Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поедешь со мной, будешь помогать, да языком не болтай лишнего. Хотя тебе и сболтнуть лень. Вот уродился помощник.
Алёшке хватало ума не спорить с отцом. Знает, что отец пошумит, а деваться некуда, не выгонит.
— Ладно. Надо ехать, так поедем.
Через два дня Осип был уже в Туманшете. Заехал к Игнату Комову, тот был в деревне главный, мимо него дело не сделаешь. Приходится кланяться. Ничего непотребного Осип не собирался делать: только бы договориться о покупке всей пушнины, которую охотники готовы продать. Раньше так не делали. Покупали какую-то часть и только. Зачем понадобилась вся, объяснять всем не было желанья, а Игнату говорить надо. Тоже не допустит обмана для своих односельчан. Дружки с Камышлеевым. Да и пусть, обманывать Осип не собирался, а скупить всё надо было. Тем более что деньги были выделены.
— Здорово, Игнат, — поздоровался Мыльников.
— Здорово и тебе. Привёз чего?
— Тебе нужно чего-нибудь?
— Да чего мне нужно? Есть всё, — буркнул Комов. — Пойдём в дом, поговорим.
— Угадал, разговор есть.
— Чего там гадать, воровская твоя душа.
— Чего уж так сразу?
— Говори, зачем приехал. — Игнат присел на скамейку.
Мыльников сел рядом.
— Охотники вышли из леса?
— Значит, шкурки понадобились, — кивнул Игнат. — Я так и думал. Скажи свою нынешнюю цену на меха, а я послушаю.
Мыльников стал называть цену. Немного завысил против прошлого года.
— Чего вдруг раздобрел? Ай беда какая?
— Просто человек хочет скупить хороший мех, цену даёт он, а я посредник — и только.
— Когда рассчитываться будешь? Опять после продажи? Или свою рухлядь будешь предлагать?
— Расчёт сразу. Поговори со своими охотниками, чтобы не продавали никому. Я заберу, не обижу.
— Поговорю, только я сам присмотрю за тобой. Я с тобой договариваюсь, я и отвечаю. Приезжай через неделю, выйдут последние, зараз посмотришь всё и выберешь.
Только в Туманшете так разговаривал Осип. Там жили ловкие охотники, добывали соболей, белок, рысей. С ними нельзя говорить нахрапом, они знают себе цену. Завтра с утра поедет в другие деревни, там разговор будет другой и цены будут другие. Там и на товары будут менять.
Утром двумя подводами поехали сначала в Цыганки. Деревня, что в четырёх верстах к югу, небольшая, полтора десятка домов. Люди живут небогато, промышляют в основном охотой да держат скот, покосы имеют хорошие. Зерна хватает себе и для скота, лишнего не производят. Нечем. Кони не у всех, а взял у кого — отдай зерном. Здесь намного хуже устроены люди, чем в Камышлеевке и Туманшете. Нет крепкой руки. Живут больше сами по себе, артелью не работают, не помогают друг другу.
Мыльников заехал к Ивану Панкратову. У него всегда и останавливался. Завидев обоз, люди сами потянулись к Панкратовой избе. Осип скупал пушнину, меняя на товары, иногда, когда просили, давал и деньгами. Зачем злить народ? Через два часа торговля была закончена. Упаковав пушнину, Осип направился в Бланку. Бланка — деревня серьёзная. Там жили тоже переселенцы, но не нынешние, а давешние. В основном поляки, сосланные за бунтарство. Жили они здесь уже лет тридцать, можно сказать, местные. Хозяйства у них крупные, детей помногу. Занимались охотой. Здесь тоже надо аккуратно разговаривать — мужики серьёзные. В Бланке Мыльников останавливался у Ивана Осмоловского. Семья у Осмоловского была многодетная: и сынов много, и дочек. В люльке покрикивал самый младший, Сашка. Родился как раз в сенокос, хорошенький парнишка, да крикливый больно.
— Дай ему титьку, что ли, пусть помолчит немного, — сказал Иван.
Присосался Сашка да затих, потом и уснул.
— Рано приехал, — сказал Иван, когда стало тихо. — Не все вышли из тайги. Нынче снег невелик, так ещё промышляют. Ходить хорошо, ловушки и плашки не задувает.
— А есть, кто вышел?
— Есть.
— С добычей?
— Да, поговаривают, что не пустые. Завтра с утра расторгуешься, заночуй у меня, чего на ночь глядя торги разводить?
К обеду Мыльников свернул торговлю и направился в Светлое и Тропу. До вечера закончив дела, направились домой. Ночь выдалась светлая: полная луна ярко светила в глаза, звёзды мерцали, как снежинки, под луной.
Домой приехали к полуночи.
Через день Осип с новым обозом поехал в Суетиху. Только спустя неделю вернулся пьяненький, но весёлый. Ходил по дому одетый в сюртук чёрного толстого сукна на три пуговицы, обтянутые синим шёлком, в сапогах с высокими голенищами, в широких, в полоску брюках, заправленных в сапоги. Купец средней руки — и только. Напевал себе под нос. Никому ничего не рассказывал, а спросить у него не решались. Раз весёлый, значит, всё хорошо. Никто не знал, как подошли они друг другу, Жоголев и Мыльников. Каждый имел свою корысть, и каждый остался с прибылью.
А потом Осип запустил диковинку, которую приобрёл для большей солидности — граммофон. Пластинок было немного, но Мыльникову обещали подвезти ещё. А пока можно было послушать цыган, да ещё какой-то мужик то ли пел, то ли гудел что-то непонятное. Обещали привезти что-нибудь красивое, жалостное, тогда можно будет поставить эту штуковину в магазин. Пусть люди ходят да слушают.
24
Мишка Сушкевич долго не мог привыкнуть к Сибири. Зимой — морозы, даже воздух густеет, режь его кусками и глотай. А летом — жара да гнус, от которого только и спасаешься дёгтем. Не намажешь скот — беда. Коровы от укусов поднимут хвосты, понесутся, обезумев от боли. Пастухи ничего не могут поделать. Только дымокуры и спасают, стадо стоит возле дымокура, не пасётся, а спасается от слепней да комаров. Потом приспособились. Прежде чем выгонять скот на пастбище, мазали дёгтем. Возле дома стали выкашивать траву, вместе с травой исчезал и гнус. По вечерам на скамеечке лясы точили да орехи щёлкали. Погнала в дорогу Мишку да его жену Алёнку из родной Белоруссии беспросветная нужда. Было два выхода для молодой семьи: идти батрачить на пана или ехать в даль далёкую Сибирь за призрачным счастьем. Ни у Мишки, ни у Алёнки ничего не было за душой. Свела их любовь. Оба были не последние люди в деревне, красивые, здоровые, весёлые. Всё было просто, пока не родился сын Васька. Нужда нависла драным мешком над головой. Вроде и видны просветы, а потянулся к ним — опять темнота, хоть в петлю головой. Вот тогда
