Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

— А ты помочь пришел мне? — он подслеповато щурился, — расплывалось в темноте лицо гостя, ровно морок это был, оборотень, а не живой человек.

Матвей Вельяминов совсем припал к решетке и прошептал: «Помочь, конечно».

Петя оттащил труп в канаву за амбарами, и, шатаясь, поднялся в горницы.

— Я человека убил. Узнал меня Матвей, подослал холопа с кинжалом.

Глава Московской компании смотрел в землистое от усталости лицо юноши и вдруг вспомнил, как легко входила шпага в тело противника, и как потом лилась на утоптанную землю темная, быстрая кровь. Сколько лет ему тогда было? Тоже, как Питеру, — восемнадцать. Он быстро наполнил вином бокал, протянул Воронцову.

— Ты сядь. Сядь, выпей, успокойся.

Юноша, не чувствуя вкуса, залпом осушил бокал.

— На Москву мне надо. Венчаться и увозить ее.

— Кого ее? — не понял Дженкинсон.

— Сестру Матвея младшую единокровную. Я ее с детства знаю, я сюда за ней и ехал.

Свататься.

— Посватался? — Дженкинсон стал одеваться.

— Куда вы?

— С тобой на Москву, куда, — проворчал купец. — Так ты что, невесту свою крадешь, что ли? Родители ее против?

— Родители не против, только вот царь Иван тоже хочет ее себе в жены.

— Шпагу не забудь, — коротко приказал Дженкинсон.

Когда он шел наверх, заботливо поддерживаемый Матвеем, он посчитал ступени — их было сто двадцать. Яркий полуденный свет ударил в глаза. Башкин дернул головой, зажмурился.

Он почти ничего не видел. «Как же я писать буду? Или, может хоть диктовать смогу, как Феодосий.»

— А Федор Васильевич где?

— Ждет нас, — прозвучал ровный ответ. — Вот сюда иди, тут возок.

Башкин почувствовал, как открывается перед ним низкая дверь. Внутри было тихо. Матвей помог ему усесться. «Сейчас поедем».

— Матвей знает, что я здесь, — выпалил Петя с порога, ворвавшись в дом Вельяминова. — Я его холопа, которого он ко мне с клинком подослал, убил.

— Сядь, не тараторь, — слегка опешив, приказал Вельяминов.

— Да что вы все «сядь» да «сядь», — сорвался на крик Воронцов-младший. — Я человека убил!

Федор с размаха залепил ему пощечину. Петя вздрогнул, заморгал виновато.

— Ничего, — утешил его Вельяминов. — У каждого свой первый раз бывает. У меня в пятнадцать лет это было, а с тех пор и не считал я.

— Вы воин, вы другое дело. — Пете вдруг бросилось в глаза, как постарел несгибаемый Вельяминов, буквально за несколько дней постарел.

— Ты теперь тоже воин. Ты царю дорогу перешел, думаешь, это так просто с рук сойдет?

Сейчас Марфа с матерью спустятся, благословим вас.

Они стояли в разных углах горницы — Марфа, с заплетенными косами, в нежно-зеленом летнике вдруг показалась Пете совсем не той девчонкой, что видел он в подмосковной. Она зашла с опущенной головой и так и осталась стоять, не взглянув на него, забрызганного грязью, с влажными от дождя волосами.

— Сватается к тебе Петр, дочка, — взяла ее мать за руку. — Что скажешь?

Марфа, прерывисто вздохнув, тотчас кивнула согласно.

— Венчаться вам надо не медля. — Федор прошелся по палате. — Венчаться и уезжать отсюда.

— Но почему?

— Ищут Петра, брат твой Матвей узнал его. А коли мы его дитем шестилетнего от смерти неминучей уберегли, так и сейчас на нее не предадим.

— А тебе, коли ты жена венчаная, — подала голос Феодосия, — окромя как с мужем рядом, другой дороги нет. Хочешь такую судьбу или другое выберешь? Тебя еще один человек хочет в жены взять.

— Кто?

— Государь Иван Васильевич на престол хочет тебя посадить, в царицы московские.

На длинных ресницах заблестели слезы.

— Учили вы меня, родители родимые, что нет ничего дороже чести, что бесчестно за нелюбимого замуж идти. Я себя только тому отдам, кого люблю всей душой. — Она запнулась, закусив губу. — Тебе, Петя, коли люба я тебе.

Он, как в тумане, взял девушку за руку и привлек к себе. Так, не разнимая рук, они опустились на колени перед иконой, что сняли со стены Феодосия и Федор Вельяминовы.

В возке душисто пахло сухим сеном. Башкин подумал, что ехать будет мягко, может даже поспать удастся. Он пошарил рукой в темноте, дотянулся до двери, хотел открыть, но она не поддалась. Он неуверенно позвал: «Матвей Федорович?».

На монастырском дворе Матвей поднес горящий факел к груде сена. Оно вспыхнуло сразу — весело, ярко. Возок заходил ходуном. Башкин, зайдясь в кашле, снова попытался открыть дверь, но тщетно. Удушливый дым завыедал глаза, забивался в рот. Я ж ему все сказал, и про отца его, и про Феодосию, успел подумать горько Башкин, зачем жжет он меня?

Раздался треск, откуда-то потянуло свежим ветром, и Башкин вслепую пошел туда. Он вдруг вспомнил, что от нее тоже так пахло — чистым теплым ветром и летними травами.

Стенки возка затрещали и рухнули. Горящий человек вывалился наружу в истошном неумолчном крике. Его заглушил монастырский колокол. Матвей в седле перекрестился, глядя, как тлеют остатки волос на голове несчастного, как съеживается кожа, как лопаются, вытекая и превращаясь в пар, глаза. Посмотрев на дымящегося, обуглившегося, слепо ползущего человека, он развернул коня и проехал прямо по голове умирающего. Сожженные кости поддались и на подковах осталась белая, тягучая масса. Потом он долго с ожесточенным наслаждением втаптывал останки в нагретую летним солнцем землю.

Ни разу еще не видел Энтони Дженкинсон такого венчания. В полутемной крохотной церквушке витал запах ладана, подрагивали слабые огоньки редких свечей. Родители невесты — пожилой, богатырского сложения боярин, и высокая, ему под стать, нестарая и очень красивая женщина молча стояли сзади, держась за руки.

В Лондоне никто бы не поверил, что владелец «Клюге и Кроу» венчается, как последний оборванец — в наскоро отчищенном кафтане, с исцарапанными руками.

— Имаши ли Петр, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию Марфу, юже зде пред тобою видиши? — спросил высокий худой монах в потрепанной рясе и надвинутом на лицо клобуке.

— Имам, честный отче.

«Сего ради оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будета два в плоть едину: тайна сия велика есть», — услышала Марфа и робко, осторожно взяла мужа за руку.

Супруги Вельяминовы негромко в один голос произнесли: «Аминь».

Обняв уже замужнюю дочь, Феодосия устремленные на нее суровые глаза казанского митрополита Германа, что недавно был вызван в Москву по приказанию царя — за то, что с амвона призвал государя покаяться за грехи его.

Муж тронул ее за плечо.

— Хоть и тайное у нас венчание, однако чарку за здоровье молодых не выпить нельзя.

Переведи ему, — кивнул Федор на Дженкинсона.

На Воздвиженке, после того как все поздравили новобрачных, тесть тронул Петю за плечо:

«Пойдем, Петр Михайлович, поговорим, пока мать жену твою собирает».

— Хоть Марфа теперь и жена твоя, однако, ежели государь захочет, ничто его не остановит, будет как и с Марьей вашей.

Петя побледнел.

— Не позволю.

— Ясное дело, что мужу надо смерть принять за честь жены своей, на то он и муж. Однако подумали мы тут с Федосьей и решили, что лучше всего будет Марфу спрятать, хоть на год, пока не уляжется здесь.

— Думал я ее в на Белое море везти.

— Туда и в Новгород соваться вам нельзя, — покачал головой Федор. — Ливония в войне, а в Холмогорах, как туда ваши корабли наладились, людей царских не перечесть, не скроешься от них.

— И куда же нам?

— На восток. К Вассиану, брату Марфушиному старшему, сыну моему, в Чердынский богословский монастырь, он настоятелем теперь там. В мужском монастыре, тем паче в такой дали, жену твою искать не будут, а ежели волосы ей обрезать и в армяк обрядить, от пацаненка не отличишь. — Тесть вдруг помрачнел. — И вот еще что, Петруша, надо тебе о смерти матери твоей рассказать, ино ты не знаешь, что было с ней, а должон.

Отряд государевых людей остановился на развилке.

— Скачите в слободу Александрову, — приказал Матвей помощнику. — Доложите государю, что огнем мы скверну выжгли. Как приеду, сам еще с ним поговорю.

— Скоро ждать вас, Матвей Федорович?

— Да вот с отцом поговорю и вернусь. — Матвей свернул на проселочную дорогу, ведущую к усадьбе Вельяминовых.

— Вот так твоя мать смерть и приняла, — закончил боярин. — После казни повезли ее в монастырь, она по дороге преставилась.

— Где ее схоронили?

— Да кто ж знает, милый ты мой. Ты, ежели уцелеешь, Степану расскажи, что не оставил вам царь могил отеческих.

— Расскажу. — Петя взглянул на боярина и тот поразился — ровно тучей подернулись ясные глаза племянника. — Как нам до Чердыни добираться?

— До самой Чердыни не надо. Как приедете в Ярославль, иди вот к этому человеку, — Вельяминов отдал юноше запечатанную грамоту. — Он вас отправит вниз по реке до Казани, там Марфу ждать будут, а Вассиана я извещу. Тебе там болтаться не след, ты езжай дальше, в Астрахань, там у меня дружок есть, Данило Гребень, мы с ним ханский флот на Волге жгли когда-то, он тебя приютит на зиму. Опять же и теплее там на море-то. Вот тебе для него грамота тоже. Люди это все надежные, не предадут. А весной за Марфой вернешься, и к Белому морю. Все понял? Деньги есть у тебя?