Школа негодяев - Ян Валетов

При виде вооруженных людей радист попятился от приемника и неуклюже сел на пол в углу. Охранник, сидящий рядом, просто задрал руки вверх и залопотал что-то на незнакомом Михаилу наречии, вставляя одну единственную фразу на английском – не бейте. Сергеев никого бить не стал, пока было не за что, а вот рацию расстрелял без жалости, всадив в панель короткую очередь.

Грохот от пальбы из М-16 в маленькой рубке стоял такой, что оба пленных закрыли головы руками и попытались слиться с фоном, ожидая, что следующая пуля будет уже для них. Но когда стрельба прекратилась и они осмелились поднять глаза, в дверях уже никого не было, а на рабочем столе дымились изуродованные останки приемопередатчика.

Исмаилу с Гюставом явно не так повезло. С их стороны кипел настоящий бой, и Умка бросился на помощь. Занять ходовую рубку было не менее важно, чем уничтожить рацию. Владеющий капитанским мостиком практически владел судном. Михаил уже готовился открыть дверь, ведущую на лестницу, и чисто случайно мазнул боковым зрением по палубе, но этого мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять – сейчас будет…

– Ложись! – заорал Умка по-русски и тут же выполнил собственную команду с рвением фанатика-новобранца.

Аль-Фахри в очередной раз доказал, что с русским у него все в порядке, да и с реакцией тоже – Сергеев еще не успел докричать приказ до конца, как Хасан ткнулся носом ему в пятки. Базилевич опытом исполнять приказ со скоростью мысли похвастать не мог, но, как всякому новичку, ему повезло. Он просто запнулся через ноги падающего араба и, врезавшись лицом в переборку, оглушенный, очутился на полу.

Пулемет, установленный в кузове пикапа – очень популярное в Африке оружие – Сергеев знал под названием «африканская тачанка». Но, если говорить честно, настоящая тачанка и в подметки не годилась тачанке здешней – ни по скорости, ни по огневой мощи. На «Тень Земли» было загружено два таких пикапа – явно с расчетом на возможные неприятности. В кузове одного из них, за турелью стоял Конго, и ствол пулемета был наведен на надстройку. Приблизительно на высоту капитанского мостика, к которому приближалась абордажная команда. Сергеев, падая, даже успел заметить, как полыхнул огнем раструб пламегасителя на конце ствола, а дальше…

Очередь из крупнокалиберного машингана вспорола фасад надстройки, как консервный нож банку сардин. Умке показалось, что над их головами пронесся ураган – во все стороны летели щепки, осколки стекла, куски металла. Прошив внешнюю переборку, пули не останавливались, продолжая свой разрушительный полет внутрь помещений, сметая все на своем пути. Очередь прошла над головой Михаила, и двинулась дальше, туда, где за дверью только что шла перестрелка. Конго целил в бегущих по коридору людей, а когда те исчезли из виду, переборщил, слишком далеко повернув ствол вправо.

Исмаил с французом в этот момент были на полпролета ниже мостика, а вот его защитники оказались как раз на линии огня. Тяжелые пули смели жидковатую оборону за доли секунды и смертоносной косой прошлись по ходовой рубке и коридору. Угол надстройки разорвало, словно он был не из металла и дерева, а бумажный.

Когда грохот пулеметной очереди стих, стало так тихо, что оглушенный Сергеев услышал бормотание двигателей и крики чаек, метавшихся над сухогрузом. Им вторил негромкий скулеж Базилевича, лежавшего ничком у переборки, на которой пули оставили рваные дыры в нескольких десятках сантиметров от его тела. Прямо над головой Умки часть фасада отсутствовала вообще, и Сергеев понял, что с таким же успехом можно было прятаться от Конго за фарфоровой тарелкой. Следующая серия выстрелов, а в том, что она последует, Михаил не сомневался, могла просто размолоть всех нападающих в фарш. Правда, заодно с экипажем, навигационным оборудованием и частью рашидовского воинства, но, похоже, Конго это не волновало ничуть.

Сергеев еще не успел приподняться, как пулемет замолотил вновь, но надстройка почему-то не затряслась от новых попаданий. Умка едва-едва выставил голову из укрытия, но и этого хватило, чтобы увидеть, куда повернут ствол знакомого до боли «Утеса».[70]

Лодки команды Исмаила уже перестали быть точками на горизонте, и резали волну в паре кабельтовых от «Тени Земли», пытаясь пересечь сухогрузу ход. Но что такое пара кабельтовых для «Утеса» в руках опытного стрелка? Ничего. Со второй очереди Конго буквально перепилил одно из суденышек надвое. Вверх взлетели части расколотого мотора, несколько фрагментов тел, и через секунды вместо лодки по морю плавали только чудом уцелевшие пираты.

Остальные катера бросились наутек, прыснув в разные стороны, словно перепуганные мыши. На мгновения Конго растерялся – в кого стрелять? – но потом все-таки выбрал цель.

Сергеев сунул ствол в пролом и дал очередь в сторону пикапа, практически не целясь: вставать в полный рост почему-то не тянуло, а точно навести автомат из такой позиции, было очень сложно. Конго, который ловил на мушку следующий катер, в сторону Сергеева и головы не повернул.

С лодок по пикапу открыли ответный огонь из М60, но пули беспорядочно застучали по контейнерам, минуя цель – попасть по сравнительно небольшой мишени прыгая по волнам, словно мячик, можно было только случайно.

Сергеев быстро пополз на четвереньках к развороченной площадке и столкнулся нос к носу с ползущими навстречу Исмаилом и Гюставом. Щека у пирата дергалась от тика, приклад винтовки был разбит пулей, а француз щеголял разбитым в кровь носом. Переглянувшись, они, не вставая, взобрались по короткой лестнице, пересекли небольшой тамбур и юркнули в рубку. Со стороны, наверное, вид пятерых мужчин с автоматами, бегущих на четвереньках, мог показаться комичным, но Умку посмеяться не тянуло. И любой, кому довелось хоть раз побывать под обстрелом крупнокалиберного пулемета и после этого остаться в живых, ничего смешного бы в этой картине не увидел.

В рубке царил полный разгром. Очередь из «Утеса» прошла сквозь переборку на уровне колен, нанеся максимальный ущерб оборудованию, дежурным членам экипажа и даже живой силе противника. Живая сила, в виде остывающего темнокожего солдата из отряда Конго, валялась в углу, штурман – белый мужчина лет пятидесяти – еще вздрагивал, рулевой лежал навзничь у штурвала в луже собственной крови и признаков жизни не подавал.

– Тут оставаться нельзя, – Сергеев вытер с лица пот и с удивлением обнаружил, что пот холодный. Правильно, настоящие герои – они без башни. Остальные умеют бояться и боятся. – Он нас даже выманивать наружу не будет, расстреляет через стенку. Будем считать, что капитанский мостик мы захватили, теперь хотелось бы отсюда ноги унести…

– Люблю шутников, – ухмыльнулся Гю и хлюпнул носом, втягивая кровавые сопли. Очки он потерял, и Умка мог видеть его глаза с крошечными, словно иголочные уколы, зрачками. – С ними можно весело подохнуть…

Исмаил потрогал дергающуюся щеку и сказал серьезно, глядя на Сергеева:

– Если в лодке, что потопил этот здоровяк, был сын твоего покровителя – у меня серьезные неприятности. У тебя, кстати, тоже, капитан…

– Всего не предусмотришь, – отрезал Сергеев. – О будущих неприятностях будем думать потом. У нас и сейчас их по горло. Кто что предложит?

– Нам надо рассредоточиться, – Хасан тоже не выглядел счастливым и, если судить по рваному дыханию, уровень адреналина в крови араба зашкаливал. Только вот, в отличие от Гюстава, удовольствия от этого он не получал. – Пока мы вместе – мы большая мишень. Расходимся и встречаемся у пикапа. Потом одного оставим у пулемета, пусть прикрывает.

Все почему-то посмотрели на Базилевича, и он еще глубже втянул голову в плечи.

– Сколько на судне солдат? – спросил Гю.

– Спроси что-нибудь полегче, – Умка махнул рукой в сторону палубы. – На пирсе топталось человек 30. Думаю, что не меньше десятка в любом случае.

– Я насчитал 15, – подтвердил Исмаил. – Но кто-то, может быть, сошел на берег…

Потом подумал и добавил:

– А, возможно, кто-то и зашел на борт…

– Значит, считаем, что их 20, – резюмировал Гю. – Сколько убитых?

– У нас двое, – ответил Хасан.

– У нас трое, – сосчитал Исмаил. – И на площадке из пулемета здоровяк завалил еще троих.

– И здесь лежит один, – дополнил счет Гю. – Итого – 9. Осталось одиннадцать. Это чуть больше двух штук на брата. Шансы выравниваются.

– Остается посчитать еще Рашида и Кубинца. А так все верно! Чего ждем? – осведомился Сергеев. Он не посчитал еще одного человека. Еще одну… В конце концов, это его дело. Личное дело. Ему и решать.

– Разбежались! – приказал он. – Базилевич – со мной!

На лице Антона Тарасовича отразилась целая гамма чувств: от обреченности до радости, но доминировала в гамме безграничная благодарность. Выглядел вождь оппозиции совсем не презентабельно и мало походил на того человека, которого Умка помнил по газетным фото и видеозаписям. Ввалившиеся щеки, воспаленные безумные глаза плюс предательское дрожание нижней губы. Понятно, что гонять девок в Лондоне было безопаснее и гораздо приятнее… Впрочем, сделал вывод Сергеев, у профессиональных предателей всегда очень сложная судьба. И очень часто – страшная. Так что, молись, Антон Тарасович, что встретил гуманиста. Но отработать мои заботы я тебя заставлю, и не сомневайся…