Русофобия: антироссийское лобби в США - Андрей Цыганков

Наконец, Вашингтон пытался срывать российские планы интеграции с Европой через покупки долей в европейских компаниях и распределительных сетях. Особую активность в этом направлении проявлял Бриза. В ноябре 2006 года он предостерег немцев относительно перспективы строительства совместного с Россией североевропейского газопровода. Это предупреждение вызвало отповедь Министерства иностранных дел РФ, которое заявило, что «на самом деле за сопротивлением США газопроводу стоит не озабоченность энергетической безопасностью Европы, а убеждение определенных должностных лиц США в том, что хорошие газопроводы — только те, что идут в обход России»89. В феврале 2008 года Бриза обрушился на российский «Газпром» и обвинил эту компанию в завышении цен на газ и в создании угроз «экономической безопасности наших самых важных союзников». Бриза сказал, что США ожидают от «Газпрома» инвестиции львиной доли его прибылей в увеличение добычи и транспортировки газа, а не в скупку стратегической энергетической инфраструктуры в Европе90. Таким образом, Бриза стремился ослабить международную интеграцию России и свести ее роль к роли сырьевого придатка. Стратегия дала результат, противоположный желаемому: вместо принуждения Москвы к равнению на ожидания Вашингтона США толкнули Россию к поиску способов координации своей политики с политикой других добывающих энергоносители стран. Вместо большей диверсификации поставок энергоносителей США толкнули Россию к созданию энергетического союза (картеля), членов которого объединило осознание американской угрозы91.

Лобби: политизация разногласий по энергетическим вопросам и подталкивание США к проведению более жесткой политики

Восприятие лобби намерений России в энергетической сфере было точно отражено на обложке номера журнала The Economist от 16 декабря 2006 года. На ней Путин был изображен гангстером с бензиновым насосом. Этот образ отражает представление о России как о новой серьезной угрозе и предполагает энергичные действия, направленные против этой угрозы.

Конгресс США сыграл важную роль в политизации энергетических отношений с Россией. Например, ряд проведенных в сенате и палате представителей слушаний по разведке и внешней политике способствовал тому, что американо-российские отношения в сфере энергетики стали осмысляться в политических категориях, то есть как потенциально вредные для общих двусторонних отношений. В феврале 2006 года директор национальной разведки США Джон Негропонте заявил сенатскому комитету по разведке, что, хотя Россия будет, вероятно, продолжать «сотрудничать с США по представляющим взаимный интерес вопросам (борьба с терроризмом, торговлей наркотиками и с распространением оружия массового уничтожения)», стремление Путина к централизации власти и к установлению контроля над стратегически важными секторами экономики может сделать Россию более трудным для США собеседником92. Два года спустя новый глава национальной разведки Дж. Майкл Макконнелл выразил сходные опасения в связи с «агрессивными попытками России установить контроль над транзитом углеводородов из бассейна Каспийского моря на Запад, ограничивать или блокировать этот транзит»93.

Рассматривать энергетику как элемент общей системы оценки угроз свойственно скорее разведывательному сообществу. Среди политиков и дипломатов, задачи которых не сводятся лишь к оценкам, а предполагают деятельность, направленную на улучшение отношений между странами, подобное отношение должно, казалось бы, иметь куда меньшее хождение. Однако многие члены конгресса США оценивали российскую энергетическую политику как исключительно угрожающую интересам США. Так, сенатор Ричард Лугар поставил Россию в один ряд с «враждебными режимами», такими как Иран и Венесуэла. Рассматривая энергию в качестве «альбатроса национальной безопасности США»94, Лугар зашел настолько далеко, что предложил включить обеспечение энергобезопасности в договор НАТО. Выступая на саммите НАТО в Риге в ноябре 2006 года, Лугар призвал к обновлению основной задачи альянса и к включению в нее защиту энергической безопасности стран — членов НАТО от действий России95. 3 января 2007 года он внес в Сенат США законопроект «Об энергетической дипломатии и безопасности». В нем была предпринята попытка расширить полномочия Белого дома с тем, чтобы оказывать воздействие на другие страны, особенно на те, которые, подобно России, «получают впечатляюще высокие доходы благодаря высоким мировым ценам, повышающим» их способность «действовать образом, создающим угрозу глобальной стабильности»96.

СМИ, как обычно, сыграли исключительно важную роль в распространении крайне политизированного видения энергетических отношений и в представлении вопросов энергетики в качестве коренной причины новой «холодной войны» между США и Россией. Не пытаясь заняться расследованиями и прийти к сбалансированной перспективе, СМИ, выражающие господствующие в США взгляды, попросту «раскручивали» сформулированные правительством тревоги. В редакционных статьях Россию часто сравнивали с мафиозным государством, пытающимся шантажировать других. Газета The Boston Globe в редакционной статье, озаглавленной «Владимир Сопрано», заявляла, что «плутократы из ветеранов КГБ» злоупотребляют иностранными инвесторами вроде Royal Dutch Shell и Кремль проявляет «откровенное стремление к установлению монопольного контроля над энергетическими ресурсами России»97, словно ресурсы России принадлежат всему миру. Продолжая аналогию с мафией, The Wall Street Journal писала о том, что компанию Shell «травят полонием»98, намекая на причастность Кремля к отравлению бежавшего из России в Лондон Александра Литвиненко полонием-210, и что экономические отношения следует рассматривать с позиций политической конфронтации с мафиозным государством. Редакционная статья завершалась «риторической» мольбой: «Пожалуйста, напомните нам, что делает эта страна в клубе «Большой восьмерки», членами которой являются ведущие промышленно развитые демократии?» Касаясь того же вопроса отношений России с иностранными инвесторами, газета Джеймстаунского фонда Eurasia Daily Monitor надрывно писала о «черном вторнике» 12 декабря 2006 года, когда российские официальные лица пытались публично объяснить изменения политики России99.

Некоторые предположили, что Кремль не заботится о коммерческих выгодах или поддержании хороших отношений со странами Запада, а, напротив, вполне комфортно чувствует себя тогда, когда Запад является его врагом100. Другие обозреватели писали, что происходящее доказывает необходимость относиться к энергии как к вопросу национальной безопасности, который следует решать на уровне НАТО101. Русские, имевшие обширные связи с Западом, внесли, иногда сами того не понимая и без злого умысла, огромный вклад в создание образа своей страны как политического громилы. Несмотря на усилия, предпринятые Путиным для экономической интеграции со странами Запада и для устранения угроз общей безопасности, и широкую поддержку этих усилий в России, российские вестернизаторы снабжали лобби новыми зарядами для обвинения Кремля в усилении антизападной политики. Привыкшие рассматривать реальность в черно-белом варианте, сторонники вестернизации России следовали линии, намеченной некоторыми западными аналитиками, и настаивали на том, что если Россия — не демократия западного типа, то она должна быть империей102, или если Россия — великая держава, то должна быть враждебна Западу.

Например, Лилия Шевцова из Московского центра Карнеги говорила о кремлевской паранойе и маниакальном стремлении контролировать экономические активы, а также о том, что ситуация становится все более непредсказуемой. По мнению Шевцовой, вместо того чтобы строить плюралистическую политическую систему и улучшать отношения с Западом, «кремлевская политика превращается в орудие состоящей из представителей энергетических компаний и силовых структур элиты, преследующей лишь собственные интересы. Это, в свою очередь, ведет к дальнейшему ухудшению отношений России с Западом и с новыми независимыми государствами, в том числе с ближайшими союзниками»103. Зависимые от поставок энергоносителей страны вроде Украины, Молдовы и даже верной союзницы Беларуси теперь стремятся выскользнуть из объятий России и ищут альтернативные международные связи. Члены Европейского Союза тоже проявляют нежелание развивать экономические отношения с Москвой.

Не только Шевцова, но и другие ориентированные на Запад аналитики и политики, вроде Гарри Каспарова, Михаила Касьянова, Владимира Рыжкова и Григория Явлинского, были согласны с тем, что Кремль отказался от внутренней модернизации в пользу построения нефтяной державы, превращающей «рыночные отношения в государственные дела, а экономические ресурсы — в политическое оружие»104. По мнению Каспарова, режим Путина благоволит только сверхбогатым россиянам и не имеет никакой реальной поддержки, за исключением той, что обеспечивает цензура и экономическое богатство, созданное «нефтерублями»105. Андрей Пионтковский, приглашенный ученый Хадсоновского института, писал: «Не делайте вид, что он ваш союзник… Путин играет на другой стороне»106. Другой сторонник вестернизации России утверждал, что в период высоких цен на энергоносители единственными союзниками России являются нефть и газ. Это парафраз известных слов правившего в XIX веке царя Александра III о том, что единственные союзники России — ее армия и флот107. Еще один работающий на Западе выходец из России заявлял, что Кремль ненадежен потому, что он умышленно воздерживается от поставок больших объемов нефти с целью поддержания высоких цен на нефть108. Впрочем, по оценкам независимых экспертов, Россия нарастила свою добычу на 40 %, превзойдя по добыче нефти Саудовскую Аравию и приблизившись к истощению возможностей добычи без существенного увеличения инвестиций109.