере. Чего-то не хватало в его жизни, и он постоянно ощущал это. Теперь он требовал, чтобы ему вернули то, что принадлежало ему по праву. Семье это не принесет вреда, она не распадется: ведь все они были уже взрослыми людьми. Им придется принять его таким, какой он есть.