Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

Звук, который раздался потом, нельзя было спутать ни с каким другим – так входит в человеческую плоть остро отточенный нож. Кровавая струйка у моих ног превратилась в кровавый ручей.

Прости меня, Головастик, подумал я. Прости, если сможешь. Зачем только я втравил тебя в это дело…

И еще я подумал о Ягане. В моих покоях от стенки до стенки метров двадцать – хоть танцуй. Он мог выбрать любой путь, ступить на любую половицу. Какая сила подтолкнула его к одной-единственной, роковой точке? Судьба, Божий суд, собственная больная совесть?

Свет. Тьма… Вспышка. Мрак… День. Ночь… Жизнь. Смерть…

То ли это время повернуло вспять, то ли Великий Режиссер запустил пленку бытия задом наперед, то ли окончательно поехали набекрень мои мозги.

Как нестерпимо долог миг. Как безжалостно краток день.

Свет. Тьма… Вспышка. Мрак…

В такие минуты ангелы нисходят на землю и святые говорят с грешниками.

Пусть кто-нибудь снизойдет и ко мне. Светоносный Серафим или на худой конец смердящий дьявол. Лишь бы он был милостив. Лишь бы умел облегчать душу и умерять страдания. Где же вы, боги этого мира? Неужели и вы низвергнуты, осквернены, растоптаны? Тогда пусть придет Тимофей – пьяный демиург, всевышний в драной телогрейке. Кем ты, братец, был в той первой жизни? Пекарем, завхозом, инспектором районо, пенсионером-общественником, уполномоченным по заготовкам? Откуда столько жестокосердия, нетерпимости, самомнения и спеси? Кто дал тебе право думать и решать за всех? Как посмел ты распоряжаться чужой жизнью и смертью? Знакомы ли тебе муки стыда или укоры совести?

Что, что? А кто я сам такой, спрашиваешь ты. Сейчас никто. Засыхающее растение. Бесплодный камень. Бесполезный прах. А кем был раньше? Раньше я был Тимофеем. То есть тобой самим. Тимофеем-дурачком. Тимофеем Вторым. Тимофеем Лопоухим.

Вот не думал, что на смену мне явится такой размазня!

Не всем же дано быть Кровавыми и Грозными.

Твоя доброта хуже всякого зверства. Был бы ты тверд и беспощаден с самого начала, не пришлось бы валить ветвяки. Такие, как ты, из сострадания к собаке рубят ей хвост по кусочкам. Слюнтяй! Сказано ведь было: следуй моим заветам, и все будет нормально.

Нормально – для кого?

Для тебя, осел! Уж передо мной можешь не лицемерить. Разве ты еще не распробовал сладость власти? Выше этого нет ничего на свете. Власть превращает недоумка в мудреца, урода – в писаного красавца, косноязычного заику – в краснобая, негодяя – в святошу, труса – в героя. Даже самая маленькая власть приятна, а уж что говорить о власти безграничной. Не голод правит миром, а жажда власти. Пусть даже это власть над толпой голых дикарей. Власть – вот главное, а всякие там разговоры о благе народа, справедливости и добродетелях – чепуха. Так было всегда, так есть и так будет! А впрочем, ты сам это знаешь…

Свет. Тьма… Вспышка. Мрак…

…Когда толстенные бревенчатые стены истаяли как дым и моему взгляду стали доступны неизведанные дали, населенные призрачными астральными созданиями, я понял, что смерть не заставит себя долго ждать. Тени давно умерших людей приблизились ко мне, как к равному, и исходившее от них участие смиряло мою душу. Лишь призрак Шатуна, как всегда, был хмур и насторожен.

– Разве ты погиб? – удивился я.

– Нет, я жив.

– Странно… Ты очень изменился.

– Я стал иным. Даже имя у меня теперь совсем другое.

– Ты как будто доволен этим.

– Нет. Разве бабочка, покинувшая оболочку гусеницы, радуется? Я стал тем, кем и должен был стать с самого начала. Теперь я – Всевидящий Отче!

– Ты? Вот не ожидал! Как же это случилось?

– Едва только ветвяки рухнули, я спустился в Иззыбье. Не хочу смущать твое сердце рассказами о том, что я там увидел. Из моего дома не уцелел ни один человек. Трое суток я бродил в одиночестве и встречал только куцелапов, пожиравших изуродованные трупы. Однажды поутру я наткнулся на Феникса. Думаю, он специально подстерегал меня. Противиться его воле я не смог. Феникс привел меня к телу умирающего старика. Не знаю, каким образом жизнь еще держалась в нем. Грудь и живот его были пробиты насквозь, все кости раздроблены, из ушей вытекал мозг. Говорить Отче не мог, но я прекрасно понимал его и без слов. Он очень мучился, страстно желал смерти, но не мог умереть, не дождавшись Продолжателя. Быть может, он мог лежать так, не живой и не мертвый, еще очень долго. Все случилось быстро и помимо моей воли. Наши руки, взгляды и души соединились всего на мгновение – и я превратился во Всевидящего. Я узнал все, что знал он, его мысли стали моими мыслями, его сила – моей силой. Теперь я могу на равных беседовать с Фениксами, мне понятен язык Незримых. Да и о тебе самом я теперь знаю куда больше, чем раньше.

– Всевидящим открыто будущее?

– В какой-то мере. Мы умеем предвидеть и догадываться, ведь с нами память сотен поколений, а все в этом мире повторяется вновь и вновь.

– Выходит, Всевидящие знали, что ветвяки рухнут?

– Предполагали, скажем так. Однако в их понимании будущее предопределено, и пытаться изменить его – значит, накликать новые, куда более ужасные беды. Точно так же полагают и Фениксы.

– Не думал, что ты когда-нибудь сойдешься с ними.

– Фениксов и Всевидящих связывает древняя, почти забытая тайна. Люди во многом обязаны им и своим нынешним обликом, и своим разумом. Если мы можем только догадываться о будущем, Фениксам оно известно досконально. Скитаться из начала времен в их конец для них так же естественно, как людям перебираться с занебника на занебник. Они обречены на вечную жизнь. Никто не знает предела их силы. Но здесь Фениксы – случайные гости, как и ты. Над этим миром они не имеют власти. Бессчетное количество лет они ищут способ вырваться назад – и все тщетно.

– Так кто же тогда здесь настоящий хозяин – может быть, Незримые?

– Нет. Их могущество также имеет границы. Даже ты обладаешь качествами, которыми не обладают они.

– Что же это за качества, интересно?

– Это мне неведомо. Меня послали за тобой, и я явился. Пойдем.

– Увы. Ты пришел слишком поздно. Я уже наполовину обратился в труп.

– Не беспокойся. Делай все так, как я скажу. Верь мне. Ведь я здесь не один. Со мной таинственная сила Фениксов и запредельный разум Незримых.

– Тогда приказывай.

– Встань!

Без всякого труда я приподнялся и даже смог отодвинуть от себя тяжеленную кафедру. Кровь Головастика, перемешанная с кровью Ягана, нестерпимо жгла мои еще совсем недавно совершенно лишенные чувствительности ноги.

– Напрягись! – приказал Шатун. – Напрягись так, как будто хочешь взлететь. Рванись изо всех сил!