Черная татуировка - Сэм Энтховен

— Это же сегодня, да? — спросил он. — Вот почему с нами не отправили побольше народа. Сегодня ночью проворачивают операцию «Справедливость».

— А тебе что известно об операции «Справедливость»? — спросил Номер Девятый.

— Да ладно, — сказал Номер Двенадцатый, радуясь возможности хоть чуть-чуть развеяться. — Думаешь, до меня никакие слухи не доходили? Они сделали это: «Звездная палата» наконец договорилась с русскими. И теперь, если эта дрянь — Разлом этот, чтоб ему пусто было, — и правда находится там, где говорят, стало быть, мы можем по нему шарахнуть ядерной бомбой!

— Может, заткнешься, а? — предложил Номер Девятый. — Пока я не…

Но тут у них обоих в наушниках раздался щелчок.

— Девятый на связи, — сказал Номер Девятый.

Сигнал был слабый, его заглушали помехи. Оба мужчины накрыли наушники ладонями, чтобы лучше слышать.

— Повторите, пожалуйста, — сказал Номер Девятый так громко, что если бы кто-нибудь сейчас проходил мимо, то обязательно обратил бы внимание на «Сыновей Бича Скорпиона». — Вас неслышно! Алло!

Тишина.

— Кажется, он что-то сказал о каких-то передвижениях позади паба, — пробормотал Номер Двенадцатый.

— Я знаю, что он сказал! — огрызнулся Номер Девятый.

На самом деле он соврал: его очень обрадовало, что Номер Двенадцатый хоть что-то понял во время сеанса связи, но, конечно, в глаза ему он бы ни за что об этом не сказал.

— Ну? — пристально глядя на него, спросил Номер Двенадцатый.

— Ладно, — сказал Номер Девятый. — Давай поглядим, что там и как. Но помни: внимания к себе не привлекать, понял?

Номер Двенадцатый снова вздохнул, но послушно пошел следом за Номером Девятым.

Феликс проводил их взглядом. «Сыновьям Бича Скорпиона» понадобится не меньше двух минут, чтобы обойти паб сзади и вернуться ко входу. Этого времени должно хватить с лихвой. Пересекая улицу, Феликс улыбнулся. Он собирался впервые прибегнуть к магии с тех пор, как…

Улыбка сразу угасла. Лишь на мгновение мелькнула радость, но едва он вспомнил последний случай, когда ему довелось прибегнуть к магии, он снова стал мрачен.

Заметив широкую доску, которую кто-то успел поставить на место разбитой стеклянной двери, Феликс обхватил руками большой замок, на который была заперта дверь, и сосредоточился. С негромким щелчком замок открылся. Феликс выпрямился, отряхнул края рукавов, застегнул пуговицу пиджака невероятно дорогого костюма и вошел в паб.

Тьма внутри его, этот мрак, который был чернее темноты внутри паба, зашевелилась. Феликс почувствовал это. Ноги сами понесли его к месту в конце зала, руки сами начали делать необходимые жесты. Со странной рассеянностью он стал следить за тем, как тускло-красное свечение Разлома становится слепяще-белым.

Через несколько мгновений он оказался в аду. Он стоял в просторной комнате с высоким сводчатым потолком, красными, как кровь, стенами и круглым возвышением в середине. На возвышении стоял трон. На троне удобно развалился тот, кто разбудил и вызвал Феликса.

— Добрый вечер, Феликс, — сказал Скордж. — Спасибо, что пришел.

— Ты говоришь так, будто у меня был выбор, — ответил Феликс.

— Мой дорогой друг, давай не будем ссориться. В конце концов, мы так давно знакомы.

— Ты разрушил мою жизнь, — сказал Феликс. — А теперь единственный человек в мире, который мне дорог, лежит в коме — из-за тебя.

— Ты сам разрушил свою жизнь, — спокойно отозвался Скордж, — когда заключил сделку со мной. Все, что с тобой случилось, ты сделал сам. И теперь, пожалуйста, не говори мне, будто все это время ты думал иначе.

— Хорошо, — сказал Феликс через секунду. — Но может быть, ты скажешь мне, зачем ты меня вызвал?

— Полагаю, ответ на этот вопрос тебе известен, — сказал Скордж. — Ты здесь для того, чтобы умереть.

Феликс и демон некоторое время молча смотрели друг на друга. Скордж не ошибался: Феликс знал, что ему пришел конец. Он понял это сразу, как только проснулся.

— Но сначала, — продолжал Скордж, — ты должен кое-что сделать для меня.

Демон выпрямился и откинулся на спинку трона. Помолчав, он добавил:

— Речь идет об Эсме. Ты передашь ей весточку.

Темнота. Холодная, черная, бездонная. Темнота скользила вдоль нее, пронзала ее насквозь, тащила вниз, и тихий голос говорил:

«Мы одинаковые».

«Что?»

«Мы одинаковые, — повторил голос, — ты и я. На самом деле никакого "ты и я" не существует. Я — это ты. Ты — это я. Ты всегда была мной. И говорю я тебе это по одной-единственной причине: потому, что ты пока еще в этом не призналась самой себе».

Черная вода. Холод, мрак, падение. После минутной паузы голос зазвучал вновь:

«Ты знаешь, что я могу предложить тебе».

Эсме молчала.

«Ты чувствуешь это, — говорил ей голос. — В своем теле, в своей крови: безграничную силу. Силу, которую невозможно себе представить. И тебе остается только одно: принять меня. Открой свое сердце, — говорил голос, и Эсме ничего не могла поделать, она могла только слушать. — Открой свое сердце и впусти меня… Да!»

И тут вдруг совершенно неожиданно — так отчетливо, словно обладатель этого голоса стоял рядом с ней, она услышала: «Вспомни свою мать».

Веки Эсме дрогнули. Она открыла глаза.

Она лежала на кровати в длинной тонкой хлопковой футболке. Футболка принадлежала ей, она была старая, и Эсме ее надевала очень редко. Кроме того, она обнаружила, что пристегнута к кровати тремя широкими кожаными ремнями. Один ремень лежал чуть выше коленей, другой — поперек бедер (он был снабжен петлями, перехлестывавшими ее запястья). Третий ремень обхватывал Эсме поперек груди. Крепления ремней были застегнуты очень крепко, поэтому Эсме пришлось очень сильно сосредоточиться. Воздух в комнате на секунду сгустился. Послышалось негромкое звяканье. Ремни распались. Эсме села на кровати.

У изножья кровати находилась дверь, внизу виднелась узкая полоска света. Ступая по голому полу и ежась от холода, Эсме подошла к двери. Она немного постояла и прислушалась, потом повернула дверную ручку. Снаружи стоял молодой парень, с головы до ног одетый в черное, с пистолетом на ремне. Увидев Эсме, он побледнел.

— Ох, — выдохнул он. — Ты… а-а-а…

— Где он? — осипшим, каркающим голосом спросила Эсме.

— Я… Прошу прощения?

— Где он? — повторила Эсме, теряя терпение.

— Где — что? — озадаченно спросил парень в черном.

Эсме сдвинула брови и склонила голову к плечу. Широкая прядь кудрявых черных волос закрыла один ее глаз, но другим она, не мигая, уставилась на парня.