Графиня Де Шарни - Александр Дюма

— Вы попали в точку, мой дорогой!

— Так господин в маске — это?..

— Пять футов и шесть дюймов.

— Граф Луи…

— Ну же!

— Граф Луи де…

— Тес!

— Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы…

— Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса… Вы знаете историю царя Мидаса?

— Нет, ваше сиятельство.

— Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории. Он снова стал серьезным.

— Итак, на чем вы остановились? — спросил он.

— Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.

— Вы правы.

Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:

— Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер… это же граф Луи де Нар…

— Слушайте! — заговорил Калиостро.

Босир прервал свой монолог и стал во все уши слушать.

— Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.

Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы.

— Целью заговора было похищение короля, не так ли?

— Да.

— И препровождение его в Перону?

— В Перону.

— Ну, а средства?

— Денежные?

— Да, начнем с денежных.

— Два миллиона.

— Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?

— Не знаю.

— Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги — не все, нужны люди.

— Господин де Лафайет дал разрешение поднять легион и идти на помощь Брабанту, выступающему против Империи.

— Славный Лафайет! Узнаю его! — прошептал Калиостро.

И громко прибавил:

— Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.

— Есть и армия.

— Какая армия?

— В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.

— Хорошо!

— Первая войдет через ворота Шайо, вторая — через Рульские ворота, третья — через Гренельские. Колонна, вошедшая через Гренельские ворота, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, вошедшая через Рульские ворота, разделается с господином Байи.

— Хорошо! — повторил Калиостро.

— После этого они заклепают пушки, соберутся на — Елисейских полях и пойдут в Тюильри, а в Тюильри — наши.

— Как это ваши? А Национальная гвардия?

— Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии в четыреста швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: «Государь! Сент-Антуанское предместье восстало… карета готова… надобно бежать!» Если король согласится бежать — хорошо; если нет — его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.

— Хорошо!

— Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перону.

— Чем дальше — тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?

— В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут морским путем из Фландрии, а также из Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами германцев и двенадцатью тысячами сардинцев; объединившись в первый эскорт короля, они составят пятьсот тысяч численного состава.

— Кругленькая цифра! — заметил Калиостро.

— Эти пятьсот тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, настоящий король, снова займет трон своих отцов.

— Аминь! — бросил Калиостро. Он встал и продолжал:

— Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали, когда им больше нечего сказать — а вы ведь все сказали, не правда ли?

— Да, ваше сиятельство, пока все.

— В таком случае — до свидания, дорогой мой господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.

— Так, в Бельвю… А спросить графа Калиостро?

— Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзаноне.

— Барон Дзаноне?! — вскричал Босир. — Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего его высочество двумя миллионами.

— Вполне возможно, — отвечал Калиостро.

— То есть, как — возможно?

— Ну да. У меня много дел, и я совершенно забыл об этом. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.

Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньги, нежели у того, кто их занимает.

Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы он забыл, где находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним след в след; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.

Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как они разделились.

— В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?

— А вы?

— Ну, уж, во всяком случае, нам не по дороге.

— Я иду в Пале-Рояль, ваше сиятельство.

— А я — в Бастилию, господин де Босир. Засим оба господина расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул головой, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верри.

Глава 6

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГАМЕН ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО ОН В САМОМ ДЕЛЕ МАСТЕР МАСТЕРОВ И ВСЕОБЩИЙ УЧИТЕЛЬ

Читатель помнит, что король в присутствии г-на де Лафайета и графа де Буйе выразил желание повидаться со своим бывшим учителем Гаменом и попросить его помощи в одной важной слесарной работе. Он прибавил также — мы полагаем нелишним упомянуть об этой подробности, — что не помешает и опытный подмастерье, и они займутся этой работой втроем. Число «три», угодное богам, не вызвало неудовольствия и у Лафайета: он отдал приказание пропустить мэтра Гамена и его подмастерье в королевские покои и проводить их в кузницу, как только они прибудут.

Неудивительно поэтому, что несколько дней спустя после переданного нами разговора мэтр Гамен — а он уже отчасти знаком нашим читателям, ведь мы рассказывали, как утром шестого октября он с незнакомым оружейным мастером сидел за бутылкой бургундского в кабачке у Севрского моста, — итак, мэтр Гамен в сопровождении подмастерья, одетого, как и сам мастер, в рабочее платье, прибыл к воротам Тюильри; их без труда пропустили, они обошли королевские покои по коридору, поднялись по лестнице на чердак и, подойдя к двери кузницы, представились дежурному камердинеру.

Их звали: Никола-Клод Гамен и Луи Леконт. Они носили звания: первый — мастер слесарного дела, второй — подмастерье.

Хотя во всем этом не было ничего аристократического, Людовик XVI, едва заслышав их имена и звания, сам поспешил к двери, громко приглашая:

— Войдите!

— Идем! Идем! Идем! — входя в кузницу, прокричал Гамен с непринужденностью не столько сотрапезника, сколько учителя.

А подмастерье то ли был непривычен к общению с членами королевской семьи, то ли был наделен природой большим уважением к коронованным особам, в каком бы костюме они перед ним ни предстали или в какой бы одежде он сам ни был им представлен, — итак, ничего не ответив на приглашение короля и появившись на пороге кузницы спустя некоторое время после мэтра Гамена, подмастерье замер, сжимая в руках куртку и картуз, у самой двери, которую притворил за ними камердинер.

Возможно, ему даже удобнее было со своего места заметить, как радостно блеснули доселе тусклые глаза Людовика XVI, на что он ответил почтительным поклоном.

— А-а, вот и ты, дорогой мой Гамен! — воскликнул Людовик XVI. — Я очень рад тебя видеть. По правде говоря, я уж на тебя и не рассчитывал: я думал, что ты совсем меня забыл!