Везунчик - Виктор Бычков

Егор некоторое время молчал, прикидывая что-то в уме, и, наконец, решительно заявил:

– Ладно – ни вашим, ни нашим. Тащи!

– Жди меня во-о-он там, у коновязи, – показал рукой мужичок, и растворился в толпе.

Булыгин еще некоторое время потолкался по базару, и стал выдвигаться к указанному месту. В какое-то мгновение, он даже не заметил – когда, вокруг него появились три полицая, заломили руки, и поволокли из толпы.

– Вы что делаете, мужики? – попытался, было, еще сопротивляться, и тут же получил сильнейший удар прикладом в спину.

А его уже вывели в переулок, прижали спиной к стене какого-то сарая, и опытные руки полицаев начали обыскивать, выворачивать карманы.

По опыту он знал, что в таких случаях надо молчать, полностью подчиниться, что он и делал, безропотно выполняя все команды.

– Да у него ничего нет! – более молодой растерянно смотрел на своих товарищей, не понимая, в чем дело. – Как же, Плющ ведь говорил?

– Вы скажите, что ищете, и я помогу вам? – Егор сделал вид, что ничего не понимает.

– Пошел вон, – старший сильно толкнул его от себя, грубо заматерился. – Твою гробину мать! Кто-то из них нас надул! Ну-у и хва-а-аты!

Булыгин не заставил себя ждать, и тут же бегом пустился к рынку.

Плюгавый сидел на мешке картошки в условленном месте, у ног стоял куль муки.

Егор зашел сзади, ладонью левой руки закрыл ему рот, а потом резко и сильно крутанул голову набок, немного вверх. Такому приему его обучили еще в той жизни на занятиях в комендатуре. Вот и пригодилось. Раздался хруст сломанного позвонка на шее. Мужичок даже не дернулся, сразу обмяк. Прислонив его к забору, нахлобучил на голову слетевшую шапку, забросил на спину мешок картошки, муку пристроил подмышки, и степенно, неторопливо пошел на выход с рынка в сторону дома. Баба Мотя бежала следом, не отставая, постоянно крестясь и приговаривая:

– Царица Небесная! Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!

– Вот что, бабуля, – когда уже отошли на достаточное расстояние, Булыгин повернулся к бабушке. – Все что ты видела, должно уйти с тобой на тот свет! Ты меня поняла?

– Господь с тобой, Егорушка! Неужто я непонятливая? Будь спокоен, я – могила! – для пущей убедительности она несколько раз перекрестилась, осеняя и себя и Егора крестным знаменем.

– Не потеряла, что я тебе отдавал?

– Как можно, касатик, – бабушка преданно смотрела в глаза попутчику. – Хорошо спрятала, не волнуйся!

– Тогда пошли.

Больше за дорогу они не проронили ни слова, а Булыгин еще и еще раз прокручивал в памяти только что происшедшие события.

«И полицаи, и этот Плющ – одна шайка-лейка, – сделал для себя вывод. – Тут важно просчитать наперед: кто правильно просчитает, тот и выиграет. Вот моя и взяла! Хорошо, успел бабе Моте скинуть золотишко, а так бы остался ни с чем. Жаль, конечно, что старушка все видела. Но не беда – она не проблема. Если что, можно убрать. А сейчас припугнул маленько, будет молчать. Она не дура, все понимает».

Пока дошли до дома, Егор запарился, пришлось даже расстегнуть фуфайку. Зато, какая радость была на лицах его женщин!

Баба Мотя взяла продукты под свой строгий контроль.

– Когда еще такой фарт выпадет, неведомо, – объясняла он свою позицию за столом. – С дури можно и за день съесть, да нам еще жить да жить надо.

– Ты, это, не забывай, какая пора года во дворе, – Булыгин уже умылся, и растирал лицо полотенцем. – Наперед тоже смотреть надо. На семена бы отставить.

– Что ж ты так, Егорка, бабушку обижаешь? – укоризненно покачала головой старушка. – Я, милок, уже перебрала картошечку, прощупала, и семенную отложила в сторонку – пускай прорастает. Потом по каждому росточку порежем, да и в земельку. А уж она, родимая, свое дело сделает, будьте уверены! Так что, не обижай свою бабушку, Егорушка!

Картошку не чистили, а хорошенько вымывали, мелко крошили с кожурой, и так использовали для «навару» в крапивное варево. Иногда старушка впускала туда ложку-другую муки, и тогда оно становилось тягучим, клейким, но съедобным. Хорошо, что с прежней работы квартиранта она умудрилась скопить небольшую торбочку соли – вот теперь и пользовалась ею без жадобки.

– Бабушка, – умоляла ее Даша, – Вы бы хоть поменьше солили, а то от соли рот не закрывается!

– Э-э, внученька, соль воды просит, а не еды. Больше водички попьем, меньше картошечки да мучицы съедим, – оправдывала она свои кулинарные пристрастия. – Когда еще на хорошие продукты взобьемся? Так что, терпите, бабушку свою ругайте, если вам от этого легче, но кушайте на здоровье.

Егор каждый день искал себе работу: в последние дни лопатой перекапал огород, вместе с бабой Мотей определили место под картошку, грядки. Хитрая старушка припрятала горсточку гороха, горсточку фасоли, и сейчас с видом победителя Гитлера расхаживала по вскопанной земле, распоряжалась. Перед этим на семейном совете решили выменять несколько фунтов муки на семена лука, огурцов, капусты, морковки, или чего другого, что можно будет достать на рынке.

– Ты, сынок, забор хороший поставь, – наставляла она Егора. – Не равен час, глаза завидущие узреют, с земли выроют.

На пепелище у соседей очень хорошо росли и крапива, и лебеда. Бабушка оберегала эти плантации, старалась ни кого туда не пускать.

– Ступайте с Богом, – отгоняла она чужаков. – У самих ребенок, не знать, как его спасти. А так до тепла, может, и дотянем.

Булыгин молча наблюдал за этим, не вмешивался. Последнее время все чаще стали приходить тяжкие мысли, бередили душу.

Ведь, готовился, все продумал, а, выходит, не все учел. Как хотелось оставить в той, прошлой, жизнь все нехорошие свои дела, начать жить с чистого листа, чтобы без убийств, без крови. Исчез, умер, растворился где-то в пространстве Антон Степанович Щербич, а с ним и исчезло все то, что его сопровождало: и сошедшая с ума мама, и тетка Соня Дроздова, и Машка Маслова, и Петраковы, и дядя Кирюша. Да всех и не упомнишь. А не получается.

Вот тот случай на рынке: вроде, как хотел все по-честному, по-хорошему, без трупов, без крови. А бабу Мотю с собой зачем-то сразу взял? Значит, где-то подспудно, помимо своей воли уже планировал такое дело, не исключал, что придется пойти на крайние меры? Или уже был готов к ним? Да-а! Не хорошо, Егор Кондратьевич, не хорошо!

Егор в очередной раз казнил, корил себя, и снова давал себе клятву измениться, стать совершенно другим человеком. И опять сам себе не верил. Даже пытался найти оправдание своим поступкам, и, как ни странно, находил.

Даша осталась в этом доме дожидаться своего отца: раз они расстались здесь, здесь должны и встретиться. Все верно. Ее надо готовить себе в жены. Успеть бы до прихода отца. Да кто сказал, что он вернется? Это еще бабушка надвое гадала. А даже если и так, а они уже муж и жена? Важно сейчас не отпугнуть ее от себя, приручить, сделать полностью зависимой. Баба Мотя мешает. Судя по всему, старушка она прожженная, может даже стать помощником. Ведь после того похода на рынок как будто стала еще больше уважать, прислушиваться к нему. И не одного глупого вопроса. Это многого стоит.

А девчонка похорошела, куда девалась та синева лица, что были еще месяц назад. Появился даже румянец. Баба Мотя как будто знает о его планах, и подкармливает ее, подкладывает лучшие кусочки. Егор не раз ловил себя на том, что тайком любуется ею, ее фигуркой, грудью, что так резко стала выделяться из-под кофточки. Тонкий стан, широкие бедра будоражат, волнуют его. Но он терпит. Пока терпит. Всему свое время. Ни куда она от его не уйдет, в этом Егор уверен твердо.

Глава четвертая

Приоткрыв крышку погреба, Егор пытается разглядеть, что происходит на улице. Вот уже несколько дней они прячутся в нем. Чайник воды, кое-какие продукты, теплая одежда – все это спустили в погреб, как только в конце июня начались бои за город.

А они не прекращаются ни днем, ни ночью. Советские самолеты практически постоянно висят в небе, и бомбят, и бомбят позиции немцев. В их районе более-менее тихо. Но все равно отдельные бомбы и снаряды долетают и до них. В том конце улицы вчера сгорел дом от прямого попадания снаряда. Чей и откуда прилетел – не известно. Да по большому счету, какая разница, от чьего оружия погибать? Вот и прячется народ по щелям, норам да погребам.

Булыгин даже топчан соорудил в погребе, на всякий случай. А он и пригодился – пришлось ночевать в этом убежище, и не одну ночь.

– Вы сидите здесь, а я поднимусь, приготовлю что-нибудь перекусить, – баба Мотя подмигнула Егору, и решительно направилась к лазу. – Вы – люди молодые, а я вам, может, и мешаю, – загадочно произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Дело молодое, – еще раз подмигнула мужчине.

Сквозь приоткрытую крышку погреба дневной свет все же проникал сюда, на самое дно ямы, и можно было даже погасить фитиль жировика, который коптил здесь почти сутками, отравляя и без того скудный сырой воздух.

Егор освободил лестницу, уступив ее бабушке, а сам присел на топчан, еще раз обвел взглядом погреб.