Любовь, граничащая с безумием (СИ) - Ильина Оксана Александровна "oksana.il"

— Можешь конечно попробовать, — зарычал Мишель изменившись в лице, — Но в таком случае я овдовею первым.

— Вам не кажется это несправедливым! — воскликнула девушка, с трудом сдерживаясь чтобы не топнуть ногой. — Вы намеренно отнимаете у меня возможность стать матерью. Да ещё и лишаете удовольствия, — последнее было произнесено с горяча, она не собиралась этого говорить, как и остальные глупости. Ей было жутко стыдно, но и остановить себя Кэтрин уже не могла.

— Я разве отказываю тебе в удовольствии? — в несколько шагов он преодолел расстояние между ними. И Кэт пошатнувшись, заметила, как распахнулась у него на груди расстегнутая рубаха.

— А если этого мало? — подняла голову с вызовом глядя ему в глаза, а у самой внутри все задрожало. И где-то в глубине, затуманенного злостью и предвкушением разума, промелькнули слова Мэри "Ты должна сделать все, чтобы ваш брак стал настоящим". Но что она может сделать? На что хватит смелости? И готова ли к этому? На последний вопрос тело ответило самостоятельно, стоило мужу потянуть за пояс на ее халате.

— Так попроси, — прошептал, наклонившись к ее уху, — Возможно я смогу дать больше.

Хотела было что-то ответить, но рот лишь приоткрылся не выпустив ни слова. Руки Мишеля тем времени скользнули по обнаженной коже притянув Кэтрин к себе. Он поднял голову, посмотрев на губы девушки, и у нее по коже словно пронесся ураган. А сердце в груди заметалось, в панике безуспешно пытаясь пробиться сквозь ребра. Дыхание мужа обжигало губы, и она в этот миг, не желала ничего сильнее, чем ощутить вкус его поцелуя. И будто угадав ее желание, Мишель еле касаясь провел языком по нижней губе. Графиня задрожала, обмякнув в крепких, мужских руках. И даже сердце в груди застыло с неистовым предвкушением ожидая продолжения. Но в этот момент в дверь громко постучали. Дантон не спешил отвечать, а его пальцы сильнее сдавили ее талию. Но визитер не уходил, стук раздался снова, и снаружи донеслось:

— Милорд, к вам пожаловал Виконт Свит со срочным посланием от короля.

Затаив дыхание, Кэтрин посмотрела на Мишель, его руки тут же оставили ее тело. Схватив сюртук, граф направился к двери, даже не взглянув на жену.

Девушка испуганно смотрела мужу в след. Не по ее ли душе срочное послание? Машинально, Кэтрин последовала за Дантоном, на ходу завязывая халат.

Она не посмела подойти ближе, и затаившись на лестнице, прислушалась к разговору. Но тут же поняла, что совершила ошибку, ибо речь шла совсем не о ней. Стоило уйти, девушка знала, что подслушивать ужасно, но не смогла заставить себя сдвинуться с места.

— Капитан, король просит вас, как можно скорее вернуться на службу, — Мишель видел, что Свит нервничает. Граф помнил парня, они некоторое время служили в одной кавалерии. И тот отличался смелостью и выдержкой. Так что теперь подкосило его боевой дух?

— Что стряслось Свит?

— Туар не сдержал мирный договор, его войско уже захватило западные земли! — пылко доложил парень, — Король был не готов к такому. Его величество распустило большую часть армии. А вражеское войско, поговаривают не знает счета.

— Король глупец! — жёстко выразил свое недовольство граф, — Его предупреждали, что такой исход неизбежен. Но он разве слушал кого? Желая сэкономить на содержании армии.

— Милорд, я понимаю ваше негодование, но подобные выражения в отношении монарха не допустимы, — Свит понимал, Дантону плевать на то, что допустимо, а что нет. Граф являлся одним из немногих, кто мог высказать свое мнение в открытую. Возможно, если бы не его состояние, и огромные пожертвования в казну, капитан давным-давно был бы уже отправлен в Бард — самую отвратительную тюрьму королевства. Отчасти, парень мог согласиться с графом, все кому довелось побывать на поле боя, знали, что Тиберийцы согласились на мир неспроста, и видели в этом подвох.

— Недопустимо было садиться с дикарями за стол переговоров! — продолжал бушевать Мишель, — И давать им фору в несколько лет.

— Да, нам наверняка не собрать такое войско, но все же стоит поторопиться, вы с нами капитан? — спросил Свит с надеждой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Томас, вели побыстрее собрать наши вещи, мы немедленно выдвигаемся, — скомандовал граф вместо ответа. Конечно, он будет на передовой, война была его стихией. Дантон только и ждал дня, когда его снова призовут.

Кэтрин смотрела на мужа не моргая. При упоминании о войне у нее внутри все сжалось. Она понимала, что нужно уйти, пока он не заметил ее, но не могла и шевельнуться. Казалось мир вокруг нее медленно рушится. Мишель покидает поместье второпях и неизвестно когда теперь вернётся. Эти мысли отзывались болью в сердце. Графиня чувствовала самую настоящую боль, ей хотелось прижать дрожащие руки к груди чтобы немного ее унять. Граф, как и многие верные своей стране мужчины, уходит на войну. Но почему тогда, Кэтрин это так пугает? Она много слышала о войне с Тиберию, которая тянулась долгие годы. Народ воспевал похвалы воинам вернувшимся живыми, и возносил молитвы о погибших. И все знали, что не вернувшихся было больше чем уцелевших. А что если Мишель не вернётся? От страшного предположения девушка вздрогнула, и с шумом втянув воздух, привлекла к себе внимание мужа. Их взгляды встретились, ее наполненный страхом, и его блестящие от ликования глаза. Она осознала, что Дантон только и ждет того, чтобы броситься в бой, его нисколько не пугает предстоящие. В то время, как ей хочется броситься к нему, и уговаривать остаться …

Мишель отвернулся, разорвав их визуальную связь, и не сказав ни слова вышел из холла. А Кэтрин, онемевшими ногами пошлепала в свои покои, где все ещё ее ждала взволнованная Мэри, до которой графу и дела больше не было. Как и да нее самой….

73 ГЛАВА

Лето не спеша приближались к своему завершению. А от Мишеля так и не было новостей. Кэтрин казалось, что за это долгое время она смирилась с ожиданием. Девушка надеялась получить хоть как-нибудь известия о муже. Она не знала всё ли с ним в порядке, не знала жив ли он. По округе очень быстро разносилась молва о том, что враг стремительно завоевывает территории Балинии. Народ был напуган, ибо армии никак не удавалось оттеснить недругов.

Сердце графини болело за супруга. Порою она не находила себе места от переживаний. И все чаще, ловила себя на мысли о том, что тоскует по Мишелю. С их первой встречи, Кэтрин никогда еще так долго не оставалась без него. Девушка замечала, что ей не хватает его насмешливой улыбки, ледяного взгляда, их редких встреч за завтраком, и нежности… Хоть последнего и было не так много, но ее тело словно пропитались прикосновениями графа, и теперь изголодалось по ним.

Кэтрин пыталась отвлечься от бесконечных переживаний. Она много времени уделяла прогулкам, приближающаяся осень придавала природе свою особую красоту. Но это ее не трогало, ибо в душе не смолкала тревога. Графиня укрепляя навыки верховой езды, и даже привлекла к этому Мэри. Подругу такая идея ужаснула, по все же после долгих уговоров Кэт, та согласилась. И теперь они встречали рассвет огибая бесконечные просторы владений. Наслаждались нежностью и теплотой восходящего солнца. Любовались тем как оживает природа с его появлением.

Этим утром Кэтрин собиралась на прогулку одна, Мэри увлеклась раздачей распоряжений прислуге.

Не спеша спускаясь, девушка застыла где-то посередине лестницы. Ее пальцы побелели мертвой хваткой вцепившись в перила. А сердце, ухнув, понеслось куда-то вниз к ступенькам. Черный, неподвижный силуэт в холле вызывал непроизвольный страх. Зачем она явилась? Неужели что-то с Мишелем? От последней мысли подкосились ноги и потемнело в глазах. С неимоверным усилием, Кэтрин заставила себя продолжить путь, не обращая внимания на то, что рука с отвратительным лязганьем скользит по периллу. Спустилась, и остолбенела, глядя на ненавистную женщину. И та сверлила ее глазами полными презрения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты ещё здесь? — откинула вуаль пожилая дама. Кэтрин показалось, что с их последней встречи графиня высохла окончательно. Теперь она напоминала живой скелет. На сером лице, единственным у чего еще остался цвет, были сверкающие от злости глаза, — Мой внук на войне, а ты хозяйничаешь в его доме?