Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

В следующую минуту, уже знакомая вампирам Ламия снова появилась в зимнем саду. Девушка сменила наряд: вместо изысканного вечернего туалета на ней было простое льняное платье нежно-голубого цвета с вышитой на груди эмблемой змеи, столь характерной для всех предметов в этом особняке. Но, даже эта простота нисколько не уменьшала удивительной красоты Ламии, лишь подчеркивая ее натуральность и природную естественность.

Мельком взглянув на перепачканного в крови Скеллана, красавица мгновенно взяла себя в руки, являя собой образец изысканности и вежливого внимания.

— Госпожа готова принять вас, — с улыбкой обратилась девушка к заждавшимся гостям.

Скеллан стоял, недоуменно уставившись на Ламию — потерять столько времени и, ради чего? Ради того, чтобы сменить платье? Он стоял, с трудом сдерживая гнев, готовый вот-вот вырваться наружу.

Демонстративно проигнорировав Скеллана Ламия, кивнула головой фон Карштайну, приглашая графа следовать за ней.

— Думаешь, это разумно — измазаться в крови одного из их питомцев, — тихо бросил Скеллану Маннфред.

— Нет, но я, хотя бы, получил удовольствие, — процедил Джон в ответ.

— Можешь не сомневаться — этот поступок даст нашей хозяйке определенную пищу для размышлений, — недовольно отрезал граф.

Последовав за провожатой, вампиры покинули зимний сад, однако, на этот раз девушка повела их совсем другим путем. Они проследовали в дальний угол сада — прямо к каменному истукану с хищной улыбкой. Обойдя статую, Ламия нажала какую-то скрытую пружину, и — потайная дверь открылась в основании гранитной глыбы.

Из разверзнутой черной пасти подземного хода пахло сыростью и плесенью. Через пару минут, осторожно спустившись по высеченным в скале ступеням, троица оказалась, наконец, в подземелье. Щелкнув огнивом, девушка зажгла факел, висевший на стене справа от входа — разгорающееся пламя рассеяло окружающий мрак, озарив своим тусклым светом небольшую площадку, от которой убегал узкий извилистый ход, теряющийся в непроглядной тьме.

Ламия достала горящий факел из изъеденного ржавчиной массивного железного держателя и, уверенно направилась в темноту, уводя своих спутников вниз, вниз и вниз — погружаясь все глубже и глубже в недра земного чрева.

Их мерные шаги глухим эхом отдавались в самых отдаленных закоулках подземелья. Проход представлял собой то тоннель, идущий в монолите горных пород, то — щель, с угрожающе нависшими над головами каменными глыбами. В некоторых местах он сужался настолько, что приходилось протискиваться боком или пригибаться. Стены — были покрыты плесенью, мхом и потеками каких-то минералов, с низкого потолка кое-где свисали сталактиты, бурно разросшийся лишайник переливался пятнами зеленоватых и алых оттенков. По мере спуска, становилось все холоднее, тяжелый запах гнили — также усиливался. Нависшая над вампирами земная твердь, угрожала обрушиться на их головы, превратив подземный ход в одну — общую для всех — могилу.

Тем не менее, они продолжали идти вперед, следуя за уверенно шагавшей впереди девушкой.

Характер подземелья продолжал постепенно меняться: становилось все труднее дышать, под ногами захлюпала грязь, свинцовым грузом налипая на сапоги, замедляя, и без того не быстрое, движение. Капли воды, стекавшие по стенам, отражали свет горящего факела, сверкая подобно драгоценным камням лучами всех цветов радуги.

Чем дальше они углублялись в дебри подземелья, тем мрачнее становились предчувствия Скеллана. Вампир не ждал от их провожатой ничего хорошего: он не доверял ей, как — и любой из ее сестер. Достаточно долго наблюдая за жизнью Ламий, Скеллан прекрасно понимал, какими коварными созданиями они являлись. Созданиями — готовыми на любое предательство.

Он несколько замедлил свой шаг, инстинктивно стараясь держаться на границе света и тени. Вампир внимательно всматривался в спину девушки: ее бесшумную поступь, игру ее изящных мышц, плавно перекатывающихся под складками платья. А впереди нее — маячили дрожащие языки пламени, разгоняющие тень и озарявшие проход отблесками света. Света — внушавшего куда меньше доверия, чем эта неверная танцующая тень. Тень — его самая верная подруга. Под ее покровом Скеллан всегда чувствовал себя в безопасности, она была его домом, его надежным убежищем. Убежищем хищника, полагающегося на скрытность. А свет — это проклятый лжец, выставляющий на показ все его секреты, срывающий с него покров тьмы, выставляющий на показ всем, кто имеет глаза и уши. Правда, Скеллан пока был достаточно осторожен, чтобы все время держаться в тени: бессчетное количество прожитых лет — вот лучшее тому свидетельство.

Тоннель, наконец, расширился, переходя в рукотворную пещеру, стены которой были раскрашены зеленой и красной краской и покрыты золотым орнаментом в виде стилизованных змей. В противоположном конце пещеры — виднелась небольшая деревянная дверь, по обеим сторонам которой возвышалась пара массивных погребальных урн.

Эта дверь незамедлительно привлекла к себе внимание Джона Скеллана. Точнее, не сама дверь — а необычный барельеф, украшавший ее. На нем был изображен человек с головой шакала, державший в правой руке посох и смотрящий на пришедших красными глазами.

Девушка, первой подошедшая к двери, взялась за дверной молоток, закрепленный в пасти зверочеловека, и, трижды медленно и громко постучала в нее.

— Входите, — раздался за дверью негромкий женский голос.

Провожатая вампиров толкнула дверь и отступила в сторону, пропуская гостей внутрь помещения, оказавшегося ничем иным, как притвором огромного подземного храма, хотя боги, которым здесь поклонялись, были Скеллану совершено незнакомы. На месте алтаря располагался огромный трон, сделанный в виде змеиной головы, на котором восседала женщина, которую Ламии называли «Госпожой».

Даже с большой натяжкой ее трудно было назвать привлекательной…

Женщина была очень стара, ее лицо покрывали морщины, настолько глубокие, что глаза почти терялись в их складках. На ней была простая черная тога, а на голове — тяжелая золотая тиара в виде змеи, свернувшейся кольцом и пожирающей свой хвост. Кроваво-красные рубины, которыми были инкрустированы ее глаза, зловеще сверкали в свете горящих в святилище факелов.

— Сколько воды утекло с нашей последней встречи, Калада…, - склонил голову в уважительном поклоне Маннфред, опустившись на одно колено. — Я хотел бы сказать, что ты ничуть не изменилась, но — это было бы неправдой. Время оказалось к тебе слишком жестоким.

— Лестью ты здесь ничего не добьешься, фон Карштайн, — едва заметно улыбнулась Ламия. — Что послужило причиной твоего появления в моем доме?