Изгнанник - Жюльетта Бенцони

– Не слишком хорошо, мадам. Его беспокоят зубки, он плачет, почти не переставая.

В самом деле, малыш, всегда готовый доказать свое природное добродушие и обычно сговорчивый, на этот раз остался сидеть на руках у Жанны, обхватив ее одной рукой и засунув большой палец другой руки в свой маленький ротик. По его пухлым щечкам катились огромные слезы. Его матери всегда доставляло радость смахнуть эти слезки и приласкать его, но на этот раз ей даже не удалось взять его на руки. Как только она захотела его обнять, он отвернулся, уцепился покрепче за шею своей кормилицы и заголосил. Но Агнес настаивала:

– Иди же к своей мамочке, мой дорогой!..

Те же усилия и тот же результат. Тонкие брови мадам Тремэн высоко взлетели.

– Что с ним такое? – спросила она сквозь зубы. – В первый раз он отказывается пойти ко мне. Раньше он всегда успокаивался у меня на руках. А сегодня…

– Это просто каприз, мадам! Он с утра сегодня все хнычет! Наверное, у него болят зубки, бедный котеночек…

– Почему вы не даете ему корень алтея?

– Дело в том, что он у нас кончился. Я почему-то думала, что оставался кусочек, но в горшочке пусто…

– Могли бы и раньше это заметить! Немыслимо!.. Вы же знаете, что Потантен каждое утро ездит в Сен-Васт, он бы привез вам…

Нервными шагами она мерила комнату, скрестив руки на груди, сильно раздосадованная тем, что маленький сын отверг ее на глазах старого слуги, который только что был готов обвинить ее в том, что она недостаточно внимательна к своей дочери… Кормилица пыталась защищаться:

– Я не знала! Месье Потантен всегда уезжает так рано… И потом, я никогда не позволю себе приказывать ему…

Она и сама едва не расплакалась, а младенец в это время кричал все громче и громче. Это окончательно вывело Агнес из равновесия.

– Сколько разговоров из-за кусочка корня! Он сейчас же его привезет! Вот и все!

Она сказала это таким пренебрежительным тоном, что Потантен покраснел.

– С вашего позволения, мадам, я все-таки поеду в Варанвиль, – сказал он с достоинством, но без тени раздражения. – Что же касается корня алтея, то Виктор или любой другой из слуг вполне справятся с этим делом!

Сказав это, он величественно поклонился и вышел из комнаты, высоко подняв голову. Потантен был очень огорчен, даже расстроен; происшедшее приглушило в нем почтительное уважение и трогательную жалость, которые он раньше питал к супруге Гийома/Даже когда она выгнала на улицу своего супруга, он не осуждал ее, потому что видел, как она несчастна, смертельно ранена его поступком. Но теперь, после таких испытаний, которым были подвергнуты все, он не мог объяснить себе, почему она так злопамятна и почему продолжает хранить в сердце обиду. Может быть, она надеялась, что после всех перенесенных страданий он все-таки умрет? По тому, как она восприняла замечательную новость, светлую и чистую, как первый подснежник, показавшийся навстречу солнцу после зимних холодных дней, можно было подумать, что это так и есть! Может быть, она его ненавидит? В таком случае этой весной в Тринадцати Ветрах будет расти одна только горькая трава. В самом деле, пусть лучше дочь Гийома поживет пока среди забав; своего любимого Александра, теплых улыбок мадам Розы и вкусных пирожных Мари Коэль.

Одним рывком взгромоздившись на лошадь, Потантен ускакал так быстро, как будто за ним гнались. Он торопился поскорее увидеть счастливые лица, услышать возгласы радости, торопился, наконец, поделиться своей новостью с людьми, умеющими любить по-настоящему…

После его отъезда Агнес заперлась в своей комнате и приказала, чтобы ее не беспокоили ни под каким предлогом… Она знала, что Пьер Аннеброн не позовет ее, но даже и в этом случае Агнес не собиралась ехать к Гийому. Единственное, в чем она испытывала потребность, это в долгом раздумье о будущем, и только тишина наедине с самой собой могла подсказать ей совет.

В течение долгих часов – целый день и целую ночь – она оставалась неподвижной, сидя в кресле и укутавшись в плед. По необходимости Агнес сама подкладывала дрова в камин, никому не позволяя войти. Наступали времена – и все потому, что Гийом выжил! – которые будут полны сомнений и подозрительности. Где-то на берегу Олонды, уцепившись за свой клочок земли, сопротивляясь всем ветрам, проносящимся над ее головой, живет эта женщина, эта Мари, которую Гийом так любит, и кажется, она и не думает трогаться с места! И до тех пор, пока Мари будет оставаться там, над Тринадцатью Ветрами будет висеть самая страшная из угроз: увидеть, что как-то раз она придет и проникнет в этот дом как победительница, выгонит всех и воцарится в нем одна со своим отпрыском! Что угодно, но только не это!

Решение пришло само собой: надо заставить эту Тримэйн уехать навсегда, но если она будет упорствовать, следует ее уничтожить. Не важно, каким способом!.. Избавиться в любом случае и навсегда, даже если за это избавление придется заплатить вечным проклятием. Видимо, на этом свете стало слишком тесно для супруги и для всемогущей любовницы Гийома!

Ранним утром в комнате было холодно, огонь в камине потух, запас дров был исчерпан, зато Агнес выработала линию поведения.

Когда на звон колокольчика прибежала Лизетта, хозяйка приказала ей прежде всего вызвать Виктора. Затем заняться камином, принести что-нибудь на завтрак и согреть воды для ванны. Молодому слуге она поручила бросить, все дела, отправиться в Нервиль и привезти оттуда Габриэля. Но слуга запротестовал:

– Я не слишком-то хорошо езжу верхом. Кто-нибудь из конюхов, Симон, например, сделает это быстрее.

– Если я выбрала тебя, значит, так нужно. Габриэль тебя знает, и потом он не очень любит людей с конюшни. Ты продержишься в седле хотя бы лье? А на обратном пути ты будешь уже не один. Если вернешься быстро, я тебя отблагодарю.

– Это срочно?

– Ну, не настолько, чтобы ты рисковал сломать себе шею. Иначе твоя тетушка Клеманс никогда мне этого не простит. Поезжай шагом, если хочешь, но возвращайся! Это самое главное!

– Спасибо, мадам Агнес!

Когда он ушел, Агнес привела себя в порядок, выпила несколько чашек кофе с бутербродами, а затем устроилась за своим бюро, чтобы написать письмо. Она приложила много стараний, чтобы подделать почерк Анн-Мари Леусуа, чему ее когда-то научила Адель. Письмо было адресовано ее сопернице. Составить его было не так-то просто, но по окончании всей работы обманщица почувствовала удовлетворение – тон письма и стиль речи были характерны для этой старушки: в соболезнующих выражениях она уведомляла леди Тримэйн о смерти Гийома, тело которого было найдено недалеко от монастыря Ля Лютюмьер и похоронено в Тринадцати Ветрах рядом с могилой его матери. Она осторожно предупреждала: «Могу себе представить, как Вам бы хотелось приехать и помолиться на его могиле, но я настоятельно прошу Вас этого не делать. Здесь стало известно, что он к Вам вернулся, и потому многие настроены против Вас Пусть милосердное время успокоит Ваше сердце, и постарайтесь забыть…» Подпись тоже вполне удалась!