Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Джон Фоллейн

Брюгьер снискал себе и другое прозвище — “Адмирал”, когда он командовал французским военным кораблем и попытался войти в Ливию, чтобы расследовать взрыв французского авиалайнера в сентябре 1989 года. Полковник Каддафи помешал ему это сделать. Тогда он лично поднял тяжелый транспортный самолет, пересек Сахару и, передав управление, выбросился с парашютом в полном военном обмундировании, чтобы отыскать обломки погибшего авиалайнера. “Я не люблю ходить проторенными путями”, — признавался судья. “Я действую разрушительно, но только в рамках закона, правда, закона в его предельных выражениях. Это неизбежно приводит к конфликтам, иногда межведомственным”.{424}

Карлос стал для него самым большим подарком, и он задолго начал готовиться к этой встрече. Выяснив, что, возможно, речь шла о похищении, Брюгьер решил получить документы Штази. За два года до этого глава ДСТ Жак Фурне отправил в Берлин своего агента, чтобы тот обобщил имеющиеся сведения о Карлосе. Фурне был уверен в том, что его агенту показали все, что было можно. “Когда Берлинская стена пала, началась эйфория. Мы были уверены, что все архивы всплыли наружу”, — пояснял Фурне, занимавший пост советника президента Миттерана. “Кое-что действительно всплыло, но не все. Немцы хотели сохранить целостность государства и через несколько месяцев прекратили выдачу материалов. Нам удалось многое выяснить, но мы не знали о том, что у них еще оставалось. Возможно, у них есть материалы по Карлосу и КГБ, которые всплывут не раньше чем через 20 лет”.{425}

Копии оригинальных досье Штази начали поступать к судье Брюгьеру в июле, и он пребывал в хорошем настроении, готовясь к встрече с Карлосом во Дворце правосудия, поскольку предпочитал вести бой на своей территории, а не в тюрьме. Возглавляя расследование всех преступлений Карлоса, совершенных им на территории Франции, именно Брюгьер отвечал за проведение допросов в соответствии с законом. Именно Брюгьеру предстояло собрать и предъявить улики, подтверждающие вину Карлоса, а затем выступить со своими рекомендациями перед апелляционным судом, чтобы решить вопрос о том, должен ли тот предстать перед судом.

Судья Брюгьер уже слышал о том, как высокомерно вел себя Карлос в штабе ДСТ накануне, поэтому он был изумлен тем добродушием, которое он излучал, войдя в кабинет. И выглядел он совсем неплохо после первой ночи, проведенной в тюрьме. Усатый лысеющий посетитель с закованными за спиной руками был одет так, словно собирался на летнюю вечеринку с коктейлями: на нем были безупречно белые брюки, белая рубашка и темно-красный пиджак.{426} Прославленный мастер маскировки, перенесший, по слухам, пластическую операцию, выглядел чуть менее привлекательным, чем на своих паспортных фотографиях, которые с таким усердием собирали все полиции мира, однако был вполне узнаваем.

В то солнечное августовское утро конвой забрал Карлоса из тюрьмы “Сан” и под вой сирен доставил его через Париж во Дворец правосудия. Движение было затруднено из-за целого роя фотографов и телеоператоров, следовавших рядом на мотоциклах. Фургон, перевозивший Карлоса, имел несколько больших окон, и, хотя разглядеть через них Карлоса было невозможно, сам он мог наблюдать за столь хорошо ему известными пейзажами: тенистыми набережными Сены с живописными букинистическими лавками и собором Нотр-Дам. Снайперы в черном замерли на крышах домов, когда фургон выехал на набережную Орфевр и свернул к зданию суда.

Судя по всему, эта поездка не сильно взволновала Карлоса. То ли он еще не понял, что оставшуюся жизнь ему предстоит провести за решеткой, то ли он делал вид, что не понимает этого. Судья Брюгьер приготовился к схватке, однако непосредственность Карлоса располагала к ведению шутливой беседы. Пока собеседники изучали друг друга, Карлос изо всех сил старался не проявлять ни страха, ни тревоги.

Его первые слова были адресованы конвоирам — четырем вооруженным офицерам из полиции жандармерии в пуленепробиваемых жилетах. “У нас в Ливане тоже были прицельные винтовки. Хорошее оружие”, — произнес Карлос по-французски с сильным южноамериканским акцентом.

“А вот и господин судья. Как поживаете?” — насмешливо добавил он, увидев Брюгьера. “А вы?” — парировал тот. “Пока жив”, — с улыбкой ответил человек, некрологи которого печатались уже не один раз, и, повернувшись к вооруженным офицерам, надменно добавил, указывая на Брюгьера: “Он ведь у вас теперь звезда!”

В течение двухчасового разговора, в течение которого Карлос вместе с судьей выкурил по сигаре, он вел себя с ним на равных. Он говорил о политике, женщинах, философии, делился своими воспоминаниями о Хартуме. Брюгьер был изумлен осведомленностью Карлоса в области результатов проведенных расследований. В той же легкомысленной манере Карлос пригласил судью отобедать в “Лютеции” — фешенебельном ресторане на левом берегу Сены, пообещав рассказать ему о своих подвигах. Судья вежливо отклонил его предложение. Ничуть не смутившись, Карлос продолжил: “Мы с вами сделаны из одного и того же теста, так что мы прекрасно поладим”. Когда судья поинтересовался, услугами кого из адвокатов Карлос хотел бы воспользоваться, тот назвал Жака Верже, защищавшего Магдалину Копп. “Я выбрал Верже, потому что он еще больший террорист, чем я, — пояснил Карлос. — И на его совести гораздо большей смертей, чем на моей. Он террорист такого уровня, что мне становится страшно”.

Карлос почувствовал себя менее уверенно, когда судья официально предъявил ему обвинение во взрыве редакции “Аль Ватан аль Араби” в 1982 году и опроверг его заявление о том, что он был похищен из Судана. Карлос на повышенных тонах начал настаивать на том, что его предали офицеры суданской госбезопасности, что его обкололи наркотиками и доставили в Париж. Однако Брюгьер был твердо намерен не вступать на это минное поле и продолжал выдвигать свои обвинения. Выходя из кабинета Брюгьера, Карлос выглядел уже гораздо менее жизнерадостным. “Мы оба профессионалы, — заметил позднее судья с широкой улыбкой. — Может, Карлос и не поверил мне, но он точно понял, что его песенка спета. И ему еще повезло, потому что его конец мог оказаться гораздо более страшным и внезапным”.

13. ШАКАЛ В КЛЕТКЕ

Я — простой человек и прежде всего — отец.

Карлоса вернули по адресу дом 42 по улице де ля Сан. В качестве редкого исключения начальник тюрьмы встретил его прямо во дворе, который когда-то украшало кровавое изобретение доктора Гильотина и где теперь кровенела лишь красная герань. У Карлоса снова сняли отпечатки пальцев, его обыскали и, всучив простыню и одеяло, препроводили в объятия новой жизни.

Тюрьма “Сан”, построенная в 1867 году в соответствии с новейшими американскими теориями тюремной архитектуры и претерпевшая с тех пор мало изменений, находилась неподалеку от центра Парижа. В свое время эта близость даже мешала Гильому Аполлинеру, который в 1911 году провел в ней некоторое время по подозрению в воровстве произведений искусства и написал следующие строки:

Я слышу города отчетливые звукиИ в дни, неотличимые от тьмы,Гляжу на стены голые тюрьмыИ вижу смерть за горизонтами разлуки.

Эта тюрьма служила приютом представителям самых разных политических убеждений. Кого-то только не видели ее грязные застенки — анархистов, коммунистов, роялистов, борцов Сопротивления во время оккупации Парижа и нацистских коллаборационистов после его освобождения. В апреле 1919 года в ней содержался Анри Ландрю, выискивавший свои жертвы по брачным объявлениям в газетах, а затем расчленявший и съедавший их (в основном вдов, соблазненных его обещаниями о вступлении в брак).

В последние годы репутация тюрьмы поддерживалась в основном благодаря захватывающим побегам, которые совершали из нее заключенные. Всего лишь за неделю до появления Карлоса насильник перепилил решетку в своей камере и перебросил через внешнюю стену электрический кабель, оснащенный металлическим крюком, после чего зацепил его за медную трубу и соскользнул по нему вниз. За восемь лет до этого с крыши тюрьмы был снят гангстер Мишель Вожур, которого его жена Надин увезла на вертолете. А в 1978 году другой гангстер — враг народа номер один Жак Мисрен сбежал, переодевшись охранником и воспользовавшись его оружием и баллончиком со слезоточивым газом.

Судя по отзывам сокамерников Карлоса, охранники в этой тюрьме вели себя не слишком сурово. “По сравнению с другими тюрьмами, в которых мне доводилось бывать, таких, как Фресне и Флёри-Мероги, тюрьма «Сан» представляет собой очень спокойное место”, — говорил один из заключенных после года пребывания в ней. “Во Фресне совсем другая атмосфера. Там нельзя курить, а на прогулке надо ходить вдоль желтой линии, проведенной рядом со стеной, держа руки по швам”.{427}