Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Теперь понятно, что происходило все эти последние месяцы.

Ян Гочжун, премьер-министр и брат прекрасной Ян, знал о заговоре и пытался предотвратить его самым радикальным и самоубийственным образом, назначив всех, кого он подозревал, военными чиновниками обреченной на гибель армии.

Но он не знал о роли в заговоре одного человека — вашей роли, господин Чжоу. И благодаря этому вы спровоцировали премьер-министра начать аресты торговцев — агентов Ань Лушаня. Эта акция, непростительно опасная для важного государственного чиновника господина Чжоу, — акция, грозившая мятежом против империи, — была совершенно логична для заговорщика Чжоу. Мятеж — это же было как раз то, что вас устраивало.

Потому что нет лучшего способа подтолкнуть всю верхушку империи к гибели, чем выставить ее в глазах Поднебесной — и, что важно, в глазах ее чиновников, — людьми, которые спровоцировали лучшего из генералов к мятежу, а потом еще и предельно бездарно боролись с ним.

Что ты там говорил мне, старый мой друг, человек без имени, по кличке «Сова» — «Юкук»? Что те действия, которые мне кажутся идиотскими, на самом деле всегда предельно логичны — для кого-то.

Так и получается. Что происходит в Поднебесной империи? Хаос и развал. И падение доверия к императору, и растущая ненависть к семье Ян. Для слуги императора Чжоу это — несчастье. Но для заговорщика Чжоу — наоборот.

Так, а теперь пора подумать и о себе, о том, что же я в результате натворил.

Получается, что все хуже некуда. Все время, пока я думал, что покупаю себе время работой на императора, я работал на заговорщиков против императора.

Вот только — как? Мои письма Ань Лушаню, переправлявшиеся через господина Чжоу, четко говорили ему об одном: сиди на месте, не высовывайся, тебя хотят сожрать. Мои устные послания напрямую, через Меванчу, говорили о том же. Потому что это, в конце концов, и было тем, чего я добивался в качестве лучшего варианта. Хотя готовился и к худшему — к тому, что сейчас и происходит. Но вовсе не подстрекал к этому «худшему» моего братца Аня.

«Все равно что спать со змеей под одеялом», — вспомнил я слова Юкука.

Далеко-далеко и давным-давно в наш самаркандский дом часто заходил некто Рамтиш, человек, которого все безмерно уважали, но обходили стороной.

Он ловил змей.

Он прижимал змею к земле толстой палкой или деревянной подошвой особого сапога, хватал ее за треугольную голову и просовывал между ее зубов кинжал. Кинжал этот, укушенный смертельной серой лентой с неподвижным взглядом, он потом долго отмачивал в масле, а масло продавал мне, готовившемуся тогда к очередной большой войне и к долгим дням среди воинов, неспособных после нескольких часов битвы даже поднять руку. Это масло, втираемое в их мышцы, возвращало в седло людей вдвое быстрее, чем в любом другом отряде.

— Когда я хочу поймать змею, я сам должен стать змеей, — говорил мне этот человек, весело поблескивая серыми глазами из бороды, которая, казалось, росла прямо от его нижних век. — Я должен думать как змея и чувствовать как змея. Тогда я пойму, как себя поведет эта змея, где спрячется или как нападет.

Как же должен был действовать все эти месяцы змей по имени Чжоу, и — главное — как он будет действовать сейчас?

Итак, он делал одну очень простую вещь. Он вел великую империю к краху. Естественно, с лучшими намерениями. Потому что за крахом и падением (а то и загадочной смертью) императора ожидался приход наследника, Светлого Вана, или же Плешивого Хэна, — кому как нравится. «Справедливость будет восстановлена, в Поднебесной возродится гармония» — вы мне на самом деле это сказали, господин Чжоу, или это игра моего воображения?

Ну, а потом… договорится ли новый император с помощью своего верного слуги Чжоу с Ань Лушанем, или же наследнику придется стать героем империи, подавив восстание? Скорее второе. Слишком много крови уже пролил мятежный полководец.

Но — далее: похоже, у неприступного Тунгуаня имперские войска тоже долго не продержатся. Потому что это не отвечает планам господина Чжоу. Которому, судя по истории с арестами Ношфарна и других, увы, верит пока что его будущая жертва-премьер-министр Ян Гочжун. А пока он ему верит, жди неприятностей на поле боя. Недолго, видимо, гореть сигнальным кострам по эту сторону Тунгуаня, говорящим о том, что ущелье держится.

Мне лично это было почти все равно. Потому что я был человеком, писавшим письма заговорщикам. Я был человеком, с чьего стола утащили список сторонников заговорщика в столице. И я же был человеком, самым неприятным образом связанным с одной очень влиятельной дамой из семьи Ян. То есть наглядным свидетельством… чего? — получается, сговора этой семьи с негодяем Ань Лушанем.

Ой-ой. Правда, я же был человеком, который подготовил для заговорщиков — а не для императора, как я думал, — договор о помощи и границе сразу с двумя государствами, находящимися за ней. Халифатом и уйгурами.

Переговоры, как я знал из почты, прошли успешно, и очень скоро отряд конницы из Круглого города, так же как и воины-уйгуры, должен был подойти к землям империи, дабы оказать ей помощь в борьбе с мятежом. А Ань Лушань должен был понять, что дни его сочтены.

Но вот теперь получалось, что император тут был ни при чем. Он мог попросту не знать о том, что глава его Ведомства по делам иностранцев, господин Чжоу, готовит такие договоры. Потому что Чжоу готовил их не для императора, а для Плешивого Хэна. Он с моей помощью ковал оружие для нового владыки Поднебесной, оружие, которым тот быстро сокрушил бы мятеж — после того как сам Светлый император, увы, распрощался бы с этим миром.

Мне же предстояло прощаться с этим миром в самом ближайшем будущем. Причем, боюсь, очень медленно и мучительно прощаться. Потому что враг давно уже стоял у самой столицы, у неприступных ущелий Тунгуаньского прохода. И главные события, значит, должны были произойти очень скоро.

Оставались сущие пустяки. Змея украла с моего стола камфарные фигурки. Вот теперь и с ними все было ясно. То, что змея стащила бумаги с именами сторонников Ань Лушаня, — это было не главное и не единственное.

Нужны были именно фигурки.

Если эти изумительные миниатюры были известны хотя бы десятку людей во дворце как подарок императора драгоценной наложнице Ян, то именно в таком качестве фигурки должны были всплыть очень скоро в самом неподходящем месте.

Где? Да в ставке мятежника, ясное дело. После этого несчастной мартышке Ян уже было бы не отделаться правом на почетное самоубийство. А затем пришла бы очередь ее брата. Император же предстал бы перед Поднебесной как выживший из ума старик, у которого под носом творился разврат, заговоры, подстрекательство к мятежу. Заодно двору, в качестве живого (точнее, полуживого) доказательства показали бы некоего мелкого согдийского шпиона, через которого осуществлялись преступные сношения семьи Ян с заговорщиками. Сознавшегося в своих преступлениях негодяя, на чьем столе — как видело множество людей, — стояли те самые фигурки, прежде чем оказаться, по поручению злодеев из семьи Ян, у мятежника.